Темноволосая девчонка лет двадцати смутилась, поняв, что смотрит он именно на нее. Весь его вид пугал девушку.
– Лида, – прошептал незнакомец, – обращаясь к ней.
– Я не Лида, – пробормотала она и посмотрела на подруг, словно искала защиты.
Шрам на лице чужака дрогнул, он заморгал часто глазами, словно хотел понять, что ошибся.
– Девчонки, пойдемте отсюда, странный какой-то, смотрит, что даже не по себе стало.
– Лида, – хрипло сказал он вслед, – я тебя испугал…
Девушки направились к клубу. – Аня, а ведь Лидией твою маму зовут. У нас в деревне она одна с таким именем.
– Ну и что, может он про другую Лиду спрашивал, – Ане не хотелось, чтобы этот уставший, запыленный путник имел к ее матери какое-тот отношение. И успокоилась, когда увидела поджидавшего Степку. Возвращаться домой было тоже не страшно. Со Степкой вообще ничего не страшно.
– Покажи мне завтра этого мужика, я с ним разберусь, – пообещал Степан, готовый защитить Аню от любого, кто косо на нее взглянет.
– Может его уже здесь нет, скорей всего ушел, исчез, сразу видно: чужой. – Аня увернулась от Степкиного поцелуя, и, шепнув «до завтра», поспешила домой.
Уже стемнело, и во времянке, которая стояла на усадьбе, горел свет. Аня вошла, чтобы поделиться с матерью странной встречей и остолбенела от увиденного: на табуретке у стола сидел, ссутулившись тот самый чужак. Его плащ висел у порога на самодельной вешалке. Ане показалось, что не хватает воздуха, и если бы не мать, сидевшая спокойно напротив, она выскочила бы пулей.
– Здравствуйте, – поднявшись, пробормотал незнакомец. Тон его голоса отражал уважение и восхищение. – Какая у тебя дочка красивая, – обратился он к хозяйке, – я сразу подумал, что это ты, так вы похожи.
Лидия усмехнулась: – Неужто, подумал, что за двадцать с лишним лет не изменилась? Другая я теперь, сам видишь. – она посмотрела на дочь: – Это давний мой знакомый, по молодости знали друг друга. Жил в Чистых Родниках когда-то…
– Странный у тебя, мама, знакомый, – Аня, наконец, избавилась от страха и заговорила спокойно, – первый раз увидишь, испугаешься.
– Прости, дочка, напугал тебя, – мужчина виновато смотрел на девушку и на ее мать.
– Я вам не дочка, – бросив резкую фразу, она обратилась к матери: – Мне тут посидеть? – спросила, намекая, стоит ли оставлять ее одну с чужаком.
– Иди, Анюта, отдыхать, не беспокойся, все хорошо.
Когда дверь за девушкой закрылась, Лидия строго сказала: – Удивил ты меня, Коля, своим появлением. Уже не думала, что в живых тебя увижу, столько лет прошло.
Мужчина опустил голову. – Все не так, Лида, вся жизнь коту под хвост. Виноват я перед тобой, перед матерью виноват. – он поднял голову, взгляд был жалким, как у затравленного зверя: – А может и не виноват, жизнь такая получилась. Хотел денег заработать, другие края увидеть и вернуться к тебе через год… травмировался на Севере, в аварию попадал, в тундре замерзал, от волков убегал. И обворовывали меня, и били… эх, да что там, – гость махнул рукой, – видишь, ты даже с первого раза и не узнала меня, уезжал молодым, вернулся стариком, а ведь мне, Лида, всего-то сорок пять.
– Знаю, Коля, годами молод, а телом стар. А кто виноват? Всего два письма прислал и тишина… сам выбрал жизнь бродяжью, затянула тебя дорога, да подработки разные. А добра, смотрю, ты не нажил.
– Есть немного, на домишко хватит, в Чистых Родниках и куплю. Хотел здесь, да не буду смущать дочку… Лида, это же моя дочь? – мужчина весь напрягся, смотрел на женщину с тоской и горечью, ожидая ответа.
Лида встала, строго посмотрела на него: – А с чего ты взял, что Аня твоя дочь?
– Ну, если посчитать, по годам-то как раз совпадает…
Лида снова присела. – Эх ты, счетовод… говорю тебе, Коля, один раз и больше не спрашивай меня об этом, тем более, не вздумай Аню спросить. Не твоя она дочь, не может она быть твоей дочерью.
Пальцы на руке Николая задергались, в глазах появились печаль и разочарование. – Значит мужа твоего покойного Михаила? – уточнил он, все еще надеясь на другой ответ.
– С Мишей я стала встречаться, как ты уехал, потом расписались. Так что, Коля, нет у тебя здесь детей, на Севере ищи, ты там долго жил.
Мужчина поднялся, надел кепку на взъерошенные волосы. – Прости, Лида, что побеспокоил, пойду я.
– Куда ты пойдешь?
– В Чистые Родники пойду, там, у родственника переночую.
– Тридцать километров пешком? Ты и к утру не придешь.
– Попутку поймаю.
– Какие попутки? Ночь на дворе. Ложись-ка лучше здесь, вон одеяло лежит, и подушку сейчас принесу.
– Нет-нет, что ты, – Николай замахал руками.
– Ладно, не маши, как мельница, я тебя не навсегда, я тебя до утра оставляю.
_________________
– Мама, он ушел? – Аня спросила шепотом, едва Лидия вошла в зал.
– Переночует, утром уйдет.
– Ты его оставила? зачем? Посмотри, как он одет! И этот шрам на лице…
– На лице – ладно, на душе у него шрам от бродяжьей жизни.
– Он – настоящий бродяга?
– Нет, конечно, не бродяжничал, но скитался по белому свету, искал, наверное, счастье, да так и не нашел. Несчастный он человек
– А ты раньше как его знала?
– Нравилась я ему, замуж звал.
– А ты?
– Я согласилась. А он решил уехать за длинным рублем, да так и пропал. Спи, доча, ни о чем не думай, утро вечера мудренее.
________________
– Колька, это ты? – Семен смотрел на постаревшего Николая, вглядываясь в черты лица и еще до конца не веря, что это его двоюродный брат.
– Я это, Семен, я, – Николай стянул с головы фуражку, – поизносился телом, вот ты и не узнаешь.
– Ну, дак, сколь лет прошло, мы тебя уже потеряли, считай что насовсем. Шутка ли в 90-е уехал, почти четверть века не было. Ну, заходи, посидим, отметим возвращение.
Фая, жена Семена, смотрела на гостя с подозрением, плотно сжав губы. – Ты гляди, чтобы он нас не обокрал, – шепнула она, когда Николай пошел мыть руки.
– Не придумывай, родня он мне.
– Ага, родня! А где он был столько лет? Даже на похороны матери не приехал.
– Это да, не приехал, – согласился Семен, – но домик-то тетки Евдокии нам достался, продали мы его, Колька нам разрешил.
– Вот и молчи про домик, наши это деньги.
– Что думаешь дальше делать? – спросил Семен, когда гость сел за стол. – Здесь останешься или дальше подашься?
– Хватит, наскитался, здесь хочу окопаться. В район поеду, там и работы больше, устроюсь какой-нибудь склад сторожить или на лесопилку пойду. Пожить хочется по-человечески, – Николай вспомнил Лиду, которая, как ему показалось, не изменилась, только строже стала. Хотелось ему ради нее преобразиться, приехать к ней уже в другом виде.
– Ну и правильно, здесь-то тебе негде жить, домик продан…
– Я знаю, не бойся, денег не требую, свои есть, заработанные, было бы на кого тратить, а мне-то много не надо.
– Ну, ты сам виноват, не приехал тогда…
Николай промолчал, и не стал говорить, что был он тогда тяжело болен и лежал в больнице, кое-как оклемался.
– Тебе, Коля, зубы вставить бы, – осторожно намекнул хозяин, – а то вид не ахти какой. Дорого это, денег надо заработать.
– Зубы подождут, ты мне лучше могилку матери покажи.
_______________________
Через неделю Николай вошел в небольшой стоматологический центр, растерянно оглядываясь и не зная, к кому подойти.
– Кира Сергеевна, что это у вас тут посторонние? – полноватый мужчина в белом халате брезгливо посмотрел на Николая. – Кто впустил?
– Так пациент это, записывается зубы вставлять, к вам, между прочим.
Полноватый доктор усмехнулся: – А деньги у него есть хотя бы на один зуб? – он еще раз взглянул на Николая и проворчал: – Ходят тут всякие.
– Погоди, доктор, – Николай окликнул врача, который задел обидными словами и пошел за ним. А когда тот обернулся, сказал тихо: – За зубы я заплачу, а вот тебе, грубиян, денег я не дам!
У окошечка регистратуры Николай попросил записать его к другому врачу.
– А у нас только два доктора, второй молодой специалист Дмитрий Романович.
– Вот и давай к нему.
Через две недели Кира Сергеевна показала тому полноватому доктору сумму, которую оплатил Николай: – Гляньте, Юрий Львович, какую сумму оставил тот пациент, и еще благодарность написал Дмитрию Романовичу. – Юрий Львович моргнул, словно хотел убедиться в весомости цифр. Ничего не сказав, пошел в кабинет.
________________________
Парикмахерская, на входе которой ляписто написано «салон красоты», встретила Николая стойким запахом лаков, шампуней, музыкой, доносившейся из радиоприемника и разговорами мастеров и клиентов.
– Тебе чего? – женщина лет пятидесяти, с выкрашенными в рыжий цвет волосами, в очках, властно обратилась к нему. Ее статная фигура выделялась на фоне других мастеров.
– Мне бы подстричься.
– Ну, жди тогда, и плащ скинь, вон вешалка.
Женщина была громкоголосой, казалась на вид суровой, но надменности в ней не было.
Молоденькая парикмахерша, освободившись, увидела очередного клиента и нашла причину отказаться: – Марья Петровна, у меня перерыв, пусть другой кто-нибудь возьмет, – она указала на Николая.
– Ладно, симулянтка, иди, отдыхай. – Разрешила она и снова обратилась к Николаю: – Я бы тебя подстригла, но позже, клиентка у меня.
– Марья Петровна, я возьму, – Николай увидел девушку, как ему показалось, лет тридцати.
– Хорошо, Вера.
– Пойдемте, – она позвала мужчину в самый дальний закуток салона. – Как будем стричься? – спросила девушка.
Николай даже улыбнулся от этого вопроса. – Убери вот это все, – он показал на лохматую шевелюру, пестрившую сединой. – Придумай, как подстричь.
– Хорошо, – мастер усердно взялась за дело. Волосы падали на пол, появилась аккуратная стрижка, изменившая мужчину почти до неузнаваемости.
Он показал на бороду: – Это тоже надо убрать, совсем убрать. Можно я сам сбрею? Прямо здесь.
– Можно, я сейчас принесу все, что нужно.
Через несколько минут мастер смотрела на Николая, как на другого человека. – Вам очень идет, вы изменились, намного моложе выглядите.
Мужчина коснулся щеки, погладил лицо: – Шрам не уберешь…
– Да что вы, он вам даже идет, шрамы украшают мужчин.
– Как тебя зовут?
– Вера.
– Спасибо, Вера. И за то, что стричь меня взялась, тоже спасибо.
Первой обратила внимание ярко-рыжая, громкоголосая Марья Петровна: – Вот это оперный театр! Вера, ты чего с ним сделала, как будто дет пятнадцать сбросил. – Она смотрела на Николая, который, даже в поношенном свитере, выглядел теперь гораздо моложе, взгляд стал теплее и смущеннее от нового образа.
Женщины тоже с интересом разглядывали клиента, а он натягивал на себя потертый плащ. – Приодеть так и ничего мужик. – Не унималась Марья Петровна. – А жена имеется? Если нет, то лучше меня невесты не найти. – Все в парикмахерской рассмеялись. – Нет, ну правда, на человека стал похож, – продолжила она, – вот еще бы кожу свою лягушачью сбросил, – она указала на его брезентовый плащ, – и вообще не узнать.
Николай расплатился с Верой и тихо спросил: – Может, еще поможете? – он вопросительно смотрел на нее: – Мне бы одежду выбрать. И чтобы со стороны кто-то глянул, а то я не умею выбирать. Совсем не умею.
– Помогу. Завтра у меня выходной, можно сходить в торговый центр.
– Понимаешь, я хочу к одному человеку съездить, в прошлый раз напугал своим видом. Надо как-то приличнее одеться что ли.
– Не переживайте, сходим, купим все, что нужно.
Продавец указала на ряды костюмов. – Нет, мне бы чего попроще, не ходил я в галстуках, – смутился Николай.
Вера смотрела на мужчину, который, явно чувствовал себя не в своей тарелке, и подбадривала. – Здесь все так делают, примеряют, а потом выбирают, что подошло.
Остановились на джинсах, нескольких рубашках, футболках, пуловере и куртке стального цвета. Николай смотрел на себя в зеркало, привыкая к своему новому образу. – На, Верочка, расплатись на кассе, – он подал ей несколько купюр.
– Сдачу, сдачу возьмите, – Вера пыталась всунуть ему в руки деньги.
– Это тебе на конфеты, – крикнул он и побежал к подошедшему автобусу. В голове крутилась только одна мысль: «Лида, Лида, Лида». Хотелось приехать к ней не таким жалким, как он заявился тогда, хотелось поговорить с ней дольше. Он не надеялся на ее внезапную взаимность, но хотя бы предложить ей помощь, сколь позволяет здоровье. Почему-то за все эти годы не выветрились из его памяти их встречи. Он и сам не ожидал, что так сильно будет тосковать.
___________________________
– Прости меня, Лида, накуролесил я по жизни. И прости, что уехал тогда, считай, что бросил. – Николай снова сидел в той же времянке на том же месте, а Лида слушала его тягостный рассказ, все больше сочувствуя ему.
– Коля, жаль мне тебя, но из жалости я тебя не приму. Даже если каждый день будешь ездить ко мне, все равно не приму. Было время, любила тебя, выглядывала каждый день, писем ждала. Но это прошло. Новая любовь у меня была, с Михаилом мы хорошо жили, только ушел он рано.
Она посмотрела на него: – А ты изменился, не такой как в тот раз, и без бороды тебе лучше.
– Понятно, нечего мне тут делать, видно судьба такая: скитаться. – он тяжело поднялся, – прости, Лида, за все прости.
– Куда ты опять?
– Уеду я, неделю-другую и уеду. – плечи его снова опустились, он взял куртку и побрел к калитке.
– Стой, бродяга! – Лида побежала за ним, у самой калитки вцепилась в его куртку. – Что ты делаешь со своей жизнью? Вот куда ты поедешь? На работу ведь устроился, так живи в родных краях.
– А для чего жить? Ни детей, ни жены, ничего нет…
– Есть! – Лида со злостью вытерла набежавшие слезы, не хотелось ей плакать, а слезы все равно выступали. – Есть, ради чего жить! Аня – твоя дочь! Слышишь, ты, бродяга, твоя она дочка! Как ты мог подумать, что я могла сразу тебя забыть и с другим остаться?! Миша меня беременной взял, знал, что не его ребенок, а считал родным.
Николай прислонился к забору, словно обессиленный.
– И многие в деревне знали, что от тебя. Говорю это тебе не потому, что передумала, а потому что есть у тебя шанс внуков дождаться, Анюта замуж выходит. Вот и решай, бежать тебе от всего и от самого себя, или иной раз дочку навестить.
– А как же она? Она ведь боится меня.
– Она знает, я ей рассказала. Да она и раньше знала, что Миша ей не родной отец. Просто хороший он был, вот и все.
_____________________
Николай ехал на автобусе ошеломленный, смотрел в окно и думал только о дочери, сожалея, как много в жизни он упустил, как много потеряно, чего уже не наверстаешь. Он вышел в райцентре на своей остановке. Пошел по тротуару, наступая на осенние листья, прилипшие после дождя к асфальту.
– Подождите, Николай, подождите, – Вера, в пальто бежевого цвета, держа в руках, спавший с головы берет, бежала за ним. – Николай, как хорошо, что я вас встретила! Вы сдачу тогда забыли, – она протянула деньги.
– Я же тебе на конфеты дал.
– Тут много, я уже купила конфеты, а это ваши деньги.
– Что ты все на «ты»? Подумаешь, моложе меня лет на пятнадцать. Мне сорок пять, тебе, наверное, тридцать.
– Мне уже тридцать восемь, – сказала Вера.
– Я бы не подумал. Тем более, зови на «ты». – он взял деньги из ее рук, – пойдем, я тебя сладким угощу. – он взял ее за руку, как ребенка.
Маленькое кафе с ароматной выпечкой было почти безлюдным. – Ну вот, я тебе все рассказал.
– Значит, ты передумал уезжать?
– Передумал, Вера. И честно сказать, никакого желания ехать куда-то нет.
– Знаете, вы мне нравитесь, – призналась Вера, – еще в парикмахерской обратила на вас внимание, еще до того, как подстригла. Если не уедете, может быть, я за тебя замуж выйду.
Николай от удивления выпрямился, не зная, шутит ли или всерьез говорит. – Так я вроде не сватался к тебе.
– Ну и что, а я заочно говорю, на тот случай, если надумаешь, то я согласна.
Он рассмеялся, и было заметно, что удивлен и рад этому разговору.
– Торопиться я не буду, – продолжила Вера, – посмотрю еще на тебя… и знаешь, меня два раза бросали. Сначала муж бросил нас сыном, ушел к другой, потом сходилась с одним, он тоже уехал. А вот, думаю, третий раз повезет. Не уедешь от меня?
Николай растрогался от такой искренности, взял Веру за руку: – Ничего я тебе не обещаю, Верочка, потому как лучше делать, а не обещать. У меня ведь теперь три причины остаться: родина моя здесь и могила матери, дочка, хоть и взрослая, но живет поблизости. И теперь ты, такая хорошая, добрая. Дай мне только время доказать, что ты не ошиблась.
__________________________
Дружная весна за несколько дней избавила землю от снега. Николай ходил по огороду, с жадностью глядя на оттаявшую землю, представляя, как он будет копаться здесь, выращивая урожай для Веры, которая недавно стала ему женой, и для ее сына Антона. «К осени Анюта родит, надо урожаем поделиться», – подумал он, и от этой мысли растеклось по телу спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. И еще он помнил, как недавно, дочь Аня впервые назвала его папой: – Понимаешь, мне рожать скоро, ни на кого не хочу обижаться. И на тебя тоже, папа.
О проекте
О подписке