2
У самого выхода кто-то задевает моё плечо: та самая фигура. От былой неподвижности ни следа, и я на секунду удивляюсь и даже роняю портфель.
«I’m sorry, oh, I’m so sorry.»
Придётся смывать грязь дома и следить, чтобы моё пальто не испачкалось.
«Don’t mention it.»
«I’m so clumsy. Your briefcase…»
«No problem, really. That’s all right.»
«Is it all right when someone runs against you?»
Мне не нравится происходящее, и я хочу поскорее уйти. Пауза в разговоре становится ещё более неловкой, чем удар.
«My name is A.,» говорит фигура. «A language renewal specialist at the Brandenburg center, the German language, at your service.»
Не верю своим ушам. Однако теперь мне придётся представиться в ответ.
«Z. A language renewal specialist, the Moscow center. Russian.»
«You must be joking!»
Лицо A. светлеет, и я обнаруживаю, что мы идём в одну сторону.
«What a coincidence! I’ve been redeployed here because you have a good library and sources… I’ve studied everything we have. Do you mind if I smoke?»
Не дожидаясь моего ответа, А. достаёт белую сигарету. Едкий запах вмиг окутывает нас, словно силовое поле.
«I don’t think I will be of great help,» говорю я, стараясь не дышать. «You should meet Kaufman; he is one of our best German specialists.»
«Oh, I think I will talk to him anyway.» В голосе А. напевность. «Would you like to go the pub nearby?»
Может быть, не стоило идти в подобное заведение. А. выбирает столик, сажает меня и устраивается слева. Странный выбор: в дешёвом трактирчике А. заказывает самый дорогой ужин и бутылку русского вина – без моего ведома, о чём, разумеется, жалеет спустя несколько минут, но всё же просит перевести название. Официант принимает второй заказ, и почти сразу же нам приносят виски. А. говорит, что нет необходимости ограничивать себя в средствах, так как все расходы оплачиваются центром, и можно расслабиться, тем более что завтра праздник. Непривычно. Я по-прежнему начеку, но под действием тепла, музыки, еды и напитка немного расслабляюсь.
«So, what are your recent work achievements, dearest?»
«In fact, I’ve received a letter… My hypothesis is rejected. It’s a little bit sad. Discouraging.»
А. вдруг выпрямляется и смотрит мне прямо в глаза.
«To tell you the truth, you didn’t look disappointed.»
«You watched me?»
А. мягко смеётся.
«Of course I did. Birds of a feather… Only a blind person won’t notice you are different.»
«What?»
«It’s hard to explain, for real. It just seems you are different. Is that your literature that made you?»
«What are you talking about?»
«Oh, no, you were born different.»
«What are you —»
«I bet you think in Russian, don’t you?»
Как об этом можно было узнать?
«Oh, you do. I need no other proof; your eyes tell everything.»
Почему я позволяю так с собой разговаривать? Неужели это проверка меня, и руководство пытается выяснить степень моей благонадёжности?
«Why do you work in the library?»
«I… don’t know.»
«But you like your work, don’t you?»
«I guess I do.»
«What exactly?»
А. словно препарирует меня и моё прошлое.
«There’s a part of me in my work.»
«Is it your immortality?»
«It is.»
«I’m just like you. I began as a scientist, but my people’s culture mesmerized me, and I crossed the line. I’m in the German language and books, and there’s no way back. I’m lost as a citizen; I’m one of the natives…»
Вот что меня тревожило. Завуалированная дикость, способность втереться в доверие, усыпить бдительность, парализовать волю и вести тебя в направлении гибели – почему меня так легко это победило? Аборигены – необузданные дикари, обитавшие за пределами цивилизации, и мы все упорно трудились, чтобы как можно скорее вернуть их, подарить им настоящее, показать им все те преимущества культурной, упорядоченной жизни, не забывая об их интересах. В конце концов, я и остальные специалисты по обновлению языка зорко следили за тем, чтобы некоторые черты каждого из диких языков вошли в общепринятый, позволяя тем самым каждому новому гражданину адаптироваться и чувствовать себя важным.
Но что же это значит? А. может в любое время наброситься на людей, сидящих за столиками? А. может убить сотрудников библиотеки? А. может воспользоваться положением, сорвать завтрашний праздник и совершить террористический акт? Моя голова закружилась, и стены зала поплыли.
«I mean no harm to any of you,» говорит А. «Pull yourself together.»
C трудом мне удаётся спрятать мысли и сесть прямо.
«I just want to know who I am. I need a breath of literature, artworks, all remnants of the past my ancestors had since I devoured everything I could there, at home, and they had nothing else. My interest could be explained from the scientific point of view, so I had to become a specialist. I only need the heritage of the mighty because it will be too long till some future poet’s lines or a picture of an artist of the next generation; my life will not last that long. Do you get it?»
Крики и перебранка за соседним столиком заставили А. на минуту умолкнуть, и моё внимание также переключилось на происходящее. Низкорослый мужичок в полосатом бил кулаком по столу, и часть фишек для покера отбросило в сторону. Остальные ухмылялись.
«I – will – not – tolerate – e-e-et! Cheaters! Sharks!»
«Hey, man, c’mon, you frightenin’ people aroun,» говорил его худощавый длинный товарищ, очевидно, удачно обманувший беднягу. Одна из кружек недопитого пива находилась в опасной близости от края стола.
«Peeeople?! I will show you peeeople!» Его глаза налились кровью. Подбежавший молодой официант не знал, что делать.
«Er – gentlemen – will you calm down —»
«I will show you geeeentlemen!»
Кружка всё-таки упала, когда обманутый со всего размаха ударил официанта. Волна голосов тотчас наполнила помещение. Улюлюканье, свист, топот смешались с глухими ударами. Кажется, молодому человеку разбили нос. Возможно, он был также ранен осколками и громко мычал. Меж тем мужичок с неожиданным проворством оказался рядом с долговязым и, несмотря на воздействие алкоголя, в мгновение ока разбил ему губу.
От меня ускользнул момент, когда А. не оказалось за столиком. Я не понимаю, что случилось. Представьте, что вы, в панике окинув взглядом пространство, вдруг видите кого-то в эпицентре событий, и уже поздно что-то делать. Ноги прирастают к полу, и руки становятся пластмассовыми, и вы можете только наблюдать, словно в кинотеатре.
Получив несколько обидных ударов, А. не отступает. Что ты делаешь, о безумие! Я вижу дикость в этих глазах – да, действительно, дикость дикарей, это родная стихия. Почему… На помощь бегут несколько мужчин покрепче, вероятно, повара, и помогают А. разнять драку. Всё кончается так же быстро, как началось, и мне не верится, что мы снова в покое.
«Did they punch you?» зачем-то спрашиваю я.
«A couple of hits won’t drive me to the grave, dearest,» смеётся А.
«It’s not a laughing matter.»
«Do you still think that I am a savage?»
«I think you read minds pretty well.»
«Is it supposed to be a compliment?»
«I don’t wanna talk about it. Let’s just get outta here.»
«As you wish. Where would you like to go?»
Я не знаю, куда идти. Нет такого места, где мне хотелось бы остаться.
«Will you show me your library?»
3
«The library is closed, you know, and tomorrow —»
«No, I mean your personal library.»
«Are you fishing for an invitation?»
«If you are clever enough to get it, why don’t you invite me at once?»
«Why do you want to see my library?»
«I want to understand who you are.»
В моём доме действительно много книг. Часть из них была куплена на мои собственные средства, пусть мне и приходилось жертвовать комфортом в первое время, когда моя работа в библиотеке только началась. Кое-какие книги – подарок за отличную службу. Некоторые были в буквальном смысле оставлены на пороге, как котята или младенцы. Пожалуй, в этом есть часть страха того, что меня забудут – но я останусь в моих книгах.
Я не люблю свой дом и не могу сказать, что испытываю к нему привязанность, однако в противовес глухому уединению библиотеки, внимательный наблюдатель, как космонавт, обнаружит здесь следы жизни: гудение лифта, тлеющие лампы в окнах, рычание собак, которых выгуливает кто-то (все кто-то похожи, в капюшонах и старых кедах). Редко найдётся подобное место, сочетающее в себе удачное расположение практически в центре Москвы, качество конструкции, отопления и прочих удобств, а также тишину и приватность.
Насколько мне известно, здесь живут подобные мне документные черви, занимающиеся бумажно-интеллектуальной работой и добавляющие к армии чиновников несколько сот варёных душ. Они никогда не станут включать телеэкран на полную мощность, что, поговаривают, является обычным положением вещей на окраинах, или выяснять отношения на балконе. Это почти кукольный дом, чьи прозрачные обитатели не всегда закрывают глаза, ложась спать, и вы даже можете усомниться на миг, что они существуют.
Я говорю обо всём этом А. По ночам в центре города не страшно. По ночам в Москве гуляют молодые люди и иногда поют песни, но на полицию можно положиться. За последнее время количество ограблений и нападений снизилось, о чём сообщили в газетах. А. уже не курит и смотрит сквозь темноту и огни.
«He is lonely.»
«I don’t understand you.»
«That man who got into the fight, he’s so lonely and desperate.»
«Why?»
«Oh, it’s obvious. Is your society as perfect as you believe, with such weirdos who lose control because of a couple of coins?»
Мне нечего сказать в ответ, и я нападаю.
«Had they known their roots, languages, whatever, would they have been happier?»
«That’s a good question, dearest. Probably they wouldn’t. I can only speak for myself. Do you like Russian?»
Вопрос ставит меня в тупик. Мы идём по мосту.
«I – I don’t know.»
«Do you know what love means?»
«Stop talking to me like that!»
«If you love a language, you feel like it can translate you into sounds and letters. You enjoy the taste. It does not imply it must be your native one. Just any of them, even the one you don’t speak now.»
«Did it happen to you?»
«Ja. Before I learned German, I had heard it, I can say, degusted, and I fell in love with it precisely at that moment.»
«Where did you hear it?»
«It was my mother’s birthday. Some guests were fond of poetry, and —»
Останавливается.
Wähntest du etwa,
Ich sollte das Leben hassen,
In Wüsten fliehen,
Weil nicht alle
Blütenträume reiften?
«What is this poem about?»
«The greatness of the world. The never-ending search against gods.»
Посчитает ли А. моё молчание оскорбительным?
«There is one more I would like to recite.»
«Right now?»
Laß rinnen der Tränen
Vergeblichen Lauf,
Es wecke die Klage
Den Toten nicht auf…
Тёмная фигура, случайно замеченная мной в одном из переулков, не мираж и не плод союза паранойи и воображения. Что-то отличало её от остальных немногочисленных прохожих, хотя она двигалась в том же темпе, и та же одежда была на ней, как на нас, и она так же дула на руки в попытках согреться. Кажется, сегодня вечером спокойствия не дождаться. Как некстати звучали стихи А. – достаточно громко, чтобы их можно было услышать в заледенелом безмолвии и прийти к недвусмысленному выводу. Мой шёпот бессилен.
«Stop it.»
Das süßeste Glück…
«Please, stop right now.»
Für die traurende Brust…
«We are being watched, keep silent!»
Nach der schönen Liebe…
Мне нечего делать. Я целую А. Фигура сливается с мраком.
4
В моих снах нет места антиутопиям. Здесь нет ни высоких гор, ни морских впадин, и здесь не поют птицы. Моё счастье заключено где-то между книжных страниц, между библиотечной печатью и пальцами читателя, среди пыли, среди потрёпанных умами обложек и костров из выпавших страниц.
Останешься ли ты со мной здесь, в Москве?
О проекте
О подписке
Другие проекты