Цитаты из книги «Опечатки»

Как-то я читал, что продолжительность путешествия нужно оценивать по тому, что ты узнал по пути.

Я – гуманист. Я верю, что мы – не падшие ангелы, а поднявшиеся обезьяны.

Один его урок я запомнил навсегда: нет ничего такого же странного, как «нормальное».

Это очень удобная любовь – космоса много, и он бесплатный.

А если вы считаете, что у вас получается книга, напишите аннотацию. Выноску на обложку. Не думайте, что вы выше этого. Если вы сумеете выразить смысл и дух своей книги в сотне слов, это поможет сосредоточиться. Больше половины искусства писать состоит в том, чтобы вытащить книгу из своей головы.

Всю свою жизнь, с девяти лет, я любил слова. Необязательно организованные, просто слова сами по себе, например «парадокс», «ономатопия» или «шушуканье». Слова, которые как будто отвечают тебе. Мне нравятся слова и их значения, порой я обращаюсь с ними так, что меня поняла бы сама Линн Трасс. Ну, например, ору в телевизор: «Если полисмен сказал, как он увидел подозреваемого, то он либо описывает свое положение в пространстве, либо читает короткую лекцию об оптике». На самом деле там имелось в виду слово «что». Слишком педантично? Я теперь ученый. И вообще, глупо говорить, что так уж волноваться из-за словоупотребления – заносчиво (так любит говорить Стивен Фрай, воплощение заносчивости). Полная фигня. Вы же уверены, что меломан вздрогнет, услышав фальшивую ноту? Сами подумайте. Слова превратили нас из обезьян в людей. Мы придумываем их, меняем, ищем, питаемся и живем ими. Они – рабочие лошадки, несущие весь груз. Автор должен уметь их использовать и использовать по-разному. Иногда неверное слово – это неверное слово. Иногда слова можно расставить так, что тишина будет вопить. Забота, кормление и разведение слов – часть ремесла, которому я так и не научился в совершенстве. Я закончу словом, которое хотел бы навсегда исключить из английского языка. Дамы и господа, могу ли я предложить вам отказаться от «веселья»?

Мы помечаем мир своими фантазиями, как собаки, которые задирают ногу на каждом углу. Таким образом мир становится нашим. Изобретя богов и демонов, мы можем ублажать их или изгонять. Поселив фейри в одиноком мрачном кусте терновника, мы сами решаем, как к нему относиться. Мы можем повязывать на него ленточки и видеть под ним вещие сны – или выкорчевать его и заявить, что мы не верим в приметы.

Г. К. Честертон определял фэнтези как умение взять нечто банальное и обыденное (а значит, невидимое) и показать его с незнакомой стороны, чтобы читатель увидел его заново. Мы можем посмотреть на мир глазами крошечного народца, для которого лестничный пролет равен Гималаям, или созданий настолько медленных, что они вообще не успевают заметить человечество. Или почувствовать, каков мир для оборотня, который по запаху понимает, как выглядит комната, кто в ней находится сейчас и кто был вчера. Что еще? Ах да. Воздержитесь от «дабы», «выя» и «давеча», если только вы не гений. Используйте прилагательные так, как будто за каждое из них вам вырывают ноготь. По какой-то причине некоторые фэнтези-романы просто усыпаны прилагательными. Будьте безжалостны.

Если вы хотите писать, вероятно, вы много читаете. Если да, то прекратите (см. ниже). Если вы ничего не читали, идите и читайте. Жанр не терпит тех, кто не знает историю и не соблюдает правила. Поняв правила, вы поймете, где их можно нарушить. Любой жанр – а фэнтези в особенности – это огромный склад сюжетов, идей, рас, типажей, мифов, приемов и указаний, которые освящены временем. Вы имеете право заимствовать всё, что сделано до вас. В противном случае в мире существовала бы только одна книга о машине времени. Если брать кулинарную метафору, всё это всего лишь ингредиенты. Важно, как именно вы печете свой торт. У каждого хорошего автора должен быть собственный рецепт, а лучшие находят, чего бы еще добавить в тесто. Создание мира – важная часть написания фэнтези, даже если на первый взгляд мир кажется неотличимым от нашего (вот только Нельсон при Трафальгаре командует флотом огромных дирижаблей).

Я называю это техникой «долина облаков». Ты стоишь на краю долины, видишь тут колокольню, там высокое дерево, здесь утес, а всё остальное затянуто туманом. Но ты понимаешь, что раз это всё существует, значит, от одной точки можно добраться до другой. И ты идешь вперед. Когда я пишу, сначала я делаю черновик только для себя. Я прохожу вдоль долины и понимаю, о чем будет эта книга. Я уверен, что настоящие писатели так не делают. Например, Ларри Нивен берет кучу маленьких карточек и на каждой пишет скелет сцены. Я это знаю, потому что однажды мы хотели вместе написать книгу. Обсудив это, мы решили две вещи. Во-первых, любому из нас было разрешено использовать все идеи, которые мы придумали в процессе обсуждения. В конце концов, это всего лишь идеи. А во-вторых, мы поняли, что мы никогда в жизни не сможем совместно работать ни над чем, потому что наши стили работы в принципе не совпадают. Никто никогда не учил меня писать. Никто не говорил, что я делаю не так. Мой первый роман опубликовал первый же издатель, которому я его отправил. Так что я всему учился по ходу дела и теперь мне немного неловко, когда люди начинают читать книги о Плоском мире с «Цвета волшебства» или «Безумной звезды». Это не лучшие мои вещи. Это я, автор, вам говорю. В случае Плоского мира начинать с начала не стоит