– Ваш сосед, – заговорил он, – Милютин Александр Аггеевич почему-то завещал нам с братом, – и он показал, с каким именно братом, – все свое имущество. Двенадцатого апреля в ночь его убили, и следствие считает, что убили его мы. Из-за наследства!..

– А мы не убивали Милютина Александра Аггеевича, – подал голос Сандро. – Мы, видите ли, третьего дня даже не знали о его существовании! Не подозревали!

– Самым главным свидетелем оказался его сосед, Селезнев Виктор Павлович, – продолжал Ник. – Он заявил, что видел Сандро выходящим из квартиры Милютина как раз в ночь убийства.

– Какой сосед?

– Тот, что живет в этой самой квартире.

Девица помолчала.

– Мы зашли в тупик, – резюмировала она. – В этой квартире живу я. Без всякого Селезнева Виктора Павловича! Бабушка с дедушкой лет семь назад переехали в Сочи, а квартиру оставили мне. Дедушка всю жизнь мечтал жить в тепле возле моря!.. В Москву они не приезжают, мы с родителями к ним летаем, а они ни за что!..

Ник взялся за лоб. Собственная рука показалась ему очень холодной, а лоб горячим.

– Двенадцатого апреля, – продолжала Авдотья Андреевна, пожалуй, с сочувствием, – здесь никого не было. И тринадцатого тоже! Я ночевала у Марины, своей научницы. Ну, научного руководителя!

– Вы ученая девушка? – спросил Сандро и улыбнулся. – Мой брат Нико тоже ученый.

Авдотья Андреевна мельком посмотрела на Ника.

– Я занимаюсь индонезийским фольклором, – пояснила девица. – А вы?..

– Аэродинамикой.

– О!..

Все трое помолчали, словно собразуясь со своим новым положением.

– Странная история, – наконец сказала Авдотья Андреевна. – Просто чепуха какая-то редкостная. Хотите кофе?

Сандро немедленно захотел кофе.

Девица куда-то вышла, а Ник хмуро велел брату хотя бы не лезть в ванну.

– Ты уже поел, попил, осталось только ванну принять!

– А что? – Сандро ухмыльнулся. – Это было бы отлично.

Авдотья вернулась с крохотными кофейными чашками в руках.

– Но ведь в полиции, – начала она, – проверяют паспорта! Или я ошибаюсь? У этого вашего так называемого свидетеля в паспорте не может быть написано, что он живет здесь, потому что он здесь не живет.

– Вот именно, – сказал Сандро с удовольствием. Девица чем дальше, тем больше ему нравилась.

– Произошла какая-то путаница, – вступил Ник. – И мы пока не можем в ней разобраться.

Она разлила кофе и рядом с сырной тарелкой, наполовину съеденной, появилась дополнительная – со свежей малиной и орехами.

Сандро застонал:

– Я же знал, что вы ангел!.. Чистый ангел!..

Авдотья Андреевна хмыкнула.

– Что вы от меня хотите? – спросила она, пригубив кофе. – Чтобы я пошла в полицию и заявила, что здесь отродясь не было никакого Селезнева?

– Это было бы… прекрасно, – сказал Ник, не ожидавший от нее такого благородства.

Кофе и лапша одно дело, а идти куда-то и что-то там заявлять, подписывать, доказывать – совсем другое, неравнозначное.

– Я бы за вами заехал, – предложил Сандро, сверкая глазами. – Только машину мне отдадут! Она, видите ли, возле тюрьмы осталась.

– Можно подумать, у тебя одна машина, – пробормотал Ник.

– Точно! – возликовал брат. – Поедем на другой!

– Но он же откуда-то взялся, – продолжал Ник, – этот человек! Он приехал на лифте, вышел и подошел к вашей двери. И достал ключи!..

Авдотья Андреевна немного подумала.

– Когда это было?

– Позавчера.

– В котором часу?

– Вечером, – сказал Ник. – Точно не помню, но вечером! После работы я поехал к нотариусу выяснять подробности этого самого завещания. Нотариус дала мне адрес, и я пришел сюда. Мне даже звонить не пришлось, потому что какая-то девочка вела на прогулку собаку. Мопса, похожего на табуретку! Она открыла дверь, и я зашел.

– Моня, – кивнула Авдотья. – Со второго этажа. Вредное животное.

Сандро доел с тарелки сыр и теперь горстью зачерпывал орехи, ссыпал в пасть и энергично жевал.

– Позавчера я приехала поздно, – задумчиво продолжала Авдотья Андреевна. – После одиннадцати, должно быть. Нет, какая-то дикая история, честное слово!..

– И все же, – вмешался Сандро, прожевав, – можно я заеду за вами, допустим, завтра? И мы съездим в отделение, и вы им скажете, что Селезнев Виктор Павлович здесь не проживает! Можно?..

Авдотья Андреевна пожала плечами.

– Мы не злоумышленники! – умоляющими, страдающими и черт знает какими глазами глядя на нее, продолжал ныть Сандро. – Мы безвинно пострадавшие!

– Сандро, – перебил Ник. – Не кривляйся.

– А вы старший брат, да? – живо спросила Авдотья.

Ник кивнул.

– И опекаете младшего?

– Я совершенно самостоятельная личность! – воскликнул Сандро. – В опеке не нуждаюсь, нахожусь в здравом уме и твердой памяти.

– По-моему, никто в здравом уме и твердой памяти не читает рэп, – заявила Авдотья.

Братья Галицкие переглянулись.

– То есть вы меня узнали? – на всякий случай уточнил Сандро.

– Вас не узнать трудно, – сказала девица. – Вами переполнен интернет и телевизор. Только вчера показывали повтор финала конкурса «Вопли»! Вы его судили.

– Судили-рядили, – повторил Сандро. – Почему вы сразу не попросили у меня автограф?

– За каким лешим ей твой автограф, Сандро?!

– Почему вы так странно друг друга называете? – осведомилась девица. – Вы же Александр, да?

– А он Николай! Наш грузинский дедушка так нас называл, и теперь все тоже так называют – Нико и Сандро! А что? Вам не нравится?

Ник положил на салфетку тоненькую невесомую кофейную ложечку. Подумал и переложил ее в блюдце, рядом с чашкой. Немудрящие действия он проделывал медленно и сосредоточенно.

Все ясно и понятно. Брат позабыл обо всем на свете. Ему понравилась Авдотья Андреевна – еще как понравилась! – и на все остальное ему наплевать. Уголовное дело, кутузка, майор Мишаков, неизвестное наследство – фьюить! – и выдуло у него из головы словно свежим апрельским ветром. Глаза блестят, улыбается умильно, того и гляди на одно колено встанет!..

Как бы его приструнить?..

– Авдотья Андреевна, – Ник приступил к приструнке, – можно ваш телефон? Мы переговорим с адвокатом и позвоним вам. Если понадобится, вы согласитесь подъехать в отделение и подписать показания? Что не знаете никакого Селезнева и что он здесь не проживает?

– Фамилия нашего дедушки Дадиани, – Сандро не обратил на изменившийся тон брата никакого внимания. – Он, знаете ли, был грузинский князь!..

– Уймись, – пробормотал Ник. – Что такое!..

– Запишите мой номер, – продолжал Сандро. – Нет, лучше я вам сам позвоню, и он у вас определится!.. Нет, сейчас не позвоню, у меня телефон выключен и включить его я не могу. Журналисты одолевают!..

– Понятное дело, – кивнула Авдотья Андреевна. – Вы же еще какая знаменитость!

Сандро словно осекся и посмотрел на нее с некоторым подозрением.

– Эта девушка надо мной смеется, – сказал он брату. – Я прав?

– Прав, прав, – подтвердила Авдотья и встала. Они оба моментально поднялись тоже.

Сидеть в присутствии женщины можно в двух случаях, учил дедушка Дадиани. Если у тебя отнялись ноги и если она угощает тебя обедом. Во всех остальных случаях позволительно только стоять.

Авдотья по очереди посмотрела на братьев. Они были значительно выше ее, и ей приходилось смотреть вверх.

– Вот телефон. – Она записала карандашом на бумажке и отдала ее Нику. Тот сунул в карман. Сандро проводил бумажку глазами. – Если понадобится, звоните. Я сделаю все, что нужно. – И пояснила: – Из принципиальных соображений. Я-то точно знаю, что в моей квартире нет и не было никаких Селезневых… как дальше?

– Селезнев Виктор Павлович, – машинально повторил Ник. – Спасибо вам.

– За то, что не вызвали наряд и не выбежали с воплями, – серьезно продолжил Сандро. – Правда, спасибо. И вы очень красивая девушка.

Перед подъездом братья некоторое время постояли молча, один глядел налево, другой направо.

– Ты бы себя в руках держал, – сказал Ник в конце концов. – Смотреть на тебя, козла, тошно.

– Я на ней женюсь, у нас будет трое детей, и все мальчики, – ответил Сандро. – Вот клянусь тебе.

– Бог в помощь.

По бульвару они дошли до первого попавшегося магазина, торговавшего телефонами, купили сим-карту – покупал Ник, а Сандро делал вид, что читает афишу. Как только телефон заработал, Сандро первым делом позвонил Авдотье Андреевне.

– Это я, – сказал он так нежно, словно все трое детей были уже на подходе, – Сандро. Мы только что у вас были с братом!.. Это мой телефон, вы его запишите и не потеряйте!..

Ник пошел быстрее, чтобы не слышать этой чепухи.

…Нужно вернуться на работу, понять, что пошло не так в Новосибирске. Оформить визу в Бразилию. Хотя туда пускают без виз, можно расслабиться.

Нужно разобраться с опасным наследством, но как?.. Как?!

Ник оглянулся на брата, который не отрывался от телефона, размахивал свободной рукой, выписывал ногами кренделя по тротуару, словно танцевал, и улыбался так, что Ник тоже невольно заулыбался. Сандро не станет ничем заниматься. Завтра он улетит в Питер, потому что у него там «баттл», «лайв», «кранк» или еще какая-нибудь чепуха, Ник плохо разбирался в том, чем занят брат. Или наоборот – никуда не полетит, останется в Москве ухаживать за Авдотьей Андреевной Кутайсовой, и тогда есть некоторая надежда, что он свозит ее к майору Мишакову, а она подтвердит, что никаких Селезневых в квартире номер семь в двенадцатом доме по Подколокольному переулку не проживает!..

…И что это даст?

Ну, допустим, некоторую отсрочку и надежду на то, что майор отвяжется. Но Ник отчего-то твердо знал, что майор уже вцепился, впился, как клещ в лосиную шкуру, просто так от него не отвяжешься, он будет прогрызать шкуру до последнего, до конца, до мяса.

– Позвони маме, – сказал Ник в сторону Сандро, который перестал разговаривать и теперь любовно и призывно глядел на телефон, как на саму Авдотью Андреевну.

– Авдотья – это ведь Дуня, да?

– Нет, Шура.

Сандро удивился и перевел взгляд на брата:

– Почему… Шура?

– Маме позвони, – повторил Ник. – Тебя наверняка показывали в новостях, и она наверняка видела, а сейчас у тебя телефон не работает!.. И у нее наверняка… инфаркт.

– Да, да, – спохватился Сандро.

Телефонные номера родителей и друг друга они знали наизусть, Сандро быстро набрал цифры. Нико позвонил аспиранту Олегу и спросил, что слышно из Новосибирска. Тот немедленно стал рассказывать – со всеми подробностями. Подбежал брат и выхватил телефон у него из ладони.

– Ты что?! – рассвирепел Ник. – Обалдел?!

– Маме очень плохо, – едва выговорил Сандро. Губы у него были серые, и Ник вдруг удивился, что у человека могут быть такие серые губы. – Там какие-то посторонние люди, я не понял.

– Где люди?

– Взяли трубу.

– Где она? Ты понял, где она?!

– Дома, – сказал Сандро. – Ник, если она дома, а там посторонние люди, значит, ей совсем плохо, да? Да, Ник?..

Старший брат выскочил на проезжую часть и вскинул руку. Через секунду рядом притормозило желтое такси. Ник полез в машину. Младший подбежал и стал дергать дверь с другой стороны.

– Не открывается! – огрызнулся водитель. – Не открывается она! Туда иди!

Ник не успел подвинуться, Сандро плюхнулся почти к нему на колени.

– Пробки, – сквозь зубы сказал Ник, – мы будем ехать два часа!

– Давай сначала ко мне, я своего водилу вызову. С ним быстрее. Он ездит, как на истребителе летает.

Ник не слушал.

Мать в жизненной системе координат обоих братьев была величиной… незыблемой, вне времени и вне любых жизненных течений. Все имели право стареть, хиреть, отставать от молодых, ничего не понимать в современности и не уметь пользоваться интернетом!.. Все имели право – кроме матери. Мать всегда была и оставалась лучше всех – она не старела или старела как-то так, что братья этого не замечали; она знала по именам всех модных блогеров, и они ее смешили или сердили; она посещала выступления сына, и у нее ни разу не дрогнуло лицо от вязкого, дрянного, неизобретательного мата, которым разговаривали рэперы, их друзья и подруги; она любила и пестовала свой сад, как истинная английская леди, и готовила, как самая настоящая грузинка; она носила джинсы, белые футболки и черные пиджаки, а на церемонию награждения Сандро или на защиту Нико наряжалась так, что к ней весь вечер по очереди приставали все мужчины, от аспиранта Олега и рэпера Сиплого до старенького Михаила Наумовича и поэта Андрея Дмитриевича Дементьева, который знал толк в интересных дамах!..

С ней никогда и ничего не может случиться. Она Нефертити – вечная и прекрасная. Ей не может быть… плохо!.. Она может сердиться, раздражаться и негодовать, но ей не может быть плохо! Она всю жизнь жила так, что всем вокруг казалось, что ей хорошо, лучше всех!..

Очень быстро таксист довез их до небоскребов. Заходили они через какую-то пожарную калитку, журналистов возле нее не было, никто их не задержал, и они без помех оказались то ли на сорок восьмом, то ли на пятьдесят четвертом этаже.

– Маргарита Степановна! – заорал Сандро с порога. До этого братья не проронили ни слова. – Данияр приехал?! Позвоните Глебову, скажите, что мы в Луцино! Пусть срочно найдет каких-нибудь врачей! Маргарита, вы слышите меня, вашу мать!..

– Ой, ты уже вернулся, да? – спросило возникшее из воздуха бело-рыжее существо с чупа-чупсом во рту. – Сандрик, ты вернулся? А это кто с тобой? Опять брат?

В гостиной показалась домработница, вид у нее был встревоженный.

– Каких врачей, Александр Михайлович? Зачем найти?

– Любых! – в лицо ей проорал Сандро. – Самых лучших!!! Где Данияр?!

– Я здесь, Сандро.

– Поехали, быстро!.. Что ты тут торчишь, твою мать, ты давно должен быть в машине!

Неторопливый и по-восточному уважительный водитель не удивился, вид у него был такой, словно ничего не происходит.

– Какую машину брать?

– Да положить какую, лишь бы быстрей ехала!.. Глебову скажите, чтобы шмотки свои забрал, а нам прислал нашу одежду и документы, – продолжал Сандро, сдирая пальто. – Ник, пошли!

– Я с вами! – тут же встряло существо с чупа-чупсом. – Вы кататься, да?..

На него никто не обратил внимания.

– Внизу журналисты, Сандро, – предупредил, вываливаясь из соседней комнаты, рэпер Сиплый. – Их там до мамы. Осада, блин!..

И, задрав майку, почесал волосатый живот.

Сандро застонал.

– Можно в переход на восьмом этаже и через тот дом, – предложил водитель Данияр неторопливо. – Машину я подгоню.

Через несколько минут они уже летели на все мигающие «зеленые», по обочинам и «сплошным».

Ник понимал, что должен позвонить и спросить, что там происходит в Луцино.

И не мог.

Пока еще он не позвонил, есть… надежда. Если он позвонит и ему скажут все как есть, надежды больше не будет.

Оказывается, больше всего на свете Ник боялся не бухгалтерии, новой версии Windows, Ирины из международного отдела и блокирования банковских счетов. Оказывается, больше всего на свете он боялся, что жизнь изменится – непоправимо и навсегда.

Он не хотел таких изменений!

Неожиданно оказалось, что жизнь его была прекрасна!..

– Ты подожди, – сказал кто-то рядом с ним, и Ник открыл глаза. – Может, ничего.

Галицкий повернул голову.

Рядом с ним на заднем сиденье покачивалось существо с чупа-чупсом во рту.

Ник сначала потерял дар речи, а потом обрел.

– Ты кто?!

– Я Лиса, – обиделось существо. – Я девочка. Ты что, забыл?!

Ник глубоко вдохнул. Потом еще раз глубоко вдохнул и с силой выдохнул.

– Сандро, – сказал он в сторону переднего пассажирского кресла. – Зачем ты потащил ее с собой?!.

Никакого ответа. Данияр летел как на крыльях, Сандро сидел, вцепившись в торпедо.

– Никто меня не тащил, – обиделась Лиса. – Я сама поехала. Все пошли, и я пошла. Через переход на восьмом этаже. А что такое-то? Это запрещено конституцией?..

– Сандро!..

Брат мельком оглянулся, скользнул взглядом по Лисе и промолчал.

– Зачем ты потащил ее с собой, я тебя спрашиваю?!

– Я не тащил. Сейчас съезжай на МКАД, быстрей будет. Слышь, Данияр?

– Я тебя уважаю, Сандро, – очень вежливо отозвался водитель, – но как ехать, мне лучше знать!

– Сказал, на МКАД съезжай!..

– Все равно Данияр не послушается, – заметила Лиса, вынула изо рта чупа-чупс, от которого осталась палочка с крохотным шариком неопределенного цвета на конце, осмотрела его и опять сунула в рот, – он все равно по-своему поедет! Он всегда так делает.

– Сандро, ее нужно высадить у метро! Где здесь метро?

– А что, тебе места в машине жалко, что ли?! – взвилась Лиса. – Я сижу тихо, никому не мешаю, нет, он меня высадить хочет! А я не выйду!..

– Метро мы давно проехали, – сообщил водитель, поймав в зеркале заднего вида взгляд Нико. – Если прикажете, я потом девочку в город мигом отвезу.

– Я не поеду, сказано, – отрезала Лиса и стала тыкать во все подряд кнопки на широкой кожаной панели, разделявшей их с Ником места. В этой машине все было устроено не так, как в других, обыкновенных, машинах. В салоне грянул рэп, потом зажегся свет, потом спинки кресел стали медленно и величественно отклоняться, превращая сиденья в полноценные диваны, затем включилось массажное устройство, а подголовник стал нагибаться вперед, угрожая снести Нику голову.

– Что происходит?! – заорал Ник, двигая шеей. – Не трогай тут ничего, ничего не трогай!..

– Мне окошко надо открыть, – проскулила Лиса. – Что, тоже нельзя?!

Водитель Данияр что-то сделал там у себя на передней панели, и постепенно задний ряд пришел в прежний вид – вместе с шеей Ника. Окна не открылись, зато на Лису дунуло прохладным воздухом из всех решеток. Она зажмурилась.

– Ник, – обернулся Сандро. – Ты… не звонил?

Старший брат покачал головой.

На крыльях, которые видел и которыми умел управлять лишь Данияр, они влетели в тихий поселок, где ранним вечером не было ни машин, ни людей. Ничейный пес Полкан, знакомый обоим братьям с младенческих Полкановых лет, шарахнулся из-под колес, проломился через ветхий штакетник, чуть не застрял и словно провалился внутрь лесистого участка.

– Ещкере! – непонятно завопил на своем рэперском языке Сандро про Полкана, а Ник завопил на понятном:

– Аккуратней!!!

– Чтобы я какое животное, – проговорил Данияр, – собачье или, может, человечье, жизни лишил?.. Аллах мне судья, не было такого и не будет!..

Возле участка все было как обычно – ни «Скорой», ни других подозрительных и страшных машин и людей. Данияр еще только катился по «взлетно-посадочной» полосе, а братья уже выскочили и побежали.

Сандро бежал впереди, Ник за ним, возле беседки Ник брата придержал и обогнал. Он должен первым войти, все увидеть и оценить.

Брат еще слишком мал и глуп.

Волкодав Сеня, про которого в семье было известно, что он непременно проспит царствие небесное, валялся на боку под самой дверью и, завидев Ника, забил хвостом, вскочил и гавкнул.

Ник распахнул дверь.

– Мама?! Мама!!!

Где-то работал телевизор и, кажется, кто-то что-то говорил.

– Мама!..

Ник ворвался на кухню, которую мать в шутку называла своим «кабинетом и будуаром». Она проводила большую часть времени на кухне или в саду.

Мать, очень удивленная, замерла с кофейной чашкой в руке.

– Никуша?..

Тетя Вера, сидевшая напротив, подняла брови.

– Мама, что случилось? Тебе плохо? Ты заболела?!

Мать поставила чашку.

– Мне хорошо, и я здорова, – выговорила она твердо. – Что такое, Нико?

– Но ведь тебе могло быть плохо, Ната, – с нажимом сказала тетя Вера и особенным образом сложила губы. – И твои дети должны об этом знать! Они должны беречь мать!..

Ник все понял моментально, как-то с начала и до конца.

Он подошел к столу, выдвинул белый стул с резной спинкой, сел и одним глотком выпил то, что было в чашке у матери – он не сообразил, что именно там было.

В кухню ворвался Сандро.

– Мама!.. Ты заболела? Мама, это все глупости, что они показывают! Я разберусь, правда, ты не думай даже! Сейчас Глебов пришлет врачей, я ему позвонил, то есть Маргарита позвонила, неважно! Мама, ты мне скажи, что у тебя болит?

– Саша, – сказала мать. Так она называла младшего сына только в экстренных случаях. – Перестань кричать. Сядь и успокойся! – и перевела взгляд на старшего, который, как обычно, отвечал за все. – Что с вами приключилось? Откуда вы такие… взволнованные?..

– Мама, ты была в больнице?!