Дверь в лето
Не люблю сентябрь! Пусть кто как хочет, а я – ну не люблю!
Особенно потому, что новый год.
Ну в смысле учебный, учебный!..
Все летние радости позади: дача, гамак, пинг-понг, длинные теплые дни, короткие теплые ночи, ожидание моря – мама, мама, а на море когда? Мама, мама, а мы надолго на море? А мы на досках будем кататься по морю? А мы будем в песке валяться у моря?..
Будем, сынок. Будем, не волнуйся. Вот мы, а вот и наши билеты на море! Все будет.
Но в сентябре вдруг получается, что все не «будет», а «было».
Дети не пристают с морем – оно ведь уже было! Гамак, натянутый между соснами, мочит дождик, надо бы снять, но дырка вместо гамака – окончательный приговор лету, а мы не хотим пока, мы еще «не готовы»!
И дети «не готовы»!
Никого не добудишься утром, ни студента – это старший сын, Мишка, ни школьников – младшего Тимофея и племянницу Сашку. Не встают, и все тут.
Лето не отпускает.
Давеча позвонила подруга и тревожным голосом осведомилась:
– Вы к школе готовы?..
В каком смысле?.. Учебники куплены, рюкзаки с ужасными мордами и черепами на фасаде – очень модная вещь! – припасены. Дневники, методические пособия, хрестоматии, тетрадки для домашних заданий – все есть.
А к школе мы, пожалуй, не готовы.
Мы все еще, как кот у какого-то, сейчас не вспомнить, американского писателя, ищем «дверь в лето». Все вместе, не только дети.
Мы хотим, чтобы впереди было море, гамак между соснами, и дни длинные-длинные, и радость жизни полная-полная, и пирог с малиной горячий-горячий, и огурцы, купленные у бабки, только что с грядки, а не выращенные на «гидропонике». Когда-то наша биологичка пыталась втолковать нам, что такое эта самая «гидропоника», но я так и не поняла. Поняла только, что с грядки лучше.
– А ты на встречу с классной ходила? – тревожно, как шмель в летних зарослях крапивы, гудела в трубке подруга. – А деньги на охрану у вас уже собрали? И почем охрана? У нас полторы, и говорят, что еще потом дособерут. А англичанка все та же или вам поменяли?
Ох, не ходила я на встречу, и про деньги на охрану мы каждое утро забываем, хотя уже сто раз в школе напоминали, что нужно положить их ребенку в рюкзак или в карман, чтобы он «сдал».
И мы не положили, и он не сдал.
Мы ищем «дверь в лето».
И без толку, без толку!.. Нет ее, этой двери. Сентябрь за окнами, темнеет рано, птиц не слышно боле, и далеко еще до первых зимних бурь… Впрочем, это все мы будем зубрить во время надвинувшегося на нас учебного года.
А двери нет.
Как всегда, ее отыскала моя мама, самая неправильная из нас. Мало того что она «неправильная», она еще… оптимистка.
– Танюш, – сказала мама в телефонную трубку, и голос у нее, не в пример подруге, был очень веселый, – поедем отдохнем немного от сентября, а?
– Как отдохнем?! – тяжко поразилась я. – Учебный год только начался, нужно втягиваться в работу. И на встречу с классной я так и не сходила, и деньги за охрану…
– Да ладно! – перебила моя неправильная мама. – Успеем мы втянуться. Поехали, а?..
Если бы вы знали, как были счастливы дети, что мы едем «отдыхать от сентября»! Как орали, скакали, как моментально собрались, как скулили, чтоб скорей, скорей, как влезли в машину и уселись там со встревоженными лицами – вдруг мы передумаем?..
Но мы не передумали. И бездельничали целую неделю, нисколько себя не ругая.
Летом и осенью 1999 года Черноморское побережье Кавказа потрясла серия загадочных убийств.
Убивали молодых мужчин. Только и исключительно мужчин. За два месяца погибло пять человек. Самому старшему было тридцать девять лет. Самому молодому – двадцать три. Трупы их обнаруживали по всему побережью от Геленджика до Адлера.
У последнего из убитых (его нашли в волнах прибоя неподалеку от курортного местечка Бетта) в кулаке была зажата шахматная фигура – черный конь.
Я сидел за столиком с видом на море.
Легкая дымка. Морось. Шумный прибой. Рюмка водки.
Что еще нужно, чтобы скоротать сентябрьский приморский вечерок!
Кафе было маленьким, на пять столиков. За соседним столом поместились три краснолицые курортницы. Они хихикали над своим шампанским и временами кидали на меня откровенные взгляды. От их недвусмысленных позывных я покрывался испариной.
Вот дурынды! Я передвинул стул и стал смотреть в сторону набережной. Махом допил кофе. Закурил. Помахал официантке. Она подтащилась. Я протянул ей купюру. «Принеси мне еще кофе. Сдачу оставь себе».
По набережной под хмурым небом расхаживали немногочисленные курортники, рискнувшие взять отпуск в бархатный сезон. Лица у них были такие, будто их обдурили на четыре кулака.
Мне здесь тоже, право, надоело. Пора домой.
Завтра еще поторчу в этой Бетте. А послезавтра залью в мою старушку «Ауди‑80» полный бак, наберу канистры – и пора, пора в Москву!
И тут в кафешку вошел человек, который круто изменил мой маршрут.
То была девушка. Среди расхлябанных курортников она выделялась, словно синичка меж индюшками. Точеная фигурка. Милое личико. Живые искрящиеся глаза. Простой полотняный костюмчик (ценой этак долларов триста). Боже!
Она продефилировала к стойке и спросила коньяку. Затем оглянулась и мельком осмотрела кафешку.
Все столики были заняты. Курортники деловито заправлялись шашлыком и водкой. Или снимались, как те три дамочки. И я.
Черт возьми, я не мог ее упустить.
Наши глаза встретились. Я засиял в сто пятьдесят киловатт. Она слегка улыбнулась в ответ и двинулась к моему столику. Господи, направь ее стройные ножки!
– Я вам не помешаю? – спросила она.
Голос у нее был низким, чуть хрипловатым. Этот голос свел меня с ума – если я еще не был достаточно сумасшедшим.
– Вы мне поможете, – попытался сострить я.
Она мило рассмеялась, усаживаясь.
Бармен принес ей коньяку. Официантка поставила кофе для меня.
– Здесь лучший кофе во всем поселке, – проинформировал я незнакомку.
– Знают секрет? – Она улыбнулась и пригубила коньяк.
– Не жалеют заварки.
– Вы здесь старожил?
– Я гурман. Люблю настоящий кофе. Люблю готовить.
– Яичницу?
– Соте из баклажанов. Салат из креветок с ананасами. Осетрину в кляре.
– Звучит аппетитно.
– Друзьям нравится. И девушкам – тоже.
– Дайте списать рецептик. Креветки с ананасами – весьма романтично.
– Хотите удивить мужа?
– Удивлять можно не только мужа… – сказала она. – Пейте кофе, он совсем остыл.
– Может, выпьете со мной чего покрепче?
– Я уже пью.
– Одна рюмочка не спасает от холода.
Она покачала головой и откровенно взглянула мне в глаза:
– Я люблю делать глупости на трезвую голову.
Мне показалось, что я ослышался. Я не нашелся, что ответить, и сделал долгий глоток кофе. Мой дружок, и без того давно уже пробудившийся от ее низкого голоса и обещающих глаз, совсем распоясался.
– Какого рода глупости вы предпочитаете? – спросил я внезапно охрипшим голосом.
Я смотрел ей в глаза. Она не ответила. Усмехнулась и допила коньяк. Над столиком повисло молчание.
Море расшумелось еще пуще. Три курортницы, бросая на мою собеседницу ледяные взоры, принялись собираться.
– Вы умеете гадать на кофейной гуще? – вдруг спросила она.
– Не люблю гадать. Чему быть, того не миновать.
– Вы фаталист? Печорин?
Я усмехнулся:
– Скорей Максим Максимыч.
– А я гадаю. По книгам. По рукам… А все-таки лучше всего выходит по кофе. Дай мне твою чашку.
Я не ослышался. Она сказала мне «ты». Я был покорен. Я был в полоне. Безропотно передвинул ей по столу чашку.
Она слегка покрутила гущу, а затем быстрым движением опрокинула чашку на блюдце.
Уже совсем стемнело – только качался от ветра фонарь перед входом в наше кафе да грохотало море. По набережной зябко проходили курортники в накинутых на плечи кофтах. Ветер трепетал рукавами.
Незнакомка резко перевернула чашку и сосредоточенно уставилась на кофейный узор. Прошла минута. Вдруг она побледнела и резким движением отодвинула блюдце.
– Что там?
– Хочешь – смотри.
Я придвинул чашку к себе. Всмотрелся.
– О! Там написана фамилия будущего президента!
– Не смешно, – строго сказала она. – Смотри лучше.
– Чей-то рот. Широко открыт. Кто-то кричит!
– Это женский рот.
– Ну и что? – Я внимательно взглянул ей в глаза. – Женщины кричат по разным причинам.
Она отвела глаза. Она по-прежнему была бледна.
– Пойдем отсюда, – вдруг сказала она.
– Я знаю хороший ресторанчик.
– Нет. Проводи меня домой.
– У меня машина.
– Тогда довези.
Мы вышли из кафе и пошли через набережную к моей старухе «Ауди». Девушка молчала, зябко обхватив себя руками.
Я открыл перед ней дверцу и усадил в теплое авто, нагретое за день. Сел рядом с ней. Включил зажигание. В машине было темно.
О проекте
О подписке