Глава 3

Продираю глаза и всё, что вижу – мир в радужных кругах, потому что дневной свет заливает комнату. Мир, сквозь светлую пелену.

Квартира у меня на десятом этаже. Солнечная и сухая с окнами на восток. С утра всегда жарко и светло.

Рядом со мной сидит, склонившись, девушка. Её волосы распущены, перекинуты на одну сторону через плечо.

Я могу чувствовать жар её тела и тонкий аромат шампуня, исходящий от волос.

– Сколько времени? – спрашиваю хрипло.

А сам тру глаза, приказывая себе окончательно проснуться. Сделать это сложно, после затянувшегося дежурства, поездке к ревнивой Василине и всей этой ночной истории.

– Уже полдень.

– Полдень?! – переспрашиваю недоверчиво, пытаясь найти на диване и около него телефон. – Вот чёрт!

А будильник? Забыл поставить? Сигнал не услышал?

– Ваш телефон постоянно поёт песни, но вы не просыпались, поэтому я решила подойти и разбудить.

Она протягивает мне сотовый со смущённой улыбкой. Болезненный румянец становится ярче.

Сажусь на диване и внимательно изучаю лицо девушки. Да щёки горят от лихорадки. Она определённо не поправилась, но лучше ей стало.

– Иногда со мной такое случается, что ничего не слышу, – поясняю.

Времена, когда не вылезал из отделения, когда смены сменяли одна другую, когда ночевал в свободной палате, чтобы утром снова заступить на дежурство – они прошли. Мне нет надобности гореть на работе. Но привычка осталась. Поэтому я подхватываю замены, беру операции, помогаю коллегам, к тому же я теперь главврач. А в свободное от этого времени – веду бизнес. Там тоже беготни немало. Надо наладить работу, чтобы всё функционировало, как часы, без моего контроля.

Сорокин меня сожрёт, если я брошу клинику ради своего дела. Он, когда меня к себе звал, на это не рассчитывал. Но и я не думал, что идея открыть четыре лаборатории в разных концах города разрастётся до двадцати офисов. И это ещё не предел.

– Так… ну на работу ехать уже бесполезно. Пропущу, надо только коллег предупредить. А вы бы шли в постель. Я вам лекарство принесу. Нужно спать, копить силы.

– Я… я подумала… Да, вы правы, мне значительно лучше. И нам с Максимом надо уезжать. Не хотим вас обременять, – пытается быть вежливой, хотя куда ей сейчас ехать? Выйдет за дверь и не факт, что температура не бахнет с новой силой.

Хмыкаю, смотря на Мару, говорю очевидные вещи.

– Куда вы пойдёте? В таком состоянии? Если у вас есть родные и они беспокоятся, давайте им позвоним, пусть приезжают, забирают вас?

Взгляд Мары перебегает от стены к стене, она качает головой.

– Нет никого.

– А кто такой батя? Вы вчера его звали?

Теперь по её лицу словно судорога проходит. Оно меняется на пару секунд, искажается в неприятной гримасе, и снова штиль.

– Звала? Ну… может быть.

– Это ваш отец?

– Нет… Нет у меня нет отца. Вернее, я его не знаю. Так что нет.

Замечаю, как она трёт руки, и тянусь к её ладоням. Ледяным.

– Угу. Да у вас температура растёт. Ну-ка быстро в постель. Вы вчера на ногах не стояли, а сегодня вылупились и по дому разгуливаете. Не порядок.

– Эм… я сейчас.

– Я доктор, кстати.

– Айболит, – долетает с порога.

Мы оба смотрим на Макса, трущегося у двери.

– Только Айболит зверей лечит. Вы ветеринар? – спрашивает с любопытством.

– Ну почему только зверей, ещё и детей, – отвечаю. – Но нет. Я не ветеринар. Да и не педиатр, если на то пошло, – тру затылок и зеваю. – Я хирург, но простуду вылечить в состоянии. Никуда я вас не отпущу, вы еле на ногах стоите. Хотите звоните родне, пусть приезжают за вами, – повторяю, что сказал ранее. – Макс, уложи-ка маму в постель и приходит завтракать. Я… я сейчас что-нибудь соображу.

– Давайте я приготовлю, – вскакивает Мара и пошатывается.

– Давайте в другой раз.

Смотрю на свою футболку, которую она надела. Та ей чуть ли не по колено.

– Вы? Вы не возражаете? – она теребит край футболки. – Я… я просто не нашла свою одежду.

– Я её постирал, – вспоминаю, как вчера закидывал её вещи в барабан машины.

– Ой… не стоило.

– Да я ж не на руках, машинка стирала, – усмехаюсь. – Кстати. Надо пойти развесить… к вечеру высохнет.

Мара смотрит на меня немного странно, словно хочет что-то ещё сказать или спросить, но колеблется. Наконец, кивает.

– Спасибо, Алексей.

Значит, запомнила, как меня зовут.

Отправляю Макса мыть руки, а сам открываю дверцу холодильника и изучаю, что там есть.

Ни-че-го…

Хотя нет… пакет молока, полкило яблок, десяток яиц.

– Пацанский завтрак хочешь? Или блинчики? – спрашиваю умытого Максима.

– Блинчики… – быстро отвечает, потом добавляет: – Мама их любит.

– А ну если мама, тогда выбор очевиден.

Я быстро замешиваю тесто и кидаю сковороду на плиту. Параллельно звоню Сорокину, сообщаю, что не появлюсь на работе… дня три.

Не знаю, сколько Мара у меня пробудет, но оставлять её не хочу. Во-первых, у меня подозрение, что она может в моё отсутствие слинять, во-вторых, займусь деловыми вопросами, в-третьих, если срочно понадоблюсь, вызовут.

Ну и ответственность никто не отменял. Коли привёл людей в беде в свой дом, надо помочь.

А мне почему-то кажется, что Мара в беде.

И, возможно, ей понадобится чуть больше времени, чтобы разговориться и рассказать всё, как есть.

А я обязательно выясню, что с ними случилось.

И кто такой этот «батя», который наводит на неё ужас.

Глава 4

Мой сотовый тренькает у меня в руках, пока просматриваю прайс лист нового поставщика и пью пост полуденный кофе. Всплывает и исчезает сообщение от Василины. Открываю переписку – пусто. Удалила.

Она же вчера написала, что я могу больше не приходить. А я и не собирался, в общем-то. Она задушила меня своей ревностью, хотя в начале ничего не предвещало беды. Я в принципе человек неревнивый. И мне сложно понять, когда у кого-то играет обострённое чувство собственности. Тем более, если вы с человеком недолго в отношениях. Между мной и Василиной всё закрутилось месяца три назад. Первые два всё было нормально, а потом… потом человека как подменили.

Уже я и с официанткой в ресторане заигрываю, и на семинаре у крупного производителя медицинского оборудования с соседкой по столу излишне вежлив, и старая институтская знакомая моментально, как и половина курса женского пола, записана в мои прошлые любовницы.

Это душило, ей богу.

А вчерашнее свидание, превратившееся в ссору, поставило окончательную точку в отношениях.

Может, Василина надеется, что я ей позвоню, спрошу, что она хотела? Но я этого не делаю. Манипуляция в чистом виде.

Краем глаза замечаю Макса в дверях.

– Как мама?

– Спит.

– А ты?

Мне не нравится румянец на его щеках. Когда парень подходит ближе, щупаю его лоб.

– Ой, дружище, ты, кажется, заболеваешь.

– Да?

– Точно. Вас бы по разным комнатам с мамой развести, но у меня всего одна и вот кухня. Хотя сейчас уже всё равно. Знаешь, ты приляг здесь, а я выйду ненадолго. Куплю продукты и лекарство.

И градусник, – мысленно добавляю.

– Вот, выбирай, что хочешь, – вручаю пацану пульт от телека. – Щёлкай вперёд, тут сто двадцать каналов, точно что-то интересное найдёшь.

Макс хромает к дивану, как будто бы больше обычного.

– Где болит? – спрашиваю.

– Вот тут, – показывает на бедро. – И коленка ещё.

– Прыгал с дерева?

– Нет.

– Падал?

Парень мрачнеет и кивает коротко.

– С лестницы.

– Оступился?

– Угу.

– Не стоит бегать по лестницам.

– А я и не… – начинает и замолкает.

Складывает руки на груди, плюхается на диван.

– Не буду, – отвечает с опозданием.

Смотрю на его профиль. Парень серьёзный не по годам, с правильной речью. Круто для пятилетки. Ему бы носиться и ерунду по возрасту творить, но он, словно маленький академик, сидит прямо и спокойно.

Макс находит какие-то мультики про роботов, а я собираюсь выйти. Захожу в спальню за одеждой, но смотрю на торчащую над одеялом макушку. Мара крепко спит. Отлично. Так и должно быть. Но если лучше не станет, завтра сам ей выпишу антибиотики. А вот Макса хорошо бы показать педиатру. И детскому хирургу. Я его, конечно, осмотрю, но, если там что-то больше, чем растяжение, лечить не стану. Пусть ребёнком занимается профессионал по детям.

На улице душно и влажно. Ночной дождь принёс лишь временную прохладу. Небо уже начинает затягивать тучами. Типичный Питер. Последние три года я прожил в Краснодаре. Чего мне будет здесь не хватать, так это тёплого климата. Эх… перенести бы всю эту северную красоту куда-нибудь южнее. Но на то она и северная…

Я отовариваюсь в магазине и аптеке прямо в доме, и быстро возвращаюсь в квартиру. Заказываю готовую еду. И чувствую себя, практически победителем по жизни, когда курьер доставки приносит обед.

Разогрев бульон с лапшой для Мары, сам несу ей еду. Она с благодарностью смотрит на меня и медленно садится на кровати.

Пока работает ложкой, я изучаю её лицо. А она красивая. Словно хрупкий цветок или хрустальная ваза. Её хочется оберегать. И всё-таки в ней мало общего с Максом. Может, он в отца?

– Спасибо вам.

– Тебе, – исправляю. – Давай на «ты»?

– Ну, давай, – смущённо улыбается. – Спасибо тебе, – благодарит, ставя пустую тарелку на стул, придвинутый к кровати. – Наелась. Мне лучше, кажется.

– Так и должно быть. Слушай, я вот что спросить хотел, а где ваши вещи? Если они остались в той подворотне, то я могу съездить и забрать. Макс о тебе волновался, ничего про вещи не говорил. Я только позже понял, что при тебе даже сумки не было.

Мара прикусывает губу смущённо.

– Всё так. Не было, – медлит немного. – Я её потеряла.

– Документы? Телефон? Ключи от дома?

– Ничего нет… Прости, я устала… можно я ещё посплю?

Она, конечно, хочет прекратить разговор. Усталость тут не при чём.

– Где Макс? – спрашивает.

– Заснул у телевизора. Пусть полежит. Он, кажется, тоже заболевает.

– Плохо…

– Ничего, я дал ему лекарство. Может, пронесёт и оклемается. Дети быстро восстанавливаются.

– Я не об этом, – с грустной улыбкой смотрит на меня. – Мы тебя напрягаем, Алексей. Я собиралась завтра уйти, а теперь, если Макс болеет, не получится.

– Зачем вам куда-то уходить? Да и куда? Если ты без документов, без ключей от дома. А дом далеко, кстати?

Молчит.

– Можешь, не отвечать, Мара. А можешь, поделиться, что у вас случилось. Я помогу. И уж точно гнать вас не буду. Живите, сколько надо.