Глава 5,
в которой я исполняю родительский долг

Любовь. Первая, юная, заполняющая тебя целиком. Та, из-за которой совершаются самые немыслимые глупости, иррациональная, обреченная. Самая запоминающаяся, оставляющая след на всю жизнь.

Именно эта любовь угрожает светлому будущему моей дочери в целом и ее золотой медали в частности.

Господи, ну за что! Рыжий черт, откуда ты только взялся на мою голову?! По стеночке «пентагона» я выбираюсь из школьной западни. У меня преимущество перед дочерью, она меня не видела, а вот я ее хорошо рассмотрела. И хотя первый мой порыв был – выскочить и наброситься на них, накричать, стукнуть рыжего парня его же черным портфелем по голове, стереть его широкую улыбку с веснушчатого лица – я этот порыв мужественно поборола.

Потому что, вопреки мнению моей дочери, я умная женщина.

Всему свое время, и хорошо смеется тот, кто смеется последним. Но мне сейчас было не до смеху. Я добралась до машины, не оборачиваясь и молясь, чтобы дочь не отвратила взора от предмета своей страсти в сторону калитки. Я села в машину и уехала домой, пытаясь прикинуть, сколько именно времени у меня есть. Не думаю, что много. Дочь знает, что мы с Гришей недовольны, что подозреваем ее. Дело в том, что, по правде говоря, Гришка не подозревает ничего того, что знаю я. Еще не решила, что именно расскажу ему, а что нет.

А все потому, что нет у меня в нем уверенности. В прошлый раз, когда я пыталась действовать единым родительским фронтом, он взял и пообещал котенка. Что помешает ему теперь, если он узнает всю правду про рыжего черта, не пойти и не купить этого котенка на самом деле. Потому что мой Гриша, как настоящий мужчина, уверен, что может легко и быстро решить любую проблему «по-боевому». А то, что такие проблемы, как «Первая Любовь», котенком не решаются, он не понимает.

Таким образом, если я расскажу мужу все прямо сейчас, у меня есть большие шансы обрести две проблемы вместо одной, и буду разбираться с влюбленным подростком, убирая за котенком.

Нет уж, спасибо.

Я влетела домой и закрыла за собой дверь на задвижку, которая не открывалась ключом. Подозрительно? Да, но еще хуже, если Варя придет и застанет меня в своей комнате. У меня было около часа, а затем я поеду встречать мужа на Речной вокзал так, словно я и не отпрашивалась с работы. Вечером, когда все улягутся спать, смогу подумать о сложившейся ситуации. Я зашла в комнату Вари и остановилась посредине, прикидывая, с чего начать. Я еще никогда не обыскивала комнату дочери.

Чувствовала себя, как вор, пробравшийся в чужой, посторонний мир. Что я хочу найти? Каков мой план? И что сделаю дальше? Все, чего я хотела, – это понять девушку, которую вырастила, но плохо знала. Мне необходимо понять, что из себя представляет моя дочь теперь, чем живет и что делается в ее юной голове. Первое, что бросилось мне в глаза, – компьютер. Ну конечно же! Я подошла к столу и включила экран. Он загорелся ярким светом. Не отключила Варя компьютер, только монитор погасила. Я выдвинула клавиатуру из-под столешницы и нажала на пробел. Компьютер ожил и выдал мне окошко для введения пароля.

Черт!

Умница-дочка, поставила на компьютер пароль. Эту проблему так сразу не решить. Однако даже и без доступа в компьютер я получила маленький, но драгоценный кусочек информации. Еще неделю назад на компьютере не было пароля. Варя защищается, а это значит, что ей есть что скрывать. Она думает, что спасает свою самую большую любовь. Рыжую и смешливую.

Моя первая любовь – мальчик по имени Егор – учился со мной в одном классе. Он сидел через три парты от меня, и я тратила все время, любуясь его затылком, а иногда даже профилем, если Егор поворачивал голову в сторону. Сколько мне было тогда? Пятнадцать?

Ох ты, как все повторяется. Только я не сидела на лавочке чуть ли не в обнимку, и мой Егор не курил у школы. Я так и не рассказала ему о моих чувствах, только однажды, на двадцать третье февраля, сделала сердечко из картона, клея ПВА и красной акварельной краски и подсунула ему на стол. На оборотной стороне этого доморощенного сердца написала о том, какой он хороший и красивый и как он мне нравится. Думаю, Егор понял, что это от меня, потому что после этого подарка он стал чаще поворачивать голову, а иногда даже ловил мой взгляд и улыбался.

Когда его глаза встречались с моими – это было самое счастливое мгновение.

Я до сих пор помню, как мое сердце принималось стучать словно сумасшедшее от одного его взгляда. Было трудно дышать и совершенно невозможно следить за тем, что происходит на уроке.

А потом семья Егора переехала в Белоруссию, а я осталась с незаживающей раной в сердце, печальная, как Джульетта, к которой так и не пришел Ромео. Я думала, что никогда больше не буду счастлива и ни один человек в мире не сможет помочь мне с моим безграничным горем. Но через неделю подружка позвала меня в кино с мальчишками с нашего двора. В общем, с горем я справилась.

И Варя справится. Я выключила экран компьютера и подумала о том, что, как минимум, один выход из положения у нас точно есть. Перейти в другую школу. Такие чувства да еще в таком возрасте требуют постоянной подпитки, а без нее они очень быстро погаснут. И Варя быстро забудет веснушчатый профиль и рыжие волосы…

Я выдвинула полку письменного стола и провела рукой по ручкам, карандашам, ластикам и прочей мелочовке. Что я ищу? Дневник? Доказательство своей правоты? Четверка по контрольной – лучшее тому подтверждение. Мы никогда особенно не заставляли Варю учиться, она всегда сама тянулась к знаниям, что большая редкость. Нет, Гриша, конечно, пилил дочери мозг из-за четверок, заставляя ее бояться их получать хотя бы потому, что потом придется слушать его лекции. Он читал монологи на тему «только на отлично стоит жить в этом мире» и предлагал решать все «по-боевому». Но ведь если бы Варя категорически не хотела или не могла – она бы все равно не выдержала этого пресса. Она прекрасно училась, легко сносила все «мероприятия отца» – до некоторых пор.

Закрыв письменный стол, я подошла к гардеробу. Вещи на вешалках висели – еще куда ни шло, но на полках все было свалено не пойми как, что-то свернуто, что-то сложено, а что-то Варя просто запихнула в шкаф комком. Что ж, мне же лучше, удобнее осматривать, труднее заметить, что тут кто-то был. Я аккуратно подлезла под ее вещи и на ощупь проверила, нет ли на полке твердых предметов. Ничего. На других полках тоже никаких особенных вещей не обнаружилось. Среди свитеров почему-то лежали Варины туфли на шпильке. Думаю, я знаю, как они туда попали. Она любит включать музыку и кружиться в темной комнате перед большим зеркалом, встроенным в дверцу шкафа.

Я тоже любила так делать.

В полумраке, кружась под музыку, можно увидеть себя совсем другими глазами. Это похоже на гадание, на таинство. Глядя на свое отражение в зеркале в разных платьях, меняя туфли, платки, позы, глядя на саму себя, можно представлять всю свою дальнейшую жизнь – ослепительную, интересную, полную великих людей и грандиозных событий. И, конечно, счастья. Совсем не такую, какой она окажется на самом деле.

А затем ты устаешь или кончается музыка, кто-то звонит или зовет тебя ужинать, и ты сбрасываешь свои самые «чумовые» туфли и засовываешь их на полку со свитерами, чтобы потом там и забыть, пока они как-нибудь и когда-нибудь случайно не найдутся. Я улыбнулась и оставила все на месте. Я здесь не для того, чтобы пилить дочь из-за беспорядка в шкафу. Закрыв дверцу, постояла с минуту, глядя на себя в ее зеркале. Черные брюки, сливового цвета водолазка. Стройная, хотя в юности я, как и все, считала себя уродиной и толстой. В юности мы оцениваем себя по самым жестким стандартам, и в тридцать четыре года я нравилась себе куда больше, чем в пятнадцать. Затем перевела взгляд на свалку из одежды и книжек на стуле рядом с Вариной кроватью. Я подошла и присела на корточки. Кажется, на стуле было собрано все, что Варя носила вне школы за последние две недели, и все, что она читала в последние два месяца. «Путешествие из Петербурга в Москву» – это по программе. «Отверженные» и «Сумерки» – это для души. Интересно, с кем Варя ассоциирует себя, с Козеттой или с Беллой? Ответ на этот вопрос очевиден.

Никогда не понимала, что может быть хорошего в вампирах.

Моя рука автоматически подхватила блузку, затем другую, чтобы повесить их в шкаф, но я одернула себя. Варя не должна знать, что я тут была. Она думает, я на работе, и, если все пойдет хорошо, это так и останется. Я положила блузки обратно, но тут со стула свалились Варины джинсы. Те самые, драные, как назвала их Марина Ивановна. Я потянулась, чтобы поднять джинсы с пола, как вдруг заметила краешек чего-то в заднем кармане. Красный краешек коробочки. Картонная… Ах ты, блин!

Я отскочила, как от ядовитой змеи.

Из кармана джинсов моей дочери-отличницы выпала пачка «Мальборо», сигарет, которыми наверняка снабдил ее этот рыжий дьявол. Вот ведь! Неужели Варя еще и курит? Как мы могли не замечать? Я подняла джинсы с пола и проверила остальные карманы. Больше ничего не было. Дрожащими руками взяла коробку с сигаретами – и кто только их продает подросткам – и открыла. Пачка была распечатана, в ней не хватало нескольких сигарет. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Об этом придется рассказывать Гришке. Как это все грустно. И ведь я никогда, никогда не чувствовала от Вари запаха сигаретного дыма. Что она делает, чтобы избавиться от него? Дезодоранты? Мятные конфеты? Моя главная надежда была на то, что Варя еще не втянулась, что она только попробовала, может быть, ей даже не понравилось. И поэтому она забыла пачку сигарет в кармане джинсов, потому что они ее не волнуют.

Я запихнула пачку обратно в карман джинсов и положила их обратно на стул. Вдруг мне вспомнилось, как два дня назад мы с Людмилой обсуждали планы на летний отпуск. Господи, теперь мне хочется улететь на пляж и забыться еще сильнее. Наш дом штормит, и неизвестно, как я переживу предстоящую бурю. Особенно учитывая, что я же ее и создам.

Я решительно направилась к выходу. Уже в дверях вдруг заметила фотографию на стене. Я подошла ближе и склонилась, чтобы разглядеть получше лица детей, окруживших Марину Ивановну. Она стояла с серьезным лицом, которое выглядело нелепо. Седьмой класс, съемка в конце второй четверти перед Новым годом. Я внимательно прошерстила всех, кого знала. Маша Гуляева стояла в смешном сарафане, не в форме, и с двумя белыми бантами. Видимо, ее маме сказали, что нужно дочку приодеть для съемки, вот она и постаралась. Гуляевы располагали средствами, и Маша всегда выглядела очень хорошо.

Впрочем, Варька тоже хороша. Волосы зачесаны назад, собраны в хвост, а потом заплетены в косу. У моей Вари просто шикарные темные волосы, блестящие и густые. Это она взяла от меня. Варины серые красивые глаза сияют. Детские глаза всегда смотрятся больше, чем они есть на самом деле, из-за того, что размер головы еще детский, а разрез глаз уже почти взрослый. Очень симпатичная у нас дочь. Тем более страшно, что она взрослеет с такой скоростью.

Сигареты…

Вот он! Я вздрогнула и приблизилась к фотографии класса так близко, что почти коснулась ее носом. Рыжий черт стоял в последнем ряду, сбоку. Черные брюки, дурацкая синяя вязаная жилетка. Никто не пытался приодеть его для съемок. Ну конечно! Двоечник, хулиган. Не удивлюсь, если и семья у него соответствующая. Я прочитала подпись и невольно хмыкнула.

«Дима Грачев».

Знакомая фамилия, знакомое имя. И тут все пазлы сошлись воедино, и я поняла, как так получилось, что моя дочь влюбилась в этого рыжего Ромео. Она же «подтягивала» его, занималась с ним дополнительно по просьбе учительницы. Я почувствовала, как сжимаются мои кулаки. «Марина Ивановна, так это вы мне организовали все эти проблемы. Вы персонально отвечаете за появление пачки «Мальборо» в кармане моей дочери».

Конечно, она влюбилась. Он шутил, они сидели рядом. Варя учила его чему-то, а он улыбался и делал ей комплименты. Они проводили много времени вместе, а в пятнадцать лет этого порой достаточно для того, чтобы вспыхнуло «Большое и Светлое Чувство». А если девочка к тому же может еще и спасать мальчика – это вообще беспроигрышная комбинация.

Итак, все встало на свои места. Она занималась с ним, помогала ему, чувствовала себя умной, полезной, ценной… и влюбилась в него. Она показала ему, как решать примеры, он показал ей, как курить сигареты. Ситуация нешуточная, и надо что-то делать. Я вышла из Вариной комнаты и плотно закрыла дверь. Через несколько минут я уже ехала встречать мужа с работы. Интересно, какую часть Москвы он показывал сегодня сонным замерзшим туристам? А впрочем, нет – неинтересно. И без этого мне было о чем подумать. Теперь я знала достаточно, чтобы припереть дочь к стенке. И знала, что делать это надо вместе с Гришкой – мне необходимо сильное мужское плечо. Как раз тот случай, когда вопрос нужно решить «по-боевому». Перевод в другую школу, учитывая то, что Варя будет сопротивляться с бешеной яростью оскорбленной Джульетты, – такое под силу только Грише. Моей настоящей «Первой Любви».