– А зачем это нужно-то? – маясь, спросил главврач. – Не знаете? Мы… напортачили, что ли? Смерть там… не криминальная, сто процентов! Сердце остановилось.

Джахан наконец-то сообразила, чего он боится. Он боится, что она выдаст какое-нибудь заковыристое заключение, а вовсе «не смерть в результате сердечной недостаточности», и ему попадёт. Видимо, вскрытие делалось наспех человеком, не слишком компетентным, и главврач об этом знает.

Ну, развеять его страхи легко.

Она пожала прямыми узкими плечами.

– Чистая формальность. Этот ваш директор библиотеки когда-то дружил с нашим заведующим кафедрой. Когда тот узнал о его смерти, попросил меня уточнить причину. Они ровесники. Вы знаете, как мужчины в пятьдесят лет мнительны.

Главврачу до пятидесяти ещё нужно было дожить, но что-то такое он слышал про опасный возраст, что ли.

– Именно в этом возрасте повышается угроза сердечно-сосудистых заболеваний.

Главврач приободрился.

– Моя задача – подтвердить ваше заключение. А не опровергнуть, – произнесла Джахан.

Главврач улыбнулся:

– Может, чайку? Или кофе? У нас, правда, растворимый только.

Джахан не хотела ни чаю, ни растворимого кофе. Ей нужно было приступить в работе и закончить её как можно быстрее. Но главврач нервничал, всё потирал потные ладони, всё стрелял в неё глазами, и она сказала – кофе.

Он радостно выбрался из-за стола, набулькал в чайник воды из канистры и полез в шкаф за чашками. От её пальто, оказавшегося у него под носом, пахло странными и тревожными духами.

– Я сделаю заключение, – отхлебнув сладкой коричневой жидкости, сказала Джахан, – и родственники заберут тело в Москву.

– Да это уж как полиция разрешит, не разрешит, шут их знает.

– Уверена, что разрешит. Смерть не криминальная.

– Вот бы хорошо. Вы не поверите, каждый день проблемы! Ну просто каждый день! Такая работа собачья! Я думал, когда до главврача дослужусь, будут мне почёт и уважение, а всё наоборот! Месяц назад в детском саду восемнадцатом была какая-то вспышка диареи. Ничего особенного, без температуры, но ведь прецедент! И мамаши к нам в приёмное повалили, и главный санитарный врач названивает – прикрой меня, а как я его прикрою, если все обращения фиксируются?!

– Проблема, – констатировала Джахан.

– Ну, вот именно! Нужно было в науку идти, а не в практическую медицину! Вы ведь наукой занимаетесь… Джахан?

– По-разному. Не только наукой.

Она поставила почти полную кружку на стол и поднялась. Время уходит, время!..

– Проводите меня. – Она как будто приказала, и главврач поспешно вскочил. – Мне бы хотелось начать сегодня.

Он взялся было за её гиппопотамский чемодан, но она не дала, так и несла его сама, как будто чемодан ничего не весит, а весил он – будь здоров, главврач знал это точно.

В морге, в крохотной выстуженной комнатке слева от холодильника, оставшись одна, она первым делом установила на лабораторном столе чемодан.

Тело, прикрытое чем-то вроде клеёнки, лежало на столе у неё за спиной.

Она щёлкнула замками, открыла чемодан. Он как будто развалился на две части. Из одной части она достала спецкостюм и небольшой защитный щиток для лица – мало ли с чем придётся столкнуться, – какой-то прямоугольный ящичек, коробку с инструментами и бунзеновскую горелку для их стерилизации. Из другой части – реактивы, стёкла, несколько плоских чашек для образцов и разнообразные химические препараты.

Облачившись в костюм и не надевая перчаток, она несколькими движениями превратила прямоугольный ящичек в мощную лампу на длинной суставчатой ноге, установила её над телом так, как ей было удобно, натянула перчатки, сбросила на пол клеёнку и сказала в диктофон:

– Я захожу.

И разрезала грубо зашитый шов.

Девушка заложила за уши белые волосы – не просто прямые, а даже какие-то плоские, мечту любой современной красавицы, хоть что-то понимающей в моде, – и посмотрела на администратора гостиницы «Тамбов-Палас» сочувственно, как на слабоумного:

– А вы что? Сами писать не умеете?..

Тут она скосила глаза на его бейдж – золотые буквы на чёрном фоне, как положено в «паласах» – и добавила:

– Никита, вы учились в школе?

Администратор немного дрогнул.

Покуда она, эта беловолосая, оглядывалась по сторонам посреди раззолоченного холла, покуда тыкала в телефон и фотографировала себя на фоне зелёных, под малахит, колонн и букета искусственных цветов, он изо всех сил старался отделаться от шумной компании выезжающих, чтобы новая гостья досталась ему, а не Алине, работавшей рядом. Водитель, который привёз беловолосую с вокзала, – она заказала трансфер заранее, – вкатил её чемоданы, три штуки, один другого больше, и все «Луи Вюиттон» без дураков, и подмигнул Никите – давай, мол, выпроваживай этих, смотри, кого я тебе доставил!

Алина, ходившая в «Тамбов-Паласе» в первых красавицах, при виде новой гостьи дрогнула лицом, повела губами и с жаром продолжила объяснять пожилой супружеской чете, как найти картинную галерею. Таким образом гостья досталась Никите, лучше бы не доставалась!

Паспорт она искала минут десять – то в крохотной дорожной сумочке, то в рюкзаке, то в наружном кармане верхнего чемодана. Наконец нашла и вместо того, чтоб отдать, принялась беседовать по телефону, помахивая паспортом, зажатым в руке, у Никиты перед носом.

– Зачем ты сама ему позвонила? Мы же договаривались, что ты первая ни за что не станешь! Нет, нужно было мне сначала сказать! Ах нет, я в Тамбове. Боже, ну как зачем, я же тебе рассказывала, мне нужно на этюды! Ну конечно, дыра дырой, но что я-то могу поделать, провинция сейчас в моде! Сельсоветы, крестьянский быт, мебель Нечерноземья! Откуда я знаю, как пойдёт. Ну, недолго, конечно, у меня на будущей неделе с Майлзом встреча, и вообще я же только в Москве могу находиться, ну, ещё в Лондоне, но тоже так себе.

Она говорила, то отвернувшись от него и разглядывая позолоту, картины и люстры, то повернувшись и разглядывая его самого – одинаково безразлично.

Наконец девушка договорила и положила паспорт на стойку, Никита сразу его подхватил и открыл.

– А зачем у вас часы? – спросила она. Он поднял глаза.

Звали её Дарья Александровна Жукова, рождена и зарегистрирована в Москве, мужа и детей не имеет.

– У вас за спиной часы, – продолжала девушка. – Они показывают время в Нью-Йорке, Лондоне и Токио. Зачем они нужны?

– У нас останавливаются бизнесмены, – начал Никита, – и часы установлены специально для их удобства.

Девушка засмеялась:

– Тамбовским бизнесменам время в Токио необходимо как воздух, – согласилась она. – Сфотографируйте меня, пожалуйста! Умеете? Там нужно на кружочек такой нажать, видите? Только чтоб был виден тамбовский шик!

И сунула ему телефон.

Никита, злясь всё сильнее – где ему фотографировать, он же валенок деревенский, и часы ему ни к чему, он по солнцу встаёт, чтоб корову в стадо выгнать, – сфотографировал «тамбовский шик» с девушкой посередине.

Потом он попросил её заполнить анкету, а она спросила, умеет ли он сам писать. Алина за соседней конторкой прислушивалась, посматривала и изо всех сил сочувствовала Никите, так, чтобы он видел её сочувствие.

– Нет, если вы не умеете, – продолжала Даша Жукова, – тогда другой разговор, конечно, я и сама могу заполнить. Но тогда зачем вы тут стоите? – Она опять помедлила и добавила: – Никита? Для красоты?

– У нас такой порядок, – насупившись, заявил администратор. – Гости заполняют и подписывают анкеты собственноручно.

– Так давайте же изменим этот глупый порядок! – вскричала девушка, улыбнулась и понизила голос: – Никита.

Пришлось ему анкету самому заполнять, не скандалить же с ней! Что она способна поскандалить, было написано у неё на лбу, гладком, без единой морщинки, прямо под белоснежными волосами.

У неё был заказан не просто люкс, а президентский, таких номеров в «Тамбов-Паласе» было всего два, и они никогда не сдавались, Никита с ужасом думал, что будет, когда она обнаружит, что в джакузи вода не циркулирует, в спальне горит только одна лампочка, а сейф не запирается. Он даже на часы посмотрел, чтоб понять, когда заканчивается его смена, но так и не понял, потому что девушка не отводила от него весёлых глаз.

В номер она подниматься не стала, велела отправить багаж с коридорным, сказала, что хочет ужинать и пойдёт в ресторан.

– Заказать вам столик? – Никита предупредительно снял телефонную трубку.

Девушка принялась набирать сообщение и на него даже не взглянула:

– Ну, если там аншлаг, в ресторане… то закажите!.. Там аншлаг?

– У нас много гостей, – пробормотал Никита. – А в ресторане живая музыка…

– Столица переезжает в Нью-Васюки? Спорим, вы не знаете, откуда цитата!

Никита действительно не знал и сильно покраснел. Вообще ему хотелось, чтобы она от него отстала. Он чувствовал себя униженным.

Коридорный вернулся из президентского люкса и за её спиной закатывал глаза и строил рожи.

– Я хочу пить, – объявила Даша Жукова, – скажите этому вашему ресторану, чтоб мне принесли газированной воды. Очень холодной.

– У нас даже немецкие туристы живут, – неизвестно зачем сказал Никита. – Они по России на байках путешествуют. От нас поедут на юг.

– Ммм?.. – протянула Даша, не отрываясь от телефона. – Воды не забудьте попросить.

Она прошла к лобби-бару, по-особенному, будто танцуя, ставя длинные ноги в очень узких чёрных джинсах, повалилась в кресло, а необыкновенные ноги пристроила на полированный ореховый столик.

– И соревнования самбистов… – ей вслед пробормотал Никита. – Со всего СНГ болельщики приехали…

– Да что ты ей объясняешь! – не поднимая глаз, прошипела рядом Алина. – Она вон на тебя даже не смотрит!

Даше принесли воды, и она её вернула – слишком большая бутылка и тёплая, а ей нужна маленькая и холодная. Принесли следующую, и она опять вернула – вода должна быть итальянская.

– Дура, – неслышно буркнул Никита, и Алина рядом улыбнулась.

Явились давешние пожилые супруги – галерею они не нашли, потом потянулись командированные: такси до боулинг-клуба, такси до стриптиз-клуба, билеты на завтрашний утренний поезд, а потом пожаловал сам Паша-Суета с телохранителем. Должно быть, на свидание с Вероникой. Странно, что её до сих пор не видно.

Как только Паша разместился за столиком – спиной к стене, лицом ко входу, всё как всегда, – и телохранитель приткнулся неподалёку, сразу же прибежали официанты, извещённые Алиной, принесли вискарика, закуски и чай в стакане с подстаканником. Паша-Суета уважал чай только из стаканов.

Даша Жукова на явление Паши не обратила никакого внимания. Она строчила сообщения, время от времени фотографировала себя, перебрасывая волосы на одну сторону, маленькими глотками отпивала воду – в конце концов ей принесли подходящую.

Паша-Суета рассматривал её из своего угла.

– Что-то будет, – прошелестела рядом Алина. – А ты сегодня его подругу видел? Веронику? Она в наш спа-центр не приезжала?

– Я не видел, – тихо ответил Никита.

В отель ввалились разухабистые дядьки-болельщики, приехавшие на самбо, все по очереди оглядели Дашу с головы до скрещённых на столе щиколоток, загомонили, заржали и двинули в ресторан, оглядываясь и скалясь, как волки.

Никита подумал – лучше бы столичная штучка заказала ужин в свой президентский люкс. Нет, у них вполне респектабельное место, драки случаются всего пару раз в году, но всё же такой девушке вечером в ресторане в компании болельщиков и Паши-Суеты делать нечего…

Даша допила, громко, на весь холл, приказала, чтобы счёт за воду записали на номер, и поплыла к ресторану, по-особенному ставя длинные ноги в очень узких чёрных джинсах.

Паша-Суета махом опрокинул виски, что-то пробурчал телохранителю и отправился следом.

Над меню Даша думала недолго. За это время она оценила обстановку, пересчитала гостей, прикинула, кто где сидит, наметила пути к отступлению, если придётся отступать.

Отступать ей не придётся, но их так учили. Пути должны быть намечены заранее.

По её расчетам, выходило, что первым подойдёт разухабистый молодчик в ботинках на рифлёной подошве, обвислых джинсах и толстовке с пятном от кетчупа на животе.

Ему на помощь – не поднимая головы от меню, она всё оценила ещё раз – прибудет вон тот, в коричневом пиджаке. А уже потом вмешается местный авторитет, который в лобби запивал восемнадцатилетний «Макаллан» чаем из железнодорожного стакана и рассматривал её шмыгающими, суетливыми глазками.

– Выбрали, что будете кушать? – прошелестела над ней девочка-официантка. Улыбка у неё была перепуганная.

Даша отложила меню, вздохнула и громко, на весь ресторан, который ловил каждое её слово и движение, сказала:

– Что-нибудь из местных сезонных специалитетов. Посоветуйте мне! Может, тартар из мраморной тамбовской говядины? А на горячее копчёного угря! У вас в речке водятся угри?.. Ну и семифредо из редьки. Я не знаю, сейчас сезон редьки?

Девушка как будто отступила немного.

– Ничего этого нет, – ответила она и улыбнулась заискивающе. – Выберите что-нибудь из меню, пожалуйста…

– Ну нет, и что? – сказала Даша капризно. – А повар есть? Пусть приготовит!

– Повар… он готовит только из меню…

– Ах, из меню! Господи, куда я попала?! – И она быстро перечислила, сильно понизив голос: – Сто граммов водки, самой дорогой, томатный сок, лёд, салат столичный, грибной суп и окорок тамбовский запечённый.

Официантка, торопясь, записывала и кивала.

Водка и сок явились сразу же, а следом и салат столичный. По Дашиным расчётам, до супа всё будет мирно. Мирно, но неспокойно.

Она выпила стопку водки, запила томатным соком – вкусный, не иначе местный специалитет – и принялась ковыряться в салате.

Есть ей хотелось с самого утра.

За стол к авторитету прошествовала фигуристая силиконовая блондинка на таких каблуках, что смотреть было страшно. От высоты блондинку слегка покачивало. А может, силикон перевешивал.

«Живая музыка» на крохотной эстраде с непременным зеркальным шаром старалась изо всех сил. Дородный мужчина в кожаном пиджаке и расстёгнутой на груди рубахе выводил про старого шарманщика, женщина, перетянутая блестящим платьем, как докторская колбаса натуральной обвязкой, ему подпевала.

Даша ела.

Грибной суп, горячий, наваристый, был съеден до половины, когда мужчина на эстраде грянул «Я пригласить хочу на танец вас, и только вас, и не случайно этот танец вальс».

Как ни странно, первым подошёл не тот, с пятном на пузе, а его сосед, рыхлый, бледный, на толстом пальце печатка.

– Потанцуем, кисуль? – нежно спросил он, наклоняясь над Дашей и её супом.

– Не-а, – безмятежно сказала она. – Танцуй один, зая!..

Кавалер ничего не понял.

– Да ладно тебе выделываться, кисуль! Потанцуй, жалко, что ли? Ты отдыхаешь, и мы с ребятами отдыхаем! Давай, не ломайся!..

Даша положила ложку, откинулась на спинку стула и посмотрела на него очень близко.

…Спровоцировать или отпустить с миром? У него небось жена, дети. Работа какая-никакая. Он с ребятами отдыхает!.. Да и потом она уже настроилась на того, с пятном.

– Я не хочу танцевать, – сказала Даша мирно. – И не буду. Я есть хочу, а не танцевать. Улавливаешь суть?

Кавалер моргнул.

– Всё, давай, давай, иди к ребятам. Выпейте лучше за моё здоровье и за мир во всём мире.

Он помедлил, и что-то его остановило. Непонятно что. Секунду назад он был полон решимости и сладких предвкушений, а тут вдруг как будто отрезвел.

Он кивнул, вернулся на место, и за его столом произошло бурное короткое совещание. Авторитет, отстраняя рукой блондинку, которая наседала на него силиконовым бюстом, беспокойными глазами всё щупал и щупал Дашу.

Певец завёл про «Эти глаза напротив», и на этот раз подошел тот самый, с пятном, намеченный ею с самого начала. Он был покрепче, поуверенней, от него просто так не отвяжешься.

– Чего бузишь? Круче всех, что ли? Ты поласковей, девуля. Давай потанцуем, выпьем, поговорим, как люди! – И потной ладонью крепко взял Дашу за руку.

– Отвали, – велела она.

– Тихо, тихо. – Он сжал тонкие куриные косточки её запястья. – Придержи язык. Ты клиента на ночь подыскиваешь? Вставай, пошли, я твой первый клиент!

– Отвали, – повторила Даша.

Он моментально, как по команде, взбеленился.

– Вставай, сука, – прошипел он и потянул её сильно. – Пошли! Чё ты целку из себя строишь! В столице будешь строить, а тут не надо, тут все свои!.. Нормально тебе говорю – вставай, двигай в номер, я плачу!

Даша вздохнула. Левой рукой она нащупала ложку, которой только что ела суп, и ткнула ему в глаз – несильно. Он моментально ослеп, зашатался и заревел, закрывая лицо:

– Сука!.. …дь!

За его столом повскакивали, и тот, в коричневом пиджаке, ринулся на помощь. Телохранитель авторитета привстал и зашарил под мышкой. Даше стало смешно.

Подбежавший пиджак схватил Дашу за волосы, дёрнул. Она ударила – коротко и опять несильно, членовредительство в её планы не входило. Ударила она в самое больное место.

Пиджак схватил себя за это самое место, выпучил глаза, завыл и повалился на бок. Изо рта у него потекла слюна.

Первый, залитый слезами, полез было с кулаками, и это стало его ошибкой. Он ничего не видел, просто махал руками от боли и унижения. Даша взяла его двумя пальцами за основание шеи. Он всхрапнул, перестал дышать и столбом обрушился на пиджак, который подтягивал к подбородку ноги и выл.

Музыка остановилась, и сделалась тишина.

В дверях кухни толпились официанты и повара. Перетянутая, как докторская колбаса, певица закрывала обеими руками накрашенный рот. У входа застыли два парня в негнущихся костюмах, по всей видимости, охранники и давешний администратор, которого она довела до белого каления. Все посетители перестали есть и замерли в причудливых позах.

Картина.

Даша уселась на место.

– Ты это самое, – негромко сказал телохранителю местный авторитет, – вишь, это самое… намусорено? Давай убери.

Телохранитель подскочил и стал тянуть с пола лежащих. Гостиничные охранники тоже подошли и стали их поднимать.

– Дайте мне чистую ложку, – громко, на весь ресторан, сказала Даша капризным тоном. – Что такое!.. Ни семифредо, ни редьки, ни ложек!..

– А вы кем же ему приходитесь, покойному-то? У него сроду не было никого, одинокий он! А как помер, так, стало быть, родственники объявились не запылились!

Тётка была въедливая, ехидная, держалась немного свысока, и Макс Шейнерман её понимал. Приехал какой-то ферт в костюме, зашёл на участок Петра Сергеевича, как к себе домой, и уже в дверь лезет!..

– Да вы не волнуйтесь. – Он сбежал с крыльца, на ходу доставая из небольшого кожаного рюкзака приготовленные бумаги. – Я племянник, сын его сестры, Анны Сергеевны.

– Какая-то ещё сестра… – пробормотала соседка недовольно, приняла бумаги и стала рассматривать. – Сроду у него никакой сестры не было!..

– Мама давно умерла, – проинформировал Макс.

Соседка перевела на него взгляд, и лицо у неё потеплело.

– Так теперь, раз дядя тоже помер, ты сиротой остался?..

Макс ничего не сказал.

Удивительная особенность русского человека – жалеть сирот и пьяниц.

Она опять поглядела в бумаги, моментально соскучилась, вникать ей не хотелось. Раз говорит – племянник, значит, племянник.

– Когда дядю хоронить-то собираешься? Который день пошёл, а покойник всё мается, всё не в земле.

– Как только полиция разрешит.

Соседка махнула рукой:

– Полиция! Чего там они ищут, всё равно не найдут никого! У нас в восемьдесят пятом на Дзержинского мужика зарезали, так до сей поры не посадили никого, а тогда при советской власти ещё порядок был!.. Ну чего? Ключи-то есть у тебя, племянник?

Макс показал связку.

– Проводить или сам разберёшься?

Он сказал, что, разумеется, лучше проводить, и вновь поднялся на крыльцо. Соседка шла за ним.

– А ты чего, за границей, что ль, обретаешься? Уж больно не по-нашему одет-обут!