– Чего ты так удивляешься? Не всем же рано помирать. ― Старуха отпила чаю и поправила седые волосы. ― Не всем. Да. Не всем. Но вот муженек мой рано свалил на тот свет. У нас была дочь. Красивая, стройная… прям как ты, дорогуша! ― она улыбнулась Флоре. ― Пару лет назад она вышла замуж. У нее и сын родился, Рошей его назвали. Все как положено: счастье, достаток. Бог видит, как я была за нее рада. Но недавно и их с внуком ни стало.

– Что случилось? ― спросила Флора.

– Прости, дорогуша, не хочу говорить об этом.

– И как вы справляетесь одна? ― спросил Смолл.

– Кое-как. Ручеек в десяти минутах ходьбы. Каждый день ношу оттуда по два ведра. Ем, что придется. Выращиваю ягоды и грибы. Кое-как справляюсь.

Смолл отыскал глазами ведерко воды, стоявшее возле печи. «Тяжелое, ― подумал он. ― Как эта старуха поднимает его наверх? Тем более используя тот дряхлый канат».

– Тетушка Балгани, как вам удается поднимать ведра наверх? ― Флора вслух озвучила мысли парня.

Прежде чем ответить старуха рассмеялась, так сильно, что закашлялась.

– Вы в порядке?

– Эх, здоровье у меня уже не то, ― сипло отозвалась она. ― На чердаке есть две койки. Можете допить чай наверху. Там же стоит второе ведерко. Если нужно будет умыться или еще чего. Я, пожалуй, прилягу.

– Конечно, ― сказала Флора. ― Если вам что-нибудь понадобится ― просто скажите.

– Спасибо, дорогуша, спасибо.

Старуха легла на скрипучую кровать и закрыла глаза. Флора встала с кружкой чая в руке и по крутой лестнице стала подниматься на чердак. Смолл продолжал сидеть на месте.

– Смолл, ― шепотом позвала принцесса, ― идем.

– Да.

Он схватил рюкзак и последовал за девушкой.

– Не нравится мне все это, ― сказал Смолл, когда они поднялись на чердак. ― Что-то тут не так.

– Да?! И что же?

– Говори тише. Старушка не смогла бы поднять два таких ведра наверх. Она что-то недоговаривает.

– И что с того? ― не удивилась Флора. ― Все мы имеем право на секреты.

– Причем тут это? ― вскинулся Смолл. ― Ты вообще меня слушаешь?!

– Сказал говорить тише, а сам кричишь.

Флора допила чай и поставила кружку на тумбочку возле кровати.

– Неужели тебя не насторожило количество обуви в том шкафу? ― не унимался Смолл.

– Да какая разница сколько там обуви! ― Флора от негодования стукнула кулаком себя по бедру. ― Ты какую-то ерунду несешь. Оставь в покое тетушку Балгани. У нее и так недавно дочери с внуком не стало.

– Надавили на чувства и все? Попрощаемся со здравым смыслом?!

– Прекрати кричать!

– А я и не кричу! ― Смолл сжал пальцы в кулак. Ему вдруг захотелось кого-нибудь ударить, и он принялся шагами поднимать пыль на чердаке. Чердак казался парню неправильным, кривым и до бешенства грязным. ― Кажется, до меня дошло. Это все чай.

– Чай? Чай, говоришь?! Чем тебе чай не угодил? Возьми себя уже в руки. А-то смотреть тошно. Ведешь себя как умалишенный. ― Щеки принцессы залил густой румянец, она была страшна возмущена. Походка, голос, идеи ― все раздражало в Смолле.

– Флора, послушай, этот чай повлиял на наш мозг…

– Тебе самому не стыдно нести такую чушь? Ходишь туда-сюда с видом важной особы, хотя представляешь собой лохматого деревенского дикаря!

– Замолчи! ― Смоллу стоило невероятных усилий сохранять власть над собой. Он подскочил к Флоре и сграбастал ее тонкие запястья в свою руку.

– Отпусти! ― крикнула принцесса. ― Мне больно!

– Продолжай кричать, ― шепотом приказал он.

– Что ты творишь?!

Смолл свободной рукой достал из заднего кармана брюк маленький прозрачный стеклянный флакон с розоватой жидкостью, снял пробку и влил немного содержимого в рот принцессе. Она сопротивлялась еще секунд десять, после чего силы оставили ее.

Смолл уложил Флору на кровать и вытащил из переднего кармана брюк флаконы с синей и зеленой жидкостями. Ему хотелось закричать. Все вокруг раздражало. Стены дома то сжимались, то расширялись. Пол, как кусок льдины посреди безбрежного океана, пытался уйти из-под ног. Смолл глянул на безмятежное лицо принцессы и крепко сжал пальцы в кулак. Ему показалось, что она усмехается над ним.

Он снова сосредоточился на сосуде с синей жидкостью

«Яд травяного метателя, ― подумал он, ― только бы я был прав».

Он отпил треть синего флакона, закрыл пробкой, содрогнулся и рухнул на колени от боли. Ноги начало сводить. Стук сердца превращался в дробь. Все тяжелее было вдыхать воздух. По жилам словно растекался раскаленный чугун. Яд травяного метателя заглушал действие любого другого токсина, но убивал в течение пяти минут.

У Смолла из рук выпали оба флакона, и он стал искать их наощупь. Зрение покидало его. Вот он схватился за ножку кровати, вот вырвал половицу, вот стиснул что-то жесткое и с лапами ― жук! ― и в отчаянии бацнул по полу.

– Где же вы? ― взмолился он. ― Я не хочу умирать так бессмысленно.

Он не переставал наощупь продвигаться по полу и, наконец, нашел флаконы, гладкие и холодные. Перед невидящим Смоллом теперь стоял выбор: зеленая жидкость и мгновенное восстановление или же синяя жидкость и мучительная смерть. Он снял обе пробки и поднес флаконы к носу. Бесполезно! Яд травяного метателя пах гнилой травой, а приготовленный антидот ― мочой. Но для парня все источало совершенно одинаковый пустой аромат. Его органы чувств отказали.

«Пятьдесят процентов успеха недостаточно», ― так посчитал Смолл и залпом влил себе в рот содержимое обоих флаконов. Он мог только надеяться, что антидот перебьет действие яда.

И он оказался прав. Зрение мигом прояснилось, и уже через пару минут Смолл смог подняться на ноги. Голова еще кружилась, но парню все было нипочем, ведь он остался жив.

Тем временем весь Метеоритный лес заволокло непроницаемым, как стена, туманом. Темноту на чердаке развеивала лишь небольшая банка со светящимися жуками. Они наивно бились в непреодолимые для них стенки стеклянной тюрьмы. Стены дома, прикрепленного к сосне, скрипели. Внизу громко храпела тетушка Балгани.

Смолл засомневался в своих подозрениях. Он снял сапоги и босиком на цыпочках принялся расхаживать по чердаку. Он искал, но не знал, что именно. Кроме старой пыльной тумбочки тут стояли разве что две дряхлые кровати, пустой шкаф и ведро с мутной водой. По сравнению с чердаком старухи чердак Смолла был дворцом.

Смолл опустил руки в прохладную воду, ополоснул потное лицо и заметил небольшое темное пятнышко на полу. Он подошел ближе и наклонился. Пятнышко оставляло за собой тонкую, как пальцы Флоры, полоску, тянувшуюся от низа шкафа. Смолл открыл сначала нижние деревянные дверцы шкафа, затем верхние. Пусто. Паутина, да пыль. Он закрыл дверцы и сел на кровать.

Флора мирно посапывала под действием успокоительного. Смолл влил ей в рот всего пятую часть флакона, очень скоро она очнется и, если он ошибся, станет буянить. Смолл предпочел бы ошибиться. Одинокая старуха и у него вызывала жалость. Потерять мужа, дочь и внука…

Смолл резко встал. Ему послышались шаги, спокойные и тяжелые, как у палача. Подскочив к стене, он приложил ухо к гладкому дереву. За стеной кто-то был, и этот кто-то что-то передвигал. Смолл ― стопы у него скользили на пыльных половицах ― пошел вдоль стены, следуя за звуком. Несколько мгновений спустя перед ним вырос шкаф.

Идея ударила в голову со стремительностью солнечного луча.

Парень приготовился к худшему и толкнул шкаф.

За шкафом находился проход ― темный, как ночная яма. Смрад, исходивший оттуда, поразил даже охотничье обоняние Смолла, привыкшее к запахам внутренностей дичи. Смолл с трудом подавил дурноту. Вернулся за банкой со светящимися жуками, чтобы рассмотреть хоть что-то, рукой зажал нос и двинулся вперед, пробираемый мелкой дрожью.

Узкий проход вел в просторный склад, уставленный рядами высоких шкафов. На полу багровели засохшие следы. Смолл успел подумать, что это кровь, но потом увидел десятки банок. Они занимали почти все свободные от старого барахла полки шкафов.

– Здесь есть кто-нибудь? ― Смолл крутил светильником во все стороны, никого не замечал, но его не покидало ощущение, что за ним наблюдают. ― Покажитесь, я не причиню вам вреда.

Сзади раздались шебаршение и звук, напоминающий хмыканье. Смолл в ужасе обернулся, схватив с полки первую попавшуюся банку. Из-под шкафа выскочил крошечный темный силуэт с хвостом и, шумно топая, юркнул в трещину в полу. Мышь. Тихо выдохнув, Смолл поставил банку на место и прищурился. Банку обтягивала белая подписанная лента. Смолл смахнул пыль с ленты и прочитал:

– Роша. ― Название то ли овоща, то ли фрукта, то ли ягоды для варения казалось ему знакомым, но он не мог вспомнить, где его слышал.

В конце склада стоял стол, а рядом с ним сидел низкий продолговатый шкаф. Точно такой же ютился в прихожей тетушки Балгани, в нем она хранила обувь. Смолл осторожно заглянул внутрь и, вскрикнув, отпрянул назад. Снизу доверху шкаф был забит человеческими костями.

– Флора! ― закричал Смолл. Тут же его рот зажала плотная мясистая ладонь. Банка выпала у него из рук, разбилась, и десятки светящихся жуков разлетелись по складу.

– Не кричи. Мясо испуганной дичи отвратительно.

Смолл с размаху зарядил локтем в ребра мужчине сзади. Не помогло. Здоровяк волосатым предплечьем надавил ему на шею и стал душить. Смолл задыхался. Он вцепился в руку громилы, пытаясь выбраться из душащего крюка. Ничего не получалось. Он со всей силой бил пятками по коленям и ступням мужчины, но тот и не думал ослабевать хватку.

Все поплыло перед глазами у Смолла. Почему-то именно сейчас он вспомнил, где слышал «Роша». Рошей звали внука Балгани, внука, скелет которого теперь лежал в шкафу, а внутренности покоились в банке для варения. Угораздило же их с Флорой попасть к каннибалам! Смолл продолжал бороться. Это походило на попытки человека взобраться по канату, привязанному к облакам. Точно так же, как нельзя ступить по скоплению водяных паров в воздухе, спасение Смолла от удушения, не ознаменовала бы успех. Ведь он, обессилев, не выстоял бы в рукопашной схватке с громилой.

Когда Смолл это осознал, то сдался.

Но тело воспротивилось решению. Не для того оно росло, не для того становилось сильнее. Смолл почувствовал яростный позыв. Само естество молило о том, чтобы он не прекращал бороться. У парня открылось второе дыхание. Он чуть присел и мощно оттолкнулся ногами от пола. Здоровяк врезался в шкаф, со звоном разбились банки с вареньем.

– Ты мне надоел, ― пробурчал басом мужчина, еще крепче сжал шею Смолла и начал колошматить его левой рукой по лицу. ― Еда должна выглядеть хорошо? И сам знаю. Но ради тебя я сделаю исключение.

Вновь послышался звон разбитого стекла. Хватка здоровяка ослабла, и он, потянув за собой Смолла, с жутким грохотом рухнул на пол.

– Смолл! ― воскликнула Флора, упав на колени. ― Боже! Ты цел?

Она, вся запачканная вареньем, протянула руку Смоллу. Он, часто и громко дыша, выбрался из объятий громилы и с помощью девушки поднялся на ноги, но тут же сел на пол, спиной прижавшись к шкафу, и горько прошептал:

– На миг я сдался…

– Ничего страшного, главное ты жив и…

– Нет. Умирать не страшно. Страшно остаться в живых, когда ты хотел умереть.

– Но… ― растерялась Флора. Она чувствовала, что должна что-то сказать, что-то очень важное, но не могла найти слов.

– Прости, ― извинился Смолл, заметив, как напугана принцесса. Он поднялся, отыскал толстую веревку и связал здоровяку руки. ― Нам нужно убираться отсюда. Эта парочка годами отравляла, а затем съедала путников.

– С чего ты взял?

– Банки.

– Причем тут банки с вареньем? ― нахмурилась Флора.

– Я тоже сначала подумал, что это варенье. Но тот шкаф доверху наполнен костями, а на одной банке было написано… ― Смолл замолк, решив не говорить девушке про мальчика. ― И запах тут какой… Ты разве сама не чувствуешь? Хуже внутренностей секача. Не веришь? Посмотри, что лежит справа от твоей ноги.

Принцесса повернула голову и вскрикнула. На деревянном полу в луже крови плавали человеческие глаза. В слабом мерцании разлетевшихся по складу жуков, могло казаться, что глаза шевелятся.

– Да, выглядит неважно, ― сказал Смолл. ― Я пойду за старухой, а ты посторожи этого.

– Нет! Я пойду с тобой.

Флора дрожала, а кончики ногтей сжатых в кулак пальцев оставляли на ее ладони красные следы.

– Главное не шуми, ― попросил Смолл и, морщась, босиком пошел по деревянному полу, усеянному осколками разбитых банок.

Принцесса не отставала. Перед тем, как спуститься с чердака, Смолл сел на койку и вытащил из стопы несколько стекляшек. Затем взял колчан с луком, и они бесшумно спустились по лестнице. Кровать, на которой спала старуха, пустовала. Смолл заметил, что входная дверь не заперта и тут же толкнул ее. Плотный туман начал проникать внутрь дома. Смолл не решался ступить на крыльцо.

– Слышишь? ― шепотом спросила Флора.

Легкое поскрипывание пола на чердаке сменилось страшным звоном разбитого стекла, когда на крыльцо перед Смоллом рухнуло сорванное с петель окошко. Осколки полетели во все стороны.

– Почти попала! ― раздался сверху голос тетушки Балгани. И Смолла рванул по лестнице на чердак.

Тетушка Балгани со здоровяком на плечах пыталась пролезть в оконный проем. Она кряхтела и шептала себе что-то под нос. Смолл велел ей остановиться, но старуха, словно не услышала его.

– Вечно мне с тобой приходится возиться. Ты как дитя, весящее, как пять полных бочек. Ни стыда, ни совести. Вечно вырубаешься по пустякам. А я говорила тебе: нечего привередничать. Надо было сразу прикончить того паренька. Мясо испуганной дичи отвратительно… Сам ты отвратительный. Но я тебя люблю, дорогой. Ничего. Я справлюсь. Ты тяжелый, но и я сильна. Да! И хороша собой.

– Не двигайся! ― крикнул Смолл. ― Клянусь своим зонтом, я выстрелю! Эй! Я тебе говорю!

Смоллу не впервой было целиться в человека: руки его не дрожали. Он приказал старухе не двигаться, но не знал зачем. Он лишь помнил, что так говорят книжные рыцари, которые поймали бандита и собираются сдать его королевским стражам.

– Не, паренек, ты не выстрелишь, ― сказала Балгани и неуклюже вылетела в окно.

Серая плотная дымка, проникающая на чердак, мгновенно проглотила горбатое тело старухи и ее здорового муженька. Тишина сменилась странным, напоминающим отрыжку, рычанием. Смолл, натянув тетиву, продолжал смотреть перед собой. Туман окружил его. Ему привиделось, что за этой мистической завесой, скрываются причудливые тени, напоминающие силуэты людей. Они манили его к себе.

Вдруг туман вокруг Смолла рассеялся, как дым на ветру, и Смолл услышал голоса. Вначале они казались ему непонятными, незнакомыми, но вскоре он стал их понимать.

– Здесь такой приятный воздух, ― сказал первый голос.

– И не говори. Здесь все лучше, ― поддержал второй.

Голова у Смолла закружилась, пол по дуге скользнул вверх и вбок. Кривая ножка кровати замаячила перед глазами, как дубинка надзирателя. Прежде чем потерять сознание, Смолл Уиткинс осознал, что голоса доносили с земли.