Через две недели после этого золотого утра, когда Капа кралась мимо гостиной с ночной порцией очередных книг, она услышала какую-то очень знакомую, но совершенно незнакомую песню.
- Что это? остолбенела она.
- Это фильм, - сказала мама.
- Что это звучит? - закричала Капа. - Саундтрек, блин, это что, блин?
- Ты в порядке? - спросила мама.
Капа помчалась в свою комнату, рухнула на пол и ощутила, как из ее глаз, горла и носа хлынула какая-то космическая соленая жидкость, заполняющая ее защитный золотой скафандр мгновенно и целиком - отчаянно и неостановимо, как землетрясение.
Слухи о смерти короткой прозы, как жанра, сильно преувеличены. Чтобы в этом убедиться довольно взять книгу Татьяны Замировской. Двадцать три рассказа, составляющие сборник, как двадцать три двери в миры, отличные от нашего лишь трудноуловимыми деталями. Или не двери, в случаях, подобных этому, когда имеешь дело со странной, чуть абсурдистской прозой, принято поминать кроличьи норы и зеркала - но нет, не Страна Чудес и не Зазеркалье.
Вот, поймала ассоциацию. Больше всего это похоже на Лес-Между-Мирами из Нарнии. Маленькие озерца, порой глубокие лужицы, шагнув в которые всякий раз оказываешься в ином мире. Внешние условия заметно не меняются, но на молекулярном, атомарном уровнях - на уровне фундаментальных физических законов возможны подвижки. Когда неотменимая железобетонная окончательность становится далиобразным тягучим пластичным "возможно". Что ж, самый подходящий материал для мягкой фантастики.
Они разные, эти бочажки: одни прозрачные сверху, темнеющие ко дну; другие мутные, заполнены словно взвесью: белой, желтой, красноватой; в третьих вода тяжела и черна. Беларуска, живущая в Америке, Замировская создала свою "Землю случайных чисел" по образу и подобию болотистой родины (именно болота - легкие планеты, не леса, как вы ошибочно думали).
Когда пытаешься соотнести эту прозу с чем-то, уже известным (а мы делаем это постоянно, чаще всего неосознанно, просто из потребности в твердой почве под ногами и обозначении границ) то эти грустные, горькие, мрачные и прекрасные истории поэтикой и силой воздействия ближе всего к Брэдбери.
Нет-нет, не за тем, чтобы упрекнуть автора во вторичности. Мир стоит на плечах гигантов и ничто не ново под луной. Это скорее дань моей персональной ереси о таланте, как симбионте, который ищет достойного физического носителя, наиболее полно и точно ему соответствующего. Продолжая транслировать послание, остановленное смертью или утратой, если перестал соответствовать жестким требованиям, предыдущего носителя. Да-да, я мракобес.
Однако к книге. Они разные, эти рассказы, различаются тональностью, строем, ощущениями, которые порождают. Общее для всех, пожалуй, лишь то, что это умная, сумрачная и ощутимо нерусская проза. В каком смысле "нерусская"? В том самом, автоматической культурной апроприации, как, например, с Сашей Филипенко, здесь не получится. Все-таки Замировская в достаточной степени носитель национальной белорусской самости. Что только на пользу дару - да, славяне, да братья, но они не мы.
Вот четыре сестры, почти погодки, в диапазоне от десяти до пятнадцати, спасают летчика, не успевшего катапультироваться из горящего самолета. За себя скажу, что прочитав титульный рассказ, впала в род эйфории первой влюбленности, не могла дождаться, пока переделаю все дела и вернусь к чтению. Отчего-то это хотелось именно глазами, хотя есть аудиокнига, и очень недурно исполненная.
Вот семья заказывает генетическую копию себя, чтобы научиться совместно переживать и принимать неизбежные потери. Вот молодая женщина бьется птицей о стекло закольцованной недели, часть которой она семнадцатилетняя в городе детства, другую взрослая в Нью-Йорке, а на выходных непременно в Будапеште встречает бывшего возлюбленного.
А вот к друзьям в другую страну приезжает погостить бывший однокурсник с новой пассией, и что-то с ними обоими ощутимо не так. А вот бабушка проживает заново ключевые моменты жизни, в которые делала значимые этические выборы, хотя у нее, кажется, все было совсем иначе - роскошный панчлайн в финале этого, пожалуй самого светлого, рассказа.
Жуткая игра в волка и необходимость смириться с голосами в голове (не-а, не шизофрения, все куда проще и жутче, и парадоксальным образом, смешнее). и люди, которые собираются из мириадов насекомых в голографической движущейся проекции. И девочка Майя, живущая назад. И еще одна девочка из рассказа, название которого я вынесла в заглавие, смертельно больная, которая останется жить, отдав болезнь и часть памяти крепкому старику, взамен его здоровья. Дивный рассказ. Отличная книга. Если ищете, чего почитать на русском - берите, не пожалеете.