Я готова была прыгать от радости, но вредный Диззи придавил меня пушистыми лапами к кровати.

– Надо лежать, Аллаида и так балует Сэпия своей любовью, – проскрипел мой строгий друг.

Я немного смутилась: неужели паучок слушал наши с арахнидом признания?

– Не стесняйся, Алла. Мы связаны с ними одним гнездом, поэтому они знают и вместе со мной купаются в твоем тепле, – сказал с улыбкой арахнид.

– Сэпий, ты ведь говорил, что наших сил хватит максимум на двоих. Как же мы справимся с семерыми?

– Тогда ты не дарила мне столько эмоций. Я убежден, все получится, – заверил меня арахнид.

*****

Три дня пушистый тиран выпускал меня только справить нужду и обмыться.

За это время все неприятные ощущения прошли, и к концу третьего дня я угрожала, что укушу этого ответственного садиста, который не дает мне двигаться, на что ткачик только смеялся и говорил, что у меня слабые челюсти.

Вот меня наконец отпустили, под неусыпным контролем Диззи, а Сэпию все еще не разрешали перемещаться.

В течение дня его кормили и чистили другие птицееды. Зато теперь я могла сама к нему подходить и, конечно, обнимать.

За время нашей вынужденной лежки арахнид растерял все свое терпение и стал капризным и раздраженным.

Возможно, сыграла свою роль та боль, которую, со слов моей тени, испытывал Сэпий, но сам он ни разу на это не пожаловался.

Через еще пару дней отпустили на небольшую прогулку и арахнида, но теперь за нами по пятам ходили двое рабочих и пятеро воинов, похожих на колючих крабов.

Интереса ради я уговорила одного из них покатать меня на спине.

Развлечение, конечно, занятное, но экстремальное. Когда под тобой со скоростью гепарда несется что-то большое и колючее, в голове есть только одна мысль – не свалиться и не быть затоптанной этой машиной для убийства.

Да и после того, как спустилась на землю, я была схвачена в крепкие объятия Сэпия, а военным, если нет угрозы моей жизни, было запрещено меня катать.

Мы еще раз спустились к подземному озеру, и нам с арахнидом разрешили немного поплавать.

Правда, потом нас буквально замучили проверками самочувствия. А через неделю после этого похода мы с арахнидом сбежали от наших надзирателей и выбрались на поверхность.

Я и забыла, как зелен и прекрасен этот мир! Мы взяли с собой покрывало для меня и большую корзинку с закусками и провели потрясающий день, наполненный солнцем, зноем, пением птиц и Сэпием.

Правда, когда мы вернулись, то целый час выслушивали лекцию о нашей безответственности, но это нам настроения не испортило.

Мой возлюбленный был теперь как бы беременным от меня, и я от этого чувствовала себя странно: с одной стороны, меня распирала гордость, что большой и сильный арахнид ждет от меня детей, или, как он называет, гнездо, а с другой – мысль о беременном мужчине меня немного смешила.

Однако Сэпий теперь себя часто вел как настоящая будущая мать – то хандрил по непонятной причине, и мне приходилось всеми силами его веселить и отвлекать от мрачных мыслей, то страдал вкусовыми извращениями, но тут уж мы с гнездом всячески потакали его капризам.

Прошло уже полгода со дня единения, но внешне Сэпий никак не изменился. Однако это было временно.

Он говорил, что паучье брюшко будет очень большим, и ближе к финалу нашего ожидания он, скорее всего, не сможет передвигаться, поэтому сейчас мы старались получить от этой жизни все.

Все, кроме возможности быть по-настоящему вместе.

Наши объятия становились все более частыми и продолжительными, и каждый раз я уговаривала себя не переходить границы дозволенного, а так хотелось изучить каждый сантиметр тела любимого мной мужчины – ну, по крайней мере, человеческой его части.

Сэпий это понимал и утешал меня, как неразумного ребенка, который собрался выходить замуж за взрослого дядю.

Хотя, наверное, я была для арахнида почти ребенком. Он точно не помнил даты своего рождения, но, с его слов, ему было более трехсот пятидесяти лет.

Сегодня арахнид обещал мне показать гнездо, из которого он появился.

Оказывается, гнездовые рождают не паучков, а большую неразумную живую субстанцию, в которой живут зародыши будущего гнезда. Сразу после появления гнезда появляются гнездовые арахниды – они первые.

Потом, по мере необходимости и созревания, появляются другие паучки. И так длится примерно лет триста, а когда последний паучок появляется на свет, приходит время гнездовому найти аллаиду и дать жизнь новому гнезду.

Арахниды никогда не плодятся бесконтрольно и количество гнездовых могут регулировать сами в зависимости от популяции инсектоидов, которыми они питаются.

– Сэпий, а что будет с твоим гнездом, когда появится новое? – решила уточнить я.

– Ничего, гнездо будет живым, пока жив хотя бы один арахнид, появившийся из него, и умрет вместе с ним. Этот источник жизни является нашим коллективным разумом. Оно само не имеет никаких мыслей и эмоций, но с помощью него мы чувствуем друг друга, – пояснил мне Сэпий и взял на руки.

Мы, в сопровождении наших бессменных нянек, отправились по длинным подземным переходам, снова петляя в лабиринте ходов, пока не пришли в большой, хорошо освещенный грот.

Под сводом пещеры, подвешенные на тонкой, но прочной паутине, мерцали сотни осветительных шариков, отчего создавалось ощущение солнечного дня. В этом месте было сухо, тепло и пахло свежей зеленью и цветами, которые цвели на узорных клумбах.

В центре подземного зала лежал большой камень с трещиной по центру, из которой неведомым мне способом бил настоящий ключ, стекая по камню небольшим водопадом.

Я засмотрелась на красоту этого места и не сразу заметила лежащее в окружении цветов нечто.

Оно было живое, о чем свидетельствовал пульс, мерно колышущий это светлое прозрачное тело.

Гнездо переливалось разными цветами; даже не знаю, с чем это сравнить, – может, с масляной пленкой поверх колышущейся воды. На что оно было похоже? На большую личинку или гусеницу, только светлую и почти прозрачную.

Её вид не вызывал у меня отвращения, скорее трепетную нежность, учитывая то, что отсюда появились единственные существа, которые мне дороги.

Спросив разрешения, я подошла и осторожно коснулась этого. Оно ответило легкой дрожью и волной щемящей душу радости, которая полилась на меня.

На глаза выступили слезы от счастья, что меня так любят, ведь гнездо передает эмоции и чувства его детей.

Потом наши няньки повели меня показать то место, где рождаются голубые жемчужины, а Сэпий остался у гнезда, сославшись на усталость.

Меня вел тот рабочий, который и подарил мне одну из таких жемчужин. Его звали Решан. Он проводил меня по короткому переходу к небольшой пещерке, в центре которой была круглая лужица со светящейся ярко-бирюзовой водой.

Хорошо присмотревшись, я увидела, что дно этого водоема устелено мелкими голубыми горошинами, но оказалось, что брать их оттуда просто так нельзя.

Одну жемчужину можно взять, отдав лужице одного умирающего арахнида. А то, что я сочла водой, – желудочный сок этой лужицы, которая представляет собой подземное малоподвижное животное.

Хорошо, что после того, как я научилась пользоваться своей магией, больше раненых паучков этому не отдавали, а кормили его инсектоидами, которые сотнями погибали в ловушках ежедневно, но за них он не давал камушек.

Мне стало неловко, что я чью-то жизнь превратила в украшение, но Решан заверил меня, что воин, отдавший свое израненное тело Золию (так называют лужу) гордился бы, что доставляет мне радость и украшает самую теплую аллаиду за всю историю.

Когда мы вернулись к Сэпию, он сидел у своего гнезда в меланхолично-задумчивом настроении.

Не желая, чтобы любимый грустил, я обняла его и зарылась в его волосы, наслаждаясь их шелковистой мягкостью.

– Как тебе Золий? – спросил арахнид.

– Прекрасен и ужасен, как и многое в этом мире. Почему Решан оказал мне такую честь и передал чью-то жизнь, застывшую в этом камешке?

– Потому, что ты сама не представляешь, как много нам даешь своей нежностью, заботой и теплом. Никто из нас никогда не получал ее от людей. Мы считали, что она нам и не нужна, но это не так. Твоя любовь дает мне не только силы растить гнездо, но и радость, которой я никогда не испытывал раньше, грусть, которая лечит душу от разочарований и обид, и желание жить, чтобы и дальше чувствовать тепло и свет твоей души, – хрипло сказал Сэпий и крепко сжал меня в объятиях, а у меня от его признания на глаза навернулись слезы.

Потом мы вернулись к себе и уселись за шахматы, которые теперь стали нашим любимым развлечением.

Нет, мы играли не только в них: мы освоили и домино, и шашки, и нарды, и даже карты, но шахматы Сэпий любил больше всего – видимо потому, что пока так ни разу у меня и не выиграл.

Не успели мы сделать и пары ходов, как прибыл один из ткачиков с посланием от императора, который требовал встречи. Причем обязательно в моем присутствии, чтобы он мог убедиться, что Аллаида здорова и всем довольна. И сколько я ни материлась в адрес мерзкого правителя, но назавтра нам следовало идти в храм Гнезда.

*******

От волнения я совсем не спала, поэтому утром уставшая и нервная собиралась на встречу с тем, кто десять лет мне снился в кошмарах.

Я больше не боялась его панически, мой детский ужас прошел в тот день, когда меня отдали Сэпию, просто относилась к этому красивому, но подлому существу как к опасной гадине, которая может ужалить, даже не имея на то причин.

Арахнид пытался меня успокоить тем, что защитит, не даст в обиду, и я верила ему, но меня не покидал иррациональный страх и предчувствие беды.

Позавтракать у меня тоже не получилось. Сэпий просил надеть что-то из того, что подарили люди, но я не собиралась потакать их желаниям и выбрала повседневные брючки и свитер, сделанные ткачиками.

Чуть позже мы быстро перемещались по подземным тоннелям к тому месту, где я впервые познакомилась с арахнидом. С нами в качестве охраны пошли три десятка воинов, хотя необходимости в этом не было, но гнездо, испытывая волнение гнездового, решило перестраховаться.

Сэпий разрешил мне сидеть за его спиной, что увеличило скорость арахнидов.

И вот мы уже час дожидаемся его императорское величество в храме Гнезда.

Воины проверили всю близлежащую территорию и, окружив нас плотным кольцом, нервно перебирали огромными колючими ногами. Спустя еще целый час томительного ожидания появилась величественная императорская задница.

– Сэпий, Алла, рад видеть вас в добром здравии, – не скрывая своего презрения, сказал Андариэл.

– Не могу сказать того же. Что нужно императору от меня и моей Аллаиды? Гнездо исправно охраняет ваши земли, других договоров между нами быть не может, – грубо ответил Сэпий.

– Да-да, само собой. К тебе, арахнид, у меня нет никаких вопросов. Дело мое касается твоей зверушки Аллы. Вопрос в том, что глупый папаша Дили поклялся той же клятвой рода графу Ригасу Мортен, что после выполнения своих обязательств перед тобой Дилейна станет его супругой. Поскольку эта дурочка не уточнила, в какой части она обязуется выполнить клятву рода, то женой некроманта тоже придется быть ей, – не скрывая злорадного смеха, сказал императорский гад.

– Моя Аллаида никому и ничего не должна, – закричал Сэпий, кидаясь на Андариэла. Воины сдержали арахнида, но сами повалили и императора, и его охрану на пол, угрожая ядовитыми жалами.

Я вышла из-за спины одного из воинов и обняла гнездового за талию в попытке успокоить, выше просто не дотягивалась.

– Отпустите их. Вам не получить Аллу, ваш долг перед ней и так слишком велик, ваше величество, – взяв себя в руки, относительно спокойно сказал Сэпий.

– О, я вижу, ты не пожалел сил, чтобы избавить зверушку от моего подарка. Жаль. Хотя так даже лучше: перед тем как отдать ее Мортену, я обязательно развлекусь с мышкой. Должен же ее хоть раз в жизни поиметь нормальный мужик, а не урод и не монстр, – глумливо отозвался такой красивый внешне и такой омерзительный внутри парень.

В моей душе огненной лавой закипела ярость: как смеет он оскорблять Сэпия? Сколько еще он планирует издеваться надо мной? Кто дал ему право считать недостойными тех, кто просто отличается от него?

Я сама не заметила, как сила захлестнула меня, а император упал на колени и закричал так, как будто его окатили кипятком. Сэпий осторожно начал трясти меня и уговаривать не убивать его, отпустить. С трудом совладав со своим гневом, я повернулась к любимому и утонула в родных сильных объятиях.

– Как ты посмела, тварь?! – закричал Андариэл, держась за лицо.

Когда он опустил ладони, все люди ахнули. Я оставила на лице императора такой же подарок, каким он наградил меня в детстве.

Жуткий шрам уродливым рубцом расчертил совершенное лицо блондина от правой брови до подбородка. – Сейчас же убери это, или пожалеешь, что твои родители не придушили тебя в младенчестве!

Меня обуревали странные эмоции: с одной стороны, удовлетворение, что теперь эта тварь внешне соответствует внутреннему содержанию, а с другой – страх и адреналин.

Я понимала, что он будет всячески пытаться меня достать, но даже если бы я и хотела убрать печать, то понятия не имела, как это сделать.

– Ты это заслужил. Тебе очень идет, величество. Надеюсь, Дили тоже оценит мой подарок, – почти спокойно ответила я, хотя в душе клокотало столько чувств, что голова шла кругом. – Я принадлежу Гнезду и никому больше. Думаю, теперь герцогиня Мирасс предпочтет некроманта тебе и выполнит обязательства, опрометчиво взятые на себя ее папашей.

– Ах ты дрянь! Я тебя сотру в порошок! – закричал Андариэл и кинул в меня какое-то заклятие, которое легко отбил один из воинов.

Арахниды угрожающе выставили перед собой острые лапы и вытеснили посетителей из храма, после чего запечатали все входы, применив магию.

Сэпий закинул меня себе за спину, и мы почти все, не считая троих, оставшихся охранять вход в тоннели, понеслись в наши покои.