Место напротив скромной женщины – место № 13 на нижней полке, занял мужик средних лет. Очень средних, то есть, непонятно каких. От сорока до пятидесяти. Может, и больше.
Волосы, хоть и без лысины, почти сплошь седые. Лицо морщинистое, не обрюзгшее. И сам не толстый, сухопарый. На пальцах – выколоты пара перстней. На лице отпечаток того, что выпито за всю жизнь.
Видимо, за жизнь, полную. Здесь можно сказать по-разному. Например, так: «За жизнь, полную приключений и опасностей». Благородно.
Можно сказать и так: «За жизнь, полную нарушений закона, пьянства, драк и всякого другого зла, этому соответствующего».
И то, и другое – правда. Такие мы, люди, существа. Подавай нам романтики среди дерьма, хоть ты тресни!
Нельзя сказать, что лицо мужика с перстнями напрочь лишено симпатичности. Это уже – объективно. Только вот он озирается как-то тревожно.
Мужик быстро поднял свою полку, чтоб засунуть в неё сумку.
– Кто ещё сумки ставить будет? Будешь?
Этот вопрос относился к молодому парню, похожему на бурята. Не то, чтобы к очень молодому парню. Лет двадцать пять. Может, двадцать восемь. Может, и тридцатник есть. Кто его, в сумерках, разберёт.
У парня ещё, ко всему прочему, щёки заросли щетиной. То ли бороду отращивает, то ли побриться забыл. В течение недели. Или двух.
Мода такая…
– Нет, я – наверх, – махнул рукой парень со щетиной, примериваясь сумкой к третьей полке.
– А ты?
Второй вопрос относился к другому парню, который выглядел явно моложе первого, бороды и щетины не имел и по всем признакам походил на студента. Парень намеревался занять верхнее место над полкой женщины.
– А вам куда ехать? – спросил парень.
– Аж до Я… – вздохнул мужик.
– Мне до И… Ночь посплю, и утром – до двенадцати.
– Да вытащу я тебе!
– Тогда давайте, поставим. А ты куда?
Вопрос относился к парню, похожему на бурята.
– До Москвы.
Сумка студента проследовала под нижнюю полку мужика. Нет, всё-таки мужик вёл себя немного… ну, странновато. Словно бы на кого-то махнул рукой, закрывая полку. И сделал ещё такое движение ногой, как будто хотел кого-то лягнуть. Но в суете ночной посадки никто этого не заметил. Если и заметил, то не обратил внимания.
Да и кому особенно замечать-то… Всем спать охота.
Нижнее боковое место занял мужик лет сорока в камуфляжной форме, с рюкзаком. При взгляде на него и переводчика не требовалось, даже ночью. Каждому понятно, что перед ним – рыбак.
На то и ночь, что разговоров никто не разговаривает. Мужик в камуфляже отказался от постели, любезно предложенной Клавой.
– Мне выходить рано утром! – пояснил он. – Перекантуемся. Не графья.
– Было бы предложено, – пожала плечами Клава. – Спокойной ночи.
Молодые парни и рыбак уснули сразу же, как только поезд тронулся. А вот мужик с выколотыми на пальцах перстнями посидел немного за столиком, положив голову на руки. И вырвался из груди мужика почти не слышный для человеческих ушей (во время движения поезда) утробный стон.
– М-м-мм…
Ангелу поезда №Ч/Я001 была вполне очевидна его причина. Дело в том, что вместе с мужиком в вагон пробрались (просочились, нарисовались и даже материализовались) двенадцать злобных духов.
Проще говоря – двенадцать злобных чёртиков зеленоватого оттенка.
И вот эти-то чёртики и досаждали мужику. То один повиснет у него на ноге, то другой лезет ему под руку, то сразу несколько забираются бедняге прямо на голову и скачут с головы на плечи, с плеч на голову и обратно.
При этом они ещё и шептали бедняге на ухо матерные слова. И приглашали выпить.
– Пошли, твою мать, накатим!
– Пошли, примем!
– По три булька! По три булька, буль-буль-буль!
– Душа, примешь? Подвинься…, а то оболью! Ха-хаха!
– Наливай…, не зевай!
Мужик не обращал на них внимания. Вернее, сдерживался, как мог. Но иногда и лягался. Да что толку – воздух лягать.
Надо здесь отметить, что раньше мужику было ещё тяжелее.
Раньше, стоило мужику выпить, как они начинали дёргать его за руки и посылать «на подвиги»:
– Иди, морду этому гаду набей! Он, сука, тебя не уважает!
– Иди, витрину разбей! Повеселимся…!
– Иди, пни мента!
– И фуражку у него…, забери!
Ну, и так далее.
Достали мужика. «Уважения достойно, как он держится» – подумал Алиил, глядя на это безобразие.
Дело в том, что лет пять назад мужик здорово зашибал. Пил, иногда беспробудно. Тому имелись свои причины, как он считал. А потом он вообще перестал что-либо считать и однажды допился до белой горячки.
Вот тогда и явились перед его глазами двенадцать злобных чертей зеленоватого оттенка. Стал он их, естественно, ловить.
И увезли мужика в психушку. Тоже – естественно. Вылечили. Но.
Как только вернулся он домой, понял: хоть он и остался, в конце концов, в своём уме и в твёрдой, как говорится, памяти, а двенадцать злобных чертей зеленоватого оттенка при нём задержались. Продолжает он их видеть. И даже слышать.
Такая беда.
Страшно стало тогда мужику. Не сразу после белой горячки, а примерно через полгода невыносимой внутренней борьбы решил он полностью завязать. Решил, что если он завяжет, то есть, пить перестанет – черти от него и отвяжутся.
Сам завязывал! Своею волею!
Без всяких кодировок, таблеток и прочих лечений. И, представьте себе, сумел.
Завязал. Чем втайне гордился, конечно.
Но черти не ушли. Правда, теперь они звали мужика только выпить. Бить морды и витрины – видимо, звать не смели.
Так – пять лет. Пять лет подряд мужик жил с этой вот напастью. И людям не расскажешь – подумают, что псих.
Снова в психушку – мужику не хотелось. Нет уж, увольте!
Ангелу поезда №Ч/Я001 сразу же стала понятна одна вещь. Главная. Понял он, что мужик видит своих чертей. Чего обычно с людьми не происходит. Правда, к своему счастью, только этих. Потому что количество злобных духов, сопровождавших мужика, двенадцатью зелёными чертенятами не ограничивалось.
За столько времени совместного существования мужик придумал своим чертям имена.
Почему-то всплыл в его бедном
О проекте
О подписке
Другие проекты