Но единственное, что мы достоверно выяснили, ― Вессем когда-то был маленьким, но очень красивым городком. Часть склона, на котором он стоял, сползла, река высохла, некоторые дома обрушились, но город все равно оказался довольно милым. Мы шли по улицам, стараясь держаться подальше от разрушающихся зданий с темными провалами окон, и в полном молчании смотрели на пересохшие фонтаны, облупившиеся фрески на стенах, брошенные ржавые машины, скульптуры на домах, по которым уже сложно было сказать, что они должны были символизировать.

Город как город. Красивый. Только абсолютно пустой.

Никаких животных и птиц, которые, по нашему предположению, должны были тут поселиться за прошедшие сто лет, мы так и не встретили. Общались мы в основном жестами ― нарушать тишину было не то что страшно… просто нам казалось это почти неприличным. Все равно что громко разговаривать на похоронах.

В конце концов мы нашли дом, который выглядел прочнее остальных, и провели там остаток дня. Все предметы в доме покрывал слой пыли. Потерянные, мы бродили по комнатам, смотрели на фотографии на стенах. Лица людей едва можно было различить под столетним слоем грязи. Зашли на кухню ― там на плите обнаружилась кастрюля с остатками чего-то темного на дне. У задней двери стояли детские ботиночки. Тень нашла вход в подвал, едва различимый среди кухонных плит, и мы спустились вниз ― там стояли консервы и какие-то коробки, содержимое которых превратилось в пыль много лет назад. Именно там мы, не сговариваясь, решили провести ночь. Мы вообще в основном молчали и утром следующего дня двинулись в обратный путь.

Уже в Гетто выяснилось, что Эме протащила с собой старый фотоаппарат, наделала фото и по возвращении выложила их на своей страничке в «таккере». Ну и влетело же нам после этого! Нико каким-то образом не засветился ни на одном снимке, но все равно все знали, кто был инициатором предприятия. Его социальный капитал взлетел до небес. Что ж, хоть какую-то выгоду он извлек ― Аксель, школьный громила, зауважал его и перестал бить, а мы с Коди в свою очередь перестали драться с Акселем, защищая Нико.

Нико же первым понял, как сильно мы облажались. Прежде чем нас притащили в полицию, он успел каждого проинструктировать, так что мы хором врали как по писаному. Ни в какой Вессем мы не ходили, просто дошли до Кастры-4 ― шахтерского поселка на юге, брошенного еще во Вторую топливную войну, и там провели выходные, а про Вессем приврали для солидности, а что, он реально существует, да? Наш инспектор морщился и отвечал одно и то же: Вессема не существует, это просто детская страшилка, сбегать из дома и лазать по развалкам ― опасно, особенно в Кастре, там подземные пустоты, в которых любят прятаться те, у кого с законом проблемы, а может, вы туда к этим и ходили, а? ― так я с вас, шпана, теперь глаз не спущу.

После этого, конечно, Эме удалила фотографии, но они уже расползлись по Сети, и потом я видела их то там, то тут. Довольно странно было натыкаться на собственное фото, иллюстрирующее очередную страшилку про мутантов. Не всегда даже это были истории про Вессем.

Наверное, эти парни из Сити ― Марко и Теодор ― тоже наткнулись на эти фотографии. Наверняка.

* * *

На двери «Норт-бара» красовалась гордая наклейка «oxygen» ― это значило, что внутри можно дышать без респираторов, но мы с Эме и так были без них. Воздух в баре был тяжелым, пахло чем-то кислым, кондиционер натужно гудел. Эме деловито протолкалась к барной стойке, влезла на стул, дав по рукам какому-то парню, который попытался было ее подсадить, окликнула бармена:

– Эй, Георге. ― И когда он обернулся, кинула ему ключи от машины. ― Лови!

– Какого… Ты что, опять мою машину брала?!

– Я же вернула, ― пожала Эме плечами. ― Вот, налей нам лучше. Рета, иди сюда. Это Рета. И ей очень надо выпить.

– Привет, Георге, ― кивнула я.

Он был в Гетто примечательной личностью. Его дед, как он утверждал, был одним из тех, кто бежал из Вессема. Никакого Гетто тогда еще не было, был просто пригород Чарны (Нико говорил, это называется «сателлит» ― я запомнила) под названием Лака, который встретил волну растерянных, измученных людей, многие из которых были ранены и почти все ― не в себе. На время город погрузился в хаос, но вскоре прибыли военные и взяли ситуацию под контроль. Сначала, конечно, объявили карантин со всеми его прелестями вроде комендантского часа и продуктов по карточкам, всех бывших жителей Вессема разместили во временном лагере. Именно тогда по отношению к нам впервые и прозвучало слово «гетто». Некоторые беженцы умерли в больнице, несколько человек сошли с ума, другие двинулись дальше, когда карантин был отменен. Наверное, их подгоняли воспоминания о пережитом ужасе, природу которого они так и не поняли. Во всяком случае, никто, кроме деда Георге, не остался. Его дочь погибла по дороге, но сын уже через пару недель пошел в местную школу и гонял мяч с одноклассниками. Что ж, дети есть дети. Ну а дед поднакопил денег и открыл бар. Его портрет до сих пор висел на стене, и Георге рассказывал эту историю всем, кто соглашался его слушать, иногда, под настроение, делая пространные намеки, что ему-то известно, что случилось в Вессеме. Всерьез его, конечно, никто не воспринимал. Отец Георге погиб в миротворческой операции ― прикрывал отступление наших войск во время Десятидневной блокады. Сам Георге тоже в семнадцать лет записался в батальон, его тут же бросили в мясорубку где-то в прибрежных районах, и через месяц он вернулся без обеих ног, но эту историю Георге уже не очень любил, так что подробностей я не знала. Теперь он был гордым баровладельцем и иногда ― вот как сегодня ― даже лично стоял за стойкой. Пожалуй, ему в Гетто жилось вполне неплохо.

– А, Рета, ― прищурился он. ― Видел тебя в новостях. Это же ты грохнула кого-то в пустошах, точно? ― Я поморщилась, но возразить не успела. ― Давай, пей.

Перед нами появились два стакана с мутной жидкостью.

– Что за пойло? ― шепотом спросила я у Эме.

– Он его гонит из водорослей у себя в подсобке. Пока никто не отравился.

Я попробовала. Напиток действительно отдавал водорослями и почему-то анисом.

– Рита? ― раздался голос за моей спиной.

Я обернулась и увидела мужчину лет сорока.

– Рита-Лина Корто?

– Приблизительно. ― Я кивнула.

– Чего надо, дядя? ― не особо вежливо спросила Эме.

Не обращая на нее внимания, мужчина устроился рядом с нами.

– Вообще-то здесь занято, ― проинформировала я.

– Ничего, я ненадолго.

Хлопнула дверь, я обернулась, но вошедшая компания была мне незнакома, так что мне снова пришлось повернуться к собеседнику.

– Полгода назад вы с тремя молодыми людьми были в Вессеме, верно?

– Не-а, не были. ― Я помотала головой. ― Вы меня с кем-то путаете.

По спине побежали мурашки. Я попалась не в Вессеме, а в лесу, и в официальных документах Вессем даже не упоминался. Как он узнал?

– Рита, я не хочу вам навредить, ― проникновенно произнес мужчина, склонившись ко мне. ― Поверьте, это очень серьезно.

– Вессем? Серьезно? ― Я довольно убедительно изобразила иронию. ― Извините, я из этих историй уже выросла. Но у меня есть пятилетняя сестра ― можете обсудить это с ней, ей понравится.

Вообще-то Лире четыре, и у меня почему-то возникло чувство, что мужчине это прекрасно известно, но он на мою ложь и глазом не моргнул.

– Страшные мутанты, уууу! ― протянула Эме.

Мужчина не обратил на нее внимания, продолжая смотреть на меня:

– Пожалуйста, Рита. Мне просто нужно знать, что вы там видели.

– Ни хрена они не видели! ― Эме наконец вышла из себя. ― Проваливай отсюда.

Снова кто-то вошел, я в надежде обернулась, но это опять были незнакомые люди.

– Ладно, ― неожиданно легко согласился мужчина. ― Но я очень попрошу вас со мной связаться. ― На стойку передо мной легла визитка. ― Если будут какие-то проблемы ― обращайтесь, уверен, я смогу вам помочь.

– Единственная ее проблема ― это ты, ― сказала Эме прежде, чем я успела что-то вставить, но в целом я была с ней согласна.

– Я уже ухожу. ― Мужчина улыбнулся Эме и направился к выходу.

Я посмотрела на визитку. Там значилось его имя ― Борген Кару, номер телефона и контакты в «таккере».

Эме забрала у меня визитку и пробежала глазами.

– Ага, как же, ― изрекла она. ― Хрена с два он из Гетто, ты заметила?

– Что?

– Не тупи! Слишком чистенький. Красавчик. Ну, ты поняла.

Я была вынуждена признать, что она права. В Гетто красивых людей мало, и чем они старше ― тем меньше. Пожалуй, больше всего мужчина напоминал Теодора и Марко, если прибавить им лет по пятнадцать. Было в них что-то общее, что отличало их от нас. Мысленно я перебрала всех своих друзей. Эме с ее широкими скулами и детским ростом. Тень ― костлявая, с серым лицом и постоянной одышкой. Нико, у которого было всего три пальца на правой руке, хотя в остальном он был совсем нормальный, даже красивый. Насчет нас с Коди я тоже не обольщалась. Коди… Я поморщилась. Каждый раз, вспоминая брата, я едва сдерживалась, чтобы не начать истерику. Нет. Только не здесь.

Я забрала визитку и сунула в карман.

– Не вздумай ему писать! ― прищурилась Эме.

– Не буду. Просто посмотрю, что за тип.

Эме подозрительно сопела, глядя на меня. Пискнул комм ― пришли мои денежки. Да уж, действительно «минимум».

– А как Тень? ― спросила я, чтобы сменить тему. ― Не умерла еще?

– А, ты же не знаешь, ― поморщилась Эме. ― Она теперь в Промзоне.

– Серьезно? ― Я едва не подавилась.

Тень ― в Промзоне? В смысле, там, конечно, зарплаты выше и все такое, но ее легким точно конец.

– Ее родители туда переехали. Работа на Втором медико-техническом. Там такая история… В общем, там же оформляют медицинские страховки работникам. И они сделали так, чтобы страховки оформили на Тень. Обе страховки, поняла? Это куча бабок. Тень сейчас стоит в очереди на новые легкие.

Я же говорю ― умные мечтают о работе в Промзоне, а не в Сити.

– И долго ей еще?

– А тебе, блин, не все ли равно? ― зло ответила Эме. ― Она с нами больше не хочет общаться, понятно?

– Чего же непонятного.

Тень так и не простила меня за Нико.

Я подняла стакан и выпила залпом.

* * *

Все мы были уверены, что Нико вырастет, окончит школу и сумеет пойти учиться дальше. Мы даже верили, что он сможет работать в Сити ― на нормальной работе, я имею в виду, может, станет инженером или там программистом, ― администрация города всегда подчеркивала, что Сити открыт для талантливых ребят из любых, даже самых бедных районов. На практике почти никому не удавалось туда попасть иначе чем в качестве обслуживающего персонала ― ну так на то мы и Чарна-Техническая. То, что ребята из Сити умнее нас, ― чистая правда. Не то чтобы мы были какой-то отдельной расой или вроде того. Просто если ты с рождения дышишь отравой, ешь отраву, пьешь отраву и работаешь с отравой, то школьная программа сама собой становится очень сложной.

Только не для Нико. Это было ясно еще в младшей школе. Он первым выучил жестовый язык, чтобы общаться с Коди, ― остальным я переводила его слова до третьего класса. Придумал, как раздобыть воздушные фильтры (благодаря его изобретательности мы впятером дышали чистым воздухом еще года три после того, как программа «Кислород ― детям» приказала долго жить). Из куска брезента и алюминиевых трубок соорудил подобие параплана, который по-настоящему летал, пока порывом ветра меня не приложило о склон. Провернул всю затею с походом в Вессем. Окончил школу экстерном. К старшим классам у него была цель, и он к ней шел, не отвлекаясь на мелочи. Так что мы были уверены, что у него все сложится хорошо. Даже когда в автомастерской, где он работал в ночную смену, оборвался трос, и он потерял левую, рабочую, руку. Конечно, ему выплатили компенсацию, но этого было мало. Полгода мы отдавали ему все, что зарабатывали, пытаясь собрать достаточно, чтобы он смог сделать бионический протез. Нико, понятно, отказывался, он бы и так смог учиться, но мне казалось это важным, и я убедила остальных. Оставшимися тремя пальцами много не наработаешь. Мы с Коди бросили школу и, обратившись в социальную службу, получили разрешение вкалывать в теплицах уже полный день. Эме вернулась в свой бар и потом никогда не рассказывала, что конкретно она там делала. Даже Тенна нашла работу ― санитаркой в больнице, ее всегда тянуло к медицине, и в перспективе она мечтала выучиться, ну, не на врача, понятно, но точно на медсестру. Мы все верили, что у нас получится. И у нас почти получилось.