Глава II. Встреча в Перфлите

В этот раз Мэри уже не обращала внимания на розы. Она торопливо шагала через парк рядом с Шерлоком Холмсом. Подумать только – целое утро на какие-то уши убила.

Следовало бы как-то исхитриться выехать сразу, как только она получила письмо мисс Мюррей, но ведь столько всего нужно было уладить: узнать расписание поездов, найти жилье и, разумеется, решить вопрос, как они будут за него платить. У них до сих пор еще ничего не готово, и раньше будущей недели подготовиться никак не успеть. А теперь еще и Люсинда Ван Хельсинг пропала.

Как и где им теперь искать девушку, которую они никогда не видели, в незнакомом городе, где даже по-английски никто не говорит? И как увезти ее в Будапешт? Их бюджет на это определенно не рассчитан. До двадцатого сентября осталось всего три недели. Это просто невозможно.

– Погодите минутку, мисс Джекилл. – Холмс остановил ее, взяв за руку. – Как бы быстро вы ни бежали через Риджентс-парк, ваше прибытие в Вену это не ускорит. А Ватсон с вашей служанкой не могут за нами угнаться.

Мэри оглянулась. Да, они и правда отстали. Ватсон поддерживал Элис, а та хромала, цепляясь за его руку.

– Извините. Я и сама не знаю, чем мне поможет спешка. Мы потеряли человека, которого должны были спасти. Да и не все ли равно теперь, за сколько дней мы доберемся до Вены? Боюсь, уже все пропало.

– Пока еще ничего не пропало, уверяю вас. Я узнаю это место, мисс Джекилл. Именно здесь в один майский вечер мы оставили труп зверочеловека, напавшего на мисс Франкенштейн. Вот тут, под этим самым деревом. И вы, и мисс Раппаччини, и мисс Моро, и мисс Франкенштейн – да, и даже мисс Хайд, при всем ее несносном характере, – способны на многое, недоступное обычным женщинам, да и мужчинам тоже. Не принижайте себя, не успев еще приступить к делу.

Мэри с любопытством взглянула на Холмса. Не в его духе произносить воодушевляющие речи. Он уже смотрел назад, поджидая Ватсона с Элис. Ей нравился его профиль. Узкий, орлиный – решительный профиль человека, не знающего сомнений и колебаний. С мистером Холмсом всегда все просто и ясно… почти всегда.

– Прошу прощения, – сказал, подходя, Ватсон. – У Элис сильно болит нога, хоть она и говорит, что это пустяки. Должно быть, она подвернула ее, когда бежала к нам.

– Со мной все хорошо, доктор Ватсон, – проговорила Элис, но лицо у нее было бледное и все в капельках пота.

– Дайте-ка… – сказал Холмс. К изумлению Мэри, он поднял Элис на руки (судомойка вскрикнула от неожиданности – коротко, но пронзительно, будто закипающий чайник) и понес. Мэри озадаченно смотрела ему в спину.

– Иногда его можно принять за машину, – сказал Ватсон, – но он способен на глубокие чувства. Вы же видели, как он смотрел на ту фотографию, мисс Джекилл?

– Да. А кто ему эта миссис Нортон? – Не очень-то прилично расспрашивать о таких вещах… но ей хотелось знать.

– О… Кто же может сказать, что творится у Холмса на сердце? Но я полагаю, что это любовь всей его жизни.

Мэри молча шла рядом с доктором Ватсоном. До сих пор она как-то и представить себе не могла… Но, конечно, даже мистер Холмс наверняка когда-нибудь влюблялся. В конце концов, он ведь гораздо старше, и его жизнь не была ограничена такими узкими рамками, как у нее. Мысленно она выбранила себя за неуместное удивление.

– Это было весьма любопытное дело, – проговорил Ватсон, немного помолчав. – Вначале мы думали, что она обычная авантюристка. Король Богемии попросил нас разыскать ее – она была его любовницей, и у нее осталась компрометирующая фотография, где они были сняты вместе. Он собирался жениться на женщине своего круга и строгих моральных устоев. Он боялся, что мисс Адлер, как ее тогда звали, предаст их связь огласке, и просил нас вернуть фотографию. Дело несложное – по крайней мере, мы так думали. Но она оказалась женщиной необычайного ума и порядочности. И она единственная на моей памяти, кому удалось превзойти Холмса.

Вот и Парк-Террейс. Холмс уже ждал на крыльце, все еще держа Элис на руках. Мэри подошла и отперла дверь. Что же за женщина эта миссис Нортон? Бывшая любовница короля Богемии! Подозреваемая в шантаже! Ни дать ни взять героиня романа. Что могло привлечь мистера Холмса в такой женщине? Но ведь мужчины непредсказуемы, как часто говорит миссис Пул. Мэри была заранее готова к тому, что эта миссис Нортон ей очень сильно не понравится.

Мэри: – А об этом непременно нужно писать? Ирен ведь тоже это прочитает.

Кэтрин: – Думаю, Ирен поймет.

Мэри: – Поймет, конечно. Но все-таки неловко.

Кэтрин: – Да, потому что это правда. Это то, что ты тогда чувствовала.

Мэри: – Все равно, можно было бы об этом и не упоминать.

– Мистер Холмс, не могли бы вы уложить Элис на диван?

– Со мной все хорошо, мисс, – глухо проговорила Элис в плечо Холмса. – Ну правда же, я и так до кухни дойду.

– Не сейчас, – сказал Ватсон. – Я хочу осмотреть вашу ногу. Мисс Джекилл, эта комната очень изменилась с тех пор, как мы были здесь в последний раз. Раньше ведь тут было как-то темнее?

Когда же мистер Холмс с доктором Ватсоном в последний раз были в гостиной на Прак-Террейс, 11? Мэри припомнила – выходило, что почти три месяца назад, вскоре после того, как они раскрыли дело с убийствами в Уайтчепеле. Да, с тех пор комната и впрямь изменилась.

– Это все Беатриче, – сказала она. Правда, стены в голубой цвет, с бордюром из красных и желтых цветов под самым потолком, выкрасила Жюстина, и несколько картин на стенах тоже были ее. Но Беатриче докупила кое-какую мебель и ткань с узором от Morris & Co., которой они заново обтянули диван и кресла. Она же купила и голубые китайские кувшины. Она заявила, что намерена совместить эстетичный стиль с экономичностью, что бы это ни значило. Во всяком случае, теперь гостиная хотя бы не производила такого мрачного впечатления, как в дни после смерти миссис Джекилл!

Холмс уложил Элис на диван, головой на вышитую турецкую подушку – в «эстетичном стиле» Беатриче.

– Доктора надо слушаться, – сказал он, выпрямился и засунул руки в карманы с таким небрежным видом, словно это не он только что тащил пострадавшую девочку через весь парк.

– Мисс Мэри! Я услышала ваш голос. – На миссис Пул был фартук, рукава закатаны выше локтей. Волосы, против обыкновения, свисали вьющимися прядями вдоль лица. Даже руки еще были в мыльной пене. Она явно только что стирала.

– Элис, кажется, ногу вывихнула. – Мэри сняла шляпку и перчатки и положила на каминную полку. – А Беатриче дома?

– Я сейчас ее позову, – сказала миссис Пул и скрылась в коридоре – но сначала взяла с полки перчатки и шляпку, наверняка для того, чтобы убрать их на место. Мэри почувствовала укол совести – это же не квартира Холмса, где и шляпки, и перчатки, и человеческие черепа могут валяться где угодно. Ей вовсе не хотелось добавлять миссис Пул лишней работы.

– Думаю, просто подвернула, – сказал Ватсон, ощупывая лодыжку. – Но немного поболит. Придется вам отдохнуть несколько дней, Элис. Сможете?

Элис неубедительно кивнула.

– Мэри! Ты видела телеграмму? – В дверях стояла Жюстина. Поверх платья на ней была рабочая блуза, вся в пятнах и разводах масляной краски. Голова у нее была повязана шарфом, а в руке она все еще держала кисточку – ее кончик голубел, как небо Швейцарии, которое Жюстина только что рисовала. – О, мистер Холмс, доктор Ватсон! Какой сюрприз.

– Да, видела, и не представляю, как быть, – сказала Мэри. – Есть ли хоть какая-то возможность выехать раньше, чем через неделю?

– Паспорта сегодня пришли, но ведь мы еще даже не начинали укладывать вещи. И тебе, кажется, еще нужно сделать какие-то распоряжения в банке? – Жюстина вдруг в испуге взглянула на свою кисточку. – Mon Dieu^[2], как это я ее сюда притащила? Прошу прощения, я сейчас вернусь.

– Элис, cosa ti è successo^[3]? Что случилось? Миссис Пул говорит, ты повредила ногу. – Как раз в тот момент, когда Жюстина побежала наверх, в гостиную вошла Беатриче. Она была в перчатках, с корзинкой на руке. Когда она подошла к дивану, все машинально отодвинулись подальше. Даже Ватсон отступил, хотя тут же снова шагнул вперед, словно желая показать, что уж он-то ее не боится. Беатриче опустилась на колени возле дивана и достала из корзинки рулон белого полотна, а затем пузырек с какой-то зеленой жидкостью.

– Думаю, Элис всего лишь подвернула ногу, мисс Раппаччини, – сказал Ватсон. – Позвольте спросить, что это такое, в пузырьке?

– Противовоспалительное средство моего собственного изготовления. – Беатриче провела рукой в перчатке по лодыжке Элис. Перчатки были сшиты из тончайшей, мягчайшей лайки, по ее собственному заказу, чтобы как можно меньше стесняли движения. Разумеется, это было все равно не то, что собственная кожа, зато в этих перчатках она могла прикасаться к кому угодно, не вызывая ожогов. – Может быть, джентльмены извинят нас на минуту? – спросила она, многозначительно глядя на Холмса. Тот с улыбкой повернулся к ней спиной и принялся разглядывать портрет матери Мэри, висевший над камином. Ватсон тоже отвернулся. Дождавшись, когда взгляды джентльменов будут обращены в другую сторону, Беатриче сняла с Элис чулок. Смочила полоску ткани в зеленой жидкости, обмотала вокруг лодыжки, а сверху наложила еще одну повязку, сухую и тугую.

– Ну вот, теперь опухоль спадет.

– Пожалуйста, можно я теперь пойду к себе? – спросила Элис. Лицо у нее было бледное, страдальческое и несчастное.

– Конечно, – ответила Беатриче. – Теперь тебе нужен покой. Никаких больше приключений, хотя бы на какое-то время!

– Может быть, мне ее отнести? – спросил Холмс, оторвавшись от тщательного изучения портрета и снова поворачиваясь к ним.

– Нет! – воскликнула Элис в ту же секунду, как Жюстина, появившаяся в дверях, уже без кисточки и рабочей блузы, сказала:

– Я могу это сделать.

– Да, Жюстина, пожалуйста, – проговорила Элис с явным облегчением.

Элис: – Да я бы умерла на месте! Мистер Холмс в моей комнате при кухне? Да я бы лучше на карачках по лестнице сползла, честное слово!

– Ну, иди сюда, ma petite^[4]. Обхвати меня руками за шею. – Жюстина взяла Элис на руки, и это далось ей легче, чем Холмсу.

– Я открою вам дверь, – сказала Беатриче. Она вновь надела ручку корзинки на руку и вышла из комнаты вслед за Жюстиной.

– Из мисс Раппаччини вышел бы превосходный врач, если бы только она не была женщиной, – сказал Ватсон.

– И если бы она не была ядовитой. – Диана стояла в дверях со скрещенными на груди руками. – А мне, как всегда, никто ничего не рассказывает.

Ну хоть оделась! Правда, Мэри заметила, что рубашка у нее сзади не заправлена и галстук съехал набок. И причесаться она, кажется, забыла. Это же Диана, с нее станется.

– Ладно, входи, нам все равно нужно проводить собрание, – сказала Мэри. Она достала из сумочки телеграмму. – Нужно обсудить, что мы будем делать с этим. – Она поставила сумочку на каминную полку, но тут же спохватилась: опять она добавляет лишней работы миссис Пул. Тогда она села в кресло, а сумочку положила на колени. Она вдруг почувствовала, что ужасно устала. Она и правда понятия не имела, что же делать.

Холмс уселся на диван напротив, где только что лежала Элис. Ватсон хотел было сесть рядом с ним, но Диана опередила его, проскользнув мимо, как кошка. Пока он собирался сесть, она уже свернулась калачиком в уголке. С таким видом, будто ему было и забавно, и досадно одновременно, Ватсон уселся в другое кресло. Едва он отвернулся, Диана тут же высунула ему в спину язык. Мэри сурово покачала головой, словно хотела сказать: «Прекрати немедленно, поросенок!»

Диана: – Как это ты умудрилась назвать меня поросенком одним движением головы?

Мэри: – Показать?

– Не могли бы вы ознакомить меня с вашим первоначальным планом? – сказал Холмс. – Как вы намеревались спасать Люсинду Ван Хельсинг?

– Мне нужна моя папка, – сказала Мэри. – Там всё. Она в библиотеке, на столе.

– Вот она. – Жюстина вошла в комнату с папкой и меленькой красной книжечкой. – Беатриче готовит какое-то снадобье – для обезболивания и чтобы Элис легче заснула. Наши паспорта я положила вот сюда, как раз перед тем, как принесли телеграмму. Вот видите, мистер Холмс, как четко у нас все организовано! У меня и Бедекер есть.

Она протянула папку Мэри, а та знаком попросила придвинуть к дивану чайный столик. Когда это было сделано, она положила на него папку и вытащила документы, которые собирала всю последнюю неделю. Жюстина прибавила к этому красную книжечку с надписью на обложке: «Карл Бедекер. Путеводитель по Австрии».

Мэри взяла паспорта, лежавшие сверху, и протянула сыщику.

– Если верить Бедекеру, в путешествии по Европе можно обойтись и без паспортов, но нам они необходимы для удостоверения личности. Понимаете, мы не хотим путешествовать под собственными именами.

Каждый паспорт представлял собой отдельный лист бумаги, на котором конторским почерком клерка из паспортного стола было написано, что владелец этого паспорта – британский гражданин и пользуется всеми соответствующими правами и привилегиями, в том числе правом беспрепятственного въезда в ту страну, где он предъявлен.

– Джастин, Мэри и Кэтрин Фрэнк, – прочитал Холмс. – Насколько я понимаю, мисс Франкенштейн, вы будете Джастином?

– Да, мистер Холмс. В виде женщины я сразу же вызову подозрения, из-за одного своего роста. А как мужчина я не слишком подозрительна – не более, чем вы. Вот! – словно только сейчас вспомнив, она стянула с головы шарф. – Видите?

– Мисс Франкенштейн! – воскликнул Ватсон. Волосы Жюстины, еще неделю назад струившиеся по спине светлыми волнами цвета спелой пшеницы на ветру, теперь были аккуратно острижены – как у какого-нибудь лондонского клерка. Когда-то она была Жюстиной Мориц, горничной у Франкенштейнов – хорошенькой, смешливой и довольно беззаботной девушкой, и глаза у нее были голубые, как колокольчики, растущие на склонах Швейцарских Альп. Теперь, став Жюстиной Франкенштейн, возрожденной к жизни своим отцом и создателем Виктором Франкенштейном, она стала высокой и бледной, и у нее появилась привычка сутулиться, чтобы скрыть высокий рост. Она сделалась задумчивой, тихой – и теперь, пожалуй, не всякий решился бы назвать ее хорошенькой. Но в образе мужчины она приобрела некую утонченную красоту, которая, вероятно, привлекла бы интеллектуально развитых женщин, таких как авторы «Желтой книги», писательницы, суфражистки и реформаторы одежды.

Беатриче: – Думаю, меня тоже можно отнести к числу таких интеллектуально развитых женщин, о которых ты говоришь с таким явным презрением! Хотя я ничего не писала в «Желтую книгу» – оставляю это тебе, Кэт. И да, я считаю, что в образе мужчины Жюстина была очень красива.

Кэтрин: – Не думаю, что «Желтая книга» заинтересовалась бы тем, что я пишу!

Беатриче: – Знаешь, я отказываюсь спорить с тобой о политике и литературе.

Кэтрин: – Хоть раз в жизни.

– Мы поедем под видом родственников: брат и две сестры, – объяснила Мэри. – Мне показалось, что фамилию лучше взять самую простую. Мы решили, что любая из наших – Джекилл, Моро, Франкенштейн – будет слишком привлекать внимание. Нам ведь придется покупать билеты, платить за жилье…

– А как вы намереваетесь добраться до Вены? – спросил Холмс, уперев локти в колени и сложив ладони вместе перед собой. Это была его типичная поза, означавшая: «у меня есть идея». Вот сейчас, с тревогой подумала Мэри, и пойдут кувырком все наши планы.

– Из Лондона в Дувр, потом, конечно, на пароме через канал, потом из Дувра в Остенд, а оттуда на поезде с пересадками…

– Не экспрессом?

– Мистер Холмс, экспресс нам определенно не по карману. В Остенде мы сядем на поезд до Брюсселя, затем до Франкфурта, затем до Нюрнберга и, наконец, до Вены – по возможности будем ехать вторым классом и останавливаться на ночлег в меблированных комнатах. Наш маршрут уже тщательно спланирован.

– Не сомневаюсь, мисс Джекилл. Вы всегда все планируете тщательно. Но когда же вы доберетесь до Вены, если будете путешествовать таким манером?