03. А-ля француженка

*** Половина шестого утра пронзила Глафиру истошным криком, который в этом доме могла услышать только она.

Район спал и смотрел свои обыкновенные сны.

Глафира знала, что так кричат только те люди, терпение которых находится на исходе. Они кричат громко и требовательно, но их никто не слышит. Они скрывают свою боль, потому что им кажется, что она безосновательна и несерьезна, потому что достаточных и видимых причин для такой истошности они не могут предоставить в свое оправдание.

Их громкость стоит на беззвучном режиме. Но они все равно истошно кричат и требуют поиска ответов.

Они не выходят к людям со своими проблемами, не орут напоказ, они не орут вслух, как те, у которых есть очевидная для всех причина… Эти кричат молча.

И сегодня из видимых на земле Глафира была ближайшей, кому этот крик предназначался и от кого требовал ответа.

Она не могла не встать. Она не могла не пойти! Ценой спокойной жизни, ценой своего существования, она должна была выйти из своего комфорта и попытаться спасти того, кто требовал ее помощи!

Только она из всех видимых сегодня могла ответить на этот крик.

Стараясь не разбудить мужа, Глафира встала и безошибочно направилась туда, откуда исходили эти чудовищные безнадежность и безысходность.

Одеваться не было необходимости, она знала, что по пути на крышу никого не встретит. Только накинула пальто и влезла босиком в ботинки.

Времени ни на раздумья, ни на подготовку не было. Это уже была последняя степень отчаяния.

Да-да! У этих криков бывают степени. Понять степень может только профессионал или человек с распахнутым навстречу человеческой боли сердцем. А до криков бывают еще стадии и этапы. Например, бить кулаком стены, а если это слишком громко и может натолкнуть окружающих на вопросы, то бить кулаками себя, чтобы было беззвучно…

Глафира поднялась на крышу, на край которой облокотилась руками, тяжело дыша и смотря на город, молодая женщина лет тридцати…

Плана не было, потому что не было времени на подготовку… Мысль отчаянно работала: «Почему никто не предупредил о ней? Почему никто не знал раньше?

Одежда! Новая, с иголочки! Вернулась… откуда-то вернулась и сразу мордой об асфальт. Измена? Почему не может выдержать? Вроде ж не девочка…»

Глафира подошла, неуклюже забралась на высокий бордюр крыши и села справа от женщины на край, свесив ноги вниз, в пустоту падения, исполнив тем самым следующее намерение женщины.

Женщина перевела невидящий взгляд с асфальта у подножья дома на непричесанную женщину в пальто и пижаме.

Мозг женщины от неожиданности явления начал цепляться за бытие и восстанавливать свою функциональную деятельность.

– Почему вы здесь? – спросила женщина.

– Глафира! – протянула руку Глафира, намеренно сделав движение теряющего равновесие человека.

Женщина схватила Глафиру за руку, а потом и за корпус, испугавшись за нее и попытавшись удержать.

Тело женщины ответило легкой дрожью на этот странный, непрошеный контакт.

«Отлично! – подумала Глафира. – Не профи. Первый раз. Еще не готова. Слишком большое потрясение, но еще боится за жизнь».

– Ольга, – ничего еще не понимая, ответила женщина.

– А я сплю и думаю: и кто ж здесь так истошно кричит? А меня ведь дисквалифицируют из ангелов-то, если я ее не спасу!

– Вы шутите, – криво улыбнулась женщина.

«Улыбка – уже шанс», – зафиксировало сознание.

– Конечно! Разве можно представить, чтобы ангела звали Глафирой! – Широко улыбаясь улыбке Ольги, Глафира спрыгнула с бордюра на крышу.

Она никогда не работала с наркоманами и алкоголиками. Это был неподвластный ее разуму контингент. А отчаявшиеся женщины – это нормально. Первая улыбка должна была помочь выкарабкаться им обеим с этой крыши.

– У вас красивое пальто! Вы нездешняя? – Глафира пыталась нащупать путь, по которому стоило попробовать пойти.

Обычно всю эту информацию предоставляют вместе с заявкой на клиента… Обычно есть вся инфа о судьбе и последних событиях, где можно проследить цепочку, найти, просчитать, предположить или угадать триггер. «Но здесь и сейчас случилось что-то непредсказуемое: никакой информации! Если о ней не предупредили, значит, о ней никто и не знал. Как такое вообще возможно?» – вопил мозг Глафиры.

– Да, я вернулась сегодня из Парижа…

И взгляд женщины снова остановился, воспоминания нахлынули…

– А я вчера была в городе N и познакомилась с такой потрясающей актрисой, играла Раневскую… Вы любите театр? – спросила как ни в чем не бывало Глафира, будто не стояли они на крыше, а встретились на какой-нибудь вечеринке.

– Что? – опешила Ольга.

– Театр, спрашиваю, любите? Она мне контрамарку обещала… А мне пойти не с кем. Может, составите компанию?

Женщина внимательно оглядела Глафиру с ног до головы и покачала головой: нет.

«Хммм, а зачем с ног до головы-то при вопросе о театре? Чтобы принять решение? Ее что-то не устроило в моем облике! Ну да, я в пижаме. Но ее не устроило что-то другое. Что это значит?»

– Вы не могли бы передать моей подруге несколько слов? – смотря вдаль на город, безучастно проговорила Ольга.

«Подруга, мой внешний вид…»

– Запросто! Передам! – радостно сообразила, что к чему, Глафира. – Только если вы со мной не можете пойти, не пропадать же билетам!

«А! – отмахнулась Глафира от своего скепсиса. – Логика все равно у нее сейчас на нуле. Попробую!»

– Дайте свой телефон! Дайте-дайте! Посмотрите, это моя подруга Анфиса.

Глафира нашла в сети фотку Анфисы на той самой шикарной вчерашней машине…

– С ней пойдете? Она только что рассталась со своей девушкой, – сочиняла на ходу Глафира. – Ей очень нужна сейчас чья-то поддержка! Я позвоню ей с вашего, можно? А то я в пижаме, без телефона…

Ольга ничего не понимала, но раз за разом просто кивала в ответ.

– Анфиса, дорогая! Приезжай ко мне срочно! Я тебя с такой девушкой познакомлю. Закачаешься! – восторженно вещала Глафира по телефону, отойдя на пару шагов, якобы рассматривая Ольгу. – Шикарный вкус у девушки! Только что из Парижа. Красавица, которых я в своей жизни видела мало!

Ольга выпрямилась, приподняла подбородок и стала статуей, томно смотрящей вдаль.

Женские штучки: «кто кого красивее» сработали безотказно!

Глафира начала без умолку сыпать фактами биографии Анфисы, придуманными и не очень. Ольга, слушая вполуха, невольно заинтересовавшись повествованием складно рассказанной истории о подруге, постепенно снова начала улыбаться.

Говорить Глафира умела. Это было ее любимым коньком, слушали бы! Полчаса пролетели незаметно. Никто не говорил о том, почему они здесь и что обеих привело в эту точку пространства.

Анфисе Глафира не произнесла слово «крыша», но найти друг друга никогда не составляло труда.

Подъехав к дому, Анфиса, ни секунды не сомневаясь, уверенно добралась до двух мило общающихся женщин. Со стороны казалось, что две подружки просто встретились поболтать.

– А ничего, что у меня в машине шампанское, а вы тут в шесть утра вдвоем так мило болтаете на холоде и… в пижаме? – с ходу выдала Анфиса улыбаясь.

– А ты помнишь-помнишь, как мы с тобой в ледяном Балтийском море на спор с какими-то непонятными мужиками пили шампанское, а они – водку? – сморозила первое, что пришло в голову, Глафира лишь бы не прерывать поток слов. – И в конечном итоге заболели все и обещали себе больше никогда и ни с кем не спорить!

Потом две подруги еще долго шутили и ржали над какими-то «а помнишь?», а Ольга иногда улыбалась. Через полчаса трое сидели в машине Анфисы и пили шампанское, а потом шли писать и есть бутерброды к Глафире, потому что обе понимали, что еще рано и нельзя отпускать…

Анфиса знала наверняка, что Глашке влетит от мужа, и еще более отчетливо понимала, что у подруги не было вариантов. Если не спасти того, кто на твоей крыше… лучше даже не задумываться о последствиях!

К восьми утра Глафира с чистой совестью сдала Ольгу Анфисе, четко осознавая, что теперь подруга справится сама, убрала следы «преступления» на кухне и пошла спать. Была суббота, мужу не надо было на работу, он мирно спал и ничего не слышал…

Анфиса повезла Ольгу развлекаться и показывать все прелести столичной жизни этого времени суток.

«Еще на две недели заработала дозу дофамина, треть денег надо отдать Анфисе… А! Протяну как-нибудь на минимуме… Олегу все равно на меня почти все равно, главное, чтобы не буянил, – думала Глафира засыпая… – Странная история, надо послать Анфиску узнать, как эта Ольга оказалась здесь без присмотра… Хотя Анфиска от любопытства первая добежит и сама все потом доложит…»

Днем, когда по сто лет назад заведенному порядку Олег ушел гулять с детьми, Анфиса позвонила. Она, конечно, знала этот давно устоявшийся распорядок…

– Она сбежала из областной психиатрички, – рассказывала Анфиса полученную от вышестоящих информацию. – Оглушила новенькую санитарку, переоделась в ее одежду, соблазнила охранника и вместе с ним под видом санитарки укатила из больнички. Из наших никто не хватился, потому что она не собиралась… От слова: вообще!

По пути на твою крышу развела охранника на всю его кредитку и купила себе этот костюм. Наврала ему с три короба и отвязалась от него, пообещав прийти завтра.

Что она делала на твоей крыше – никто не знает. Там нет никаких зацепок к ее биографии и прошлому. Простое стечение обстоятельств…

– Анфис, – глаза Глафиры всё расширялись и расширялись по мере того, как она осознавала происходящее, наконец достигли своих пределов и так и застыли. – Ты же понимаешь, что не бывает простых стечений обстоятельств!

– Да ладно тебе! Психичка! Никто не мог предположить. Никто не мог ни прочухать, ни спрогнозировать, ни узнать заранее…

– Ее привели на мою крышу. Психбольниц поблизости у меня нет… Ночью, сама пришла – ага! Я должна была сделать выбор: идти или нет… Ее привели ко мне! – безапелляционно заявила Глафира.

– Думаешь, проверка? – удивилась Анфиса.

– Думаю, подстава! – уверенно произнесла Глафира.

– Да ладно! – не могла поверить Анфиса, не предполагая, что такое вообще возможно в их деятельности. – Кто?

– Надо советоваться… – вынесла вердикт происходящему Глафира.

– Ты же не можешь выйти в выходной из дома в одиночку дальше детской площадки… Это ведь табу Олега, – задумчиво и сокрушенно проговорила Анфиса и, что-то решив для себя, добавила: – Я все узнаю, я поговорю. Жди! Не бои́сь! Прорвемся!

Ровно через час с иголочки одетый Иннокентий – обворожительный мужчина лет сорока – стоял на пороге квартиры Глафиры с бумагами о разводе и торжественно вещал:

– Ввиду особых обстоятельств и беспрецедентного спасения человека без подготовки тебе скостили срок, ты можешь сама развестись.

– Мудака в топку! – завопила Анфиса из-за спины Иннокентия, сжав кулаки и подпрыгнув.

– Надо детям сказать, – улыбаясь, спокойно забирая бумаги из рук Иннокентия, произнесла Глафира.

– Не парься! Новая приемная семья на подходе. Знал ведь мужик, чем тебя привязать! Сволочь!

– Ой, Анфис, они были прикольными детьми. Сразу без памперсов и коликов, сразу говорить могли. Они были мне друзьями. Они скрашивали мою серую жизнь. Надо лично сказать.

– Ок, как скажешь! Но давай я соберу их для тебя в другом месте, – не унималась Анфиса, – а отсюда валим, чтобы даже не встречаться с этой твоей ошибкой молодости! Отработала! Теперь считается, что никто не прошел мимо тебя. Ты одна из двенадцати, кому это удалось!

Глафира слушала болтающую без умолку подругу и осматривала дом: ее здесь ничего не держало… Все дети были приемными, Олега оповестят.

Она была его шансом, как скорая помощь Сергея. Она была его развилкой, чтобы принять правильное решение. На этой земле теперь он держался только ее присутствием в его жизни. Но он тогда, при первой их встрече, прошел мимо, и потом, когда его вернули с того света, он не воспользовался этим шансом, ее шансом, она пожертвовала тремя годами своей жизни, чтобы он изменился, но он не захотел…

И теперь, когда по решению вышестоящих, ее освободили от него, это уже была не ее головная боль, что с ним будет и как…

Она была свободна. Теперь можно было отправлять заявки на клиентов и спасать их, спасать, спасать, живя свою жизнь так, как мечталось…

***

Вечером в уютном кафе для своих одного из самых шикарных отелей с видом на Красную площадь Глафира ждала своих приемных детей.

Весь антураж отеля сообщал посетителям, что данное заведение открыто для всех и каждого, кто готов был раскошелиться на такой уровень сервиса, но по факту в отеле базировалась штаб-квартира Скорой. Мест для случайных визитеров практически всегда не находилось, а те знаменитости, которые в нем проживали, были обычными сотрудниками Скорой. Иногда, впрочем, для того же антуража в отеле принимали и, казалось, обычных людей, но на деле они всегда были друзьями или родственниками работников Скорой.

К соседнему столику подошла пара. Обоим было около 40 лет. Глафира отсканировала и осталась довольна.

Четверо мальчишек Глафиры вошли в зал в сопровождении работника Скорой собранными и немного испуганными.

– Я им все предварительно объяснила, если я вам больше не нужна, я пойду, – миловидная пожилая женщина отпросилась и, получив в ответ от Глафиры улыбку и разрешающий кивок головой, удалилась.

Глафира, конечно же, знала вкусы каждого, на столе стояли любимые блюда ее приемных детей.

Младший был расстроен, старшие держались. Глафира обняла всех и пригласила ужинать.

– Садитесь, я расскажу вам историю, – начала Глафира, задумчиво улыбаясь, когда все расселись.

– Она сказала, что вы разводитесь! – не выдержал младший, Сашка. – Мы обратно в детдом?

– Нет. У меня есть вариант получше, – улыбнулась Глафира.

– Мы можем остаться с тобой? – умоляюще спросил он снова.

Глафира грустно посмотрела на всех, положение спас старший – Михаил:

– Давайте послушаем, она хотела нам что-то сказать.

– Да. Мы вам не рассказывали нашу с Олегом историю, считая, что вам не очень нужно ее знать. Сейчас, думаю, она будет уместна. Три года назад, за год до вашего усыновления, я увидела его умирающим от передоза. Я не смогла пройти мимо. Вызвала скорую помощь. Поехала с ними, было очень жалко парня. Его спасли. Предстояло лечение от наркозависимости. Из сострадания к человеческому созданию я ввязалась в эту историю. Это был дикий и долгий процесс. Я его вытащила и привязалась к нему. Он красавец, я одинока. Он оказался умным и интересным молодым человеком, просто очень несчастным. Он привык быть со мной и стал думать, что без меня не сможет справиться с этой жизнью. Я не давила на него, как его отец, а мама к тому времени уже умерла. Несмотря на разницу в 13 лет, мы стали жить вместе. От мамы в наследство у него осталась установка, которую она ему без устали твердила: если бы у тебя были дети, ты бы не был таким. Но его состояние здоровья на тот момент не позволяло такой роскоши, да и я не готова была рожать. И он настоял, чтобы мы взяли вас из детдома. Маленьких не хотел, хотел сразу взрослых, чтобы было, чем увлеченно с вами заниматься. Вернулся на работу в фирму отца, который готов был платить достойную зарплату, но после инцидента с передозом не хотел давать сыну денег за красивые глазки.

Как-то так и жили вместе. По привычке, что ли. Но я больше не могу без работы, я устала. А он категорически против. Я не хочу больше ругаться. Мы разводимся.

Он сказал, что если мы не вместе, то дети ему не нужны. Возможно, это манипуляция, чтобы я вернулась, возможно, он думает, что ему еще рано в его возрасте жить с детьми и без семьи. Возможно, он не захочет жить дальше. Я не знаю.

– И ты тоже не хочешь с нами жить, я правильно понимаю? – уточнил средний сын – Фёдор.

– У меня не было отца, – продолжила Глафира, с сочувствием смотря на ребят. – Мама детдомовская, как и вы. Одна меня растила, вечно пропадая на работе, чтобы хоть как-то прокормить, одеть, выучить. У нее не было перед глазами положительного примера семьи, у меня не было родительской семьи и маминой любви, я пока не очень понимаю, что такое дети и как с ними быть. Я была не против взять вас и жить с вами. Вы, наверное, заметили, что я очень старалась быть вам другом, но думаю, до роли мамы я пока не дозрела. Я даже только Сашке разрешила называть меня мамой, я не готова была возложить на себя такое звание!

– Я понял, но, может, мы бы могли остаться жить с тобой друзьями? Мишка уже зарабатывает, я тоже могу пойти работать, выучим младших…

– Стой-стой, дослушай, – прервала Федора Глафира. – Во-первых, квартира, в которой мы жили, была служебной. Я не хочу в ней больше жить и не буду, я должна её сдать.

Во-вторых, у меня есть другое предложение. За соседним столиком сидит пара: Саша и Саша. Очень добродушные и чистосердечные люди. У них не может быть детей. Они хотят взять вас к себе. Прилетели за вами из Копенгагена.

Ребята оглянулись, но вопрос Михаила заставил всех вернуться к разговору с Глафирой.