Цитаты из книг автора «Теодор Адорно»

Свободой был бы не выбор между черным и белым, а выход за пределы такого заранее предписанного выбора.

Ибо среди всеобщей взаимозаменяемости счастье способно приносить лишь незаменимое. Никакими человеческими усилиями, никакими формальными резонами не отделить счастье от понимания того, что сказочно красивое платье носит одна-единственная, а не двадцать тысяч.

Если о негре говорят, что он точно такой же, как белый, в то время как он не таков, то с ним втайне снова поступают несправедливо. Его дружелюбно унижают, меряя мерой, до которой он, испытывая давление системы, никогда не сможет дотянуться и, кроме того, соответствовать которой – весьма сомнительная заслуга.

Тот, кто желает познать истину непосредственной жизни, должен исследовать отчужденную форму этой жизни, изучить объективные силы, определяющие индивидуальное существование вплоть до самых потаенных его уголков.

То, что когда-то философы называли жизнью, превратилось в сферу частного интереса, а затем и вовсе лишь в сферу потребления, которую материальный процесс производства волочит за собой как привесок, лишенный автономии и собственной субстанции.

Кинематограф, радио, иллюстрированная пресса образуют единую систему. Каждая область сама по себе единообразна, как единообразны и все они в совокупности.

Короче, единственное, что остается сделать после чтения Адорно, – это глубоко вздохнуть и, может быть, выпить хорошего красного вина.

Когда только отрицаешь и критикуешь, не производишь ничего, что можно было бы успешно продать, – а без этого в нашей культуре прожить трудно.

Если говорить о русской культурной традиции, то она всегда шла скорее первым путем – от «Смирись, гордый человек!» до мягкого чеховского юмора, который является предшественником и источником русской культурной индустрии сталинского и послесталинского периодов. Что же касается нескромных авторов типа Малевича, то, да, единственное, что о них сегодня знают, – это то, что их работы стоят много денег.

зритель видит грудь героини, вырисовывающуюся под свитером. Это зрелище вызывает у него непосредственное желание, которое также непосредственно фрустрируется уверенностью в том, что предмет желания навсегда останется для него непостижимым. Здесь зритель подвергается процедуре просвещения – желание более не опосредуется путем идентификации и символизации, о которых еще можно предположить, что они, хотя и окольной дорогой, могут привести к удовлетворению этого желания, но наглядно и непосредственно подавляется.