Цитаты из книг автора «Теодор Драйзер»

Лилиан отозвалась на его пыл с той дразнящей ласковой робостью, которая всегда так восхищала его; но теперь эта робость была окрашена желанием, сообщившимся ей от Фрэнка.

Но при этом он сохранял свое старческое добродушие и отеческую мягкость в обращении, ибо, подобно многим слабым и недалеким людям, превыше всего ставил человеческую справедливость и добропорядочность.

Восемь процентов – установившийся в это время дисконт[10] – слишком невыгодные условия, учитывая спрос на деньги. Мистер Кугель если и согласится, то разве что на онкольную ссуду[11] из расчета десяти процентов.

Полноте, полноте! Мне это так приятно. Я пришел бы в отчаяние, если бы не мог быть вам полезен.

И Фрэнк раз и навсегда понял то, что, собственно, можно было понять и без таких патетических восклицаний, – значение кредита. После этого случая уже ни один выданный им вексель не был опротестован или просрочен по его небрежности.

случайный, малозначительный эпизод на фоне других событий, но печальный для близких.

Как и раньше, когда он работал у «Уотермена и К°», он любил мысленно классифицировать своих собратьев по профессии: одни оказывались слабовольными, другие глупыми, третьи умными, четвертые неповоротливыми, но все – мелкие душонки, неполноценные люди, ибо они были агентами, орудием в чужих руках или азартными игроками. Настоящий человек никогда не станет ни агентом, ни покорным исполнителем чужой воли, ни игроком, ведущим игру, все равно – в своих или в чужих интересах; нет, люди этого сорта должны обслуживать его, Фрэнка. Настоящий человек – финансист – не может быть орудием в руках другого. Он сам пользуется таковым. Он создает. Он руководит.

– Любая причина может вызвать на бирже и бум, и панику, – говорил Тай со своим своеобразным акцентом, – будь то крах банка или только слух, что бабушка вашего двоюродного брата схватила насморк.

Всякий мыслящий человек знает, что жизнь – неразрешимая загадка; остальные тешатся вздорными выдумками да еще попусту волнуются и выходят из себя.

«Факт заключается в том, что он был великим художником. Никакой другой американский гражданин его поколения не оказал такого широкого и прекрасного влияния на нашу национальную литературу. Американская литература до и после его отличается так же сильно, как биология до и после Дарвина. Он был человеком огромной самобытности, глубокого чувства и непоколебимого мужества».