© Татьяна Геннадьевна Провоторова, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Солнце ласково золотило верхушки ярко-зеленых деревьев, чьи листья о чем-то тихо-тихо шептались, временами взлетая, порываясь спорхнуть с шершавой ветки, на которой тень и свет так заманчиво играли, что она казалась покрытой блестящим коричневым, густым как шоколад, лаком. Листья на ней смотрелись, как маленькие птицы или огромные бабочки. Они трепетали на ветру, будто торопились устремиться в неведомую пока даль.

Однажды вдруг сорваться с ветки и отправиться в свободный полёт, к тем приключениям, что ждут каждого путника на дорогах извилистой, и ещё неизвестной судьбы.

А на любом пути, на любой дороге можно встретить неведомое и прекрасное, страшное и отвратительное, грустное, веселое, простое и сложное: для каждого найдется приключение!

Конечно, листья не знали, что наступит осень, которая выкрасит их в разные цвета. И хотя они ещё успеют похвастаться друг перед другом своими яркими нарядами, и будут завидовать лучшим из них, как и гордиться своими, потом придет пора отправиться в главное и последнеё путешествие, где каждый должен найти что-то свое, свою цель, которая есть у каждого, даже у маленького листика.

Деревья, на листьях которых весело играло солнце, стояли возле высокого многоэтажного дома. Деревьев было немного, два или три, другие лишились пышных крон, чтобы не заслонять окна от света, и засохли. Остались лишь тополь, два могучих дуба, высившиеся как грозные исполины, охраняющие сказочный замок с принцессой в башне, и слабые по сравнению с ними, но стройные и красивые березы, весело щебечущие и в прекрасную погоду, и в сильный ливень. Дом казался почти безжизненным; в летний выходной и вообще, на лето, живущие здесь люди, обычно разъезжались почти до осени. Дом стоял отдельно от других себе подобных, и во двор, как правило, не заходили дети из других домов, поэтому на детской площадке сейчас играл только ветер. Он старательно выстраивал тонкие почти прозрачные стены из песка, срывал газеты, оставленные кем-то на столе. Выстраивая песчаные замки, он тут же их рушил, уносил газету и возвращался опять. Иногда ветер разгонялся до пронзительного свиста, и тогда казалось, что он кого-то зовет.

А высоко, почти у самой крыши, было чуть приоткрыто окно, совсем немножко, чтобы в него было непросто высунуться. У окна в зеленой футболке и темно-синих джинсах сидел мальчик лет девяти. Он сосредоточенно работал над маленьким, бумажным самолётиком, время от времени отрываясь и вслушиваясь в свист ветра, и ему порой казалось, что ветер зовет именно его.

Потом он хмурился, отворачивался от окна и продолжал работу над бумажным самолётиком, у которого почему-то никак не хотело получаться правое крыло. От усердия мальчик даже слегка вспотел. Потом решил отвлечься (может, крыло позже получится?), отложил в сторону самолётик, открыл книгу, которую ему однажды подарила сестра, сказав, что ему должно понравиться. Теперь он развернул её и стал читать.

Антуан де Сент-Экзюпери «Ночной полёт»

Посвящается Дидье Дора

I

Холмы под крылом самолёта уже врезали свои черные тени в золото наступавшего вечера. Равнины начинали гореть ровным, неиссякаемым светом; в этой стране они расточают свое золото с той же щедростью, с какой ещё долгое время после ухода зимы льют снежную белизну…

Собственно, он уже читал эту книгу. И читал часто. Но каждый раз дух захватывало, как и сейчас. Представив себе описанную в книге картину, мальчик даже глаза закрыл. Вот жил же человек! Ему бы так! Хотя бы раз в жизни. Ну, или увидеть это где-нибудь. Взлететь в небо, чувствуя сильные, надежные крылья самолёта, с которым сроднился как с частью себя. Торжествуя, облететь всю землю, увидеть, что громадины земли всего лишь часть огромной мозаики, которая собирается, если видишь её с высоты… выше деревьев, выше полёта птиц! Ему на секунду показалось, что он почувствовал дыхание северного ветра, ворвавшегося в комнату и взъерошившего кипу разноцветных листов, из которых мальчик делал самолётики. Мгновение – и самолётики, выстроившиеся в четкий ряд, взлетят в небеса. В одном их них находится он сам, и, конечно, это главный самолёт, Алёша почувствовал в руках штурвал…

– От винта! – скомандовал мальчик.

Моторы взревели, и, подхватив могучий северный ветер, самолёты широкой плавной дугой…

– Алёша! Пора обедать!

Мальчик вздрогнул, штурвал исчез, книга, которую он случайно зацепил, упала со стола, тогда он неохотно открыв глаза, поднял и вернул её на место. Самолётики стояли на том же месте, выжидающе задрав носы ввысь. Алёшка вздохнул, его взгляд невольно скользнул по подоконнику, замер на некоторое время, чтобы не позволить себе опять посмотреть в окно, но затем не выдержал. Поднял голову и уставился в небо.

По сути, это была серьезная насмешка судьбы. Быть так высоко, видеть небо так близко, что порой Алёшке казалось, что если он чуть постарается, то сможет достать головой до пушистых, мягких как пух цыпленка, облаков. Он не поверил сестре, когда она заявила, что на самом деле облака мокрые и неприятные. Много она понимает! В тот день Марина была в плохом настроении, что-то не ладилось в институте.

Помнится, тогда он стал очень пылко восхищаться тем, что дарят ему белоснежные, пушистые, как первый снег облака – всегда по-настоящему сказочные истории.

Алёша в облаках видел практически живой будто реально существующий волшебный мир: корабли, драконы, старинные замки и сказочные сражения. И вот тогда Марина сердито заявила, что Алёшка сам себе все выдумал, а на самом деле облака противные, и если бы он соизволил её спросить, она давно бы это рассказала, объяснила бы, из чего состоят облака, а он не морочил себе голову.

Конечно, Алёшка не поверил сестре и стал спорить. В общем, дело закончилось скандалом. Прибежала мама, стала ругать Маринку, у Алёшки, вдобавок, тогда температура была, где подхватил простуду – уму не постижимо! Он расстроился, градусник у него выскочил и разбился.

– Вот видишь, что ты натворил! Об облаках он размечтался! – крикнула Марина.

И Алёшка расплакался. Он тогда ещё совсем маленький был. Сестра перепугалась, мама тоже, забыла и Маринку ругать. Теперь вдвоем утешали Алёшку.

– Об… ла… ка… пуши… стые… – всхлипывая, повторял он, – И… мяг… кие… пуши… стые…

– Конечно, Алёша, конечно! – мама гладила его по голове и строго посматривала на Марину, которая побледнела, и губы у неё дрожали.

– Алёшка, ты прости, пожалуйста, что я так сказала, я просто не подумала.

– Они… пуши… стые!

– Разумеётся! Я, верно, о своем думала, вот и ляпнула сдуру! А потом распалилась. Я больше не буду. Ладно, Алёшка? Мир?

Мальчик тяжело вздохнул, вспоминая давний спор. Собственно, какая разница: пушистые облака или нет? Сказочные истории все равно происходили, и это было очень по-настоящему.

А вот как раз сейчас в небе началась очередное сражение войск графа Гелиоса. Алёша нашел это слово совершенно случайно в какой-то совсем не сказочной книге. Тогда он решил, что наверняка его любимый облачный граф носит именно такое имя. Красивое.

Противником, главным врагом, как графа, так и других, по большей части безобидных обитателей облачного мира был злой облачный колдун, для которого Алёшка даже имени пока не придумал. Уродливые тролли армии колдуна двигались плотной шеренгой к стройным рядам бесстрашных рыцарей графа Гелиоса. Мальчик придвинулся ближе к окну, чтобы ничего не пропустить из сражения, беспокоясь за графа, так как армия у колдуна была намного больше армии Гелиоса. Но тут вмешалась третья сила – западный ветер, который просто раздул все войска. Алёшка сердито стукнул ладонью по подоконнику: западный ветер вечно старался помешать графу Гелиосу окончательно разбить колдуна!

– Ну, спрашивается, кто его просил? – раздраженно пробурчал он. – Вот, опять разошлись, а дальше? Пусть колдун ходит по небу и сбивает беспомощных путников?

Разумеётся, он имел в виду облачных путников. А среди них была самая разная публика: и благородные рыцари, и неотесанные и грубые варвары, драконы, самолёты и даже утята, которые мирно плыли куда-то, в только им известные края.

– Алёшка! – опять позвала мама.

Вернувшись в комнату (все равно теперь в небе не происходило ничего интересного), он, вздыхая, направился на кухню, а перед глазами стояло ярко-синеё бездонное небо и железные крылья самолётов, рассекающие воздух – даже дух захватывало! Живя на последнем, четырнадцатом этаже, представить себя парящим в небе, было чрезвычайно легко. И необыкновенно приятно…

Но мама уже который год пыталась найти квартиру на нижнем, желательно первом этаже. В крайнем случае, на втором-третьем. Конечно, проще всего было бы купить. Но в связи со множеством обстоятельств это было нереально. И дело было даже не в том, что таких денег у мамы отродясь не водилось, а в том, что если бы они вдруг каким-то чудом появились, мама ни за что бы не потратила их на квартиру. Она потратила бы их на Алёшку. У неё была мечта вылечить сына.

И потому надо было искать другие пути. Например, организовать обмен. Их квартира была хорошая, большая, светлая, только уж очень высоко. В такую захотел бы переёхать отнюдь на каждый. Даже если бы лифт всегда работал без проблем. А это случалось не всегда. Порой он отказывался от своих обязанностей на несколько недель.

Вот и сегодня случилась та же оказия. Утром, когда Марина уходила на работу, лифт ещё был в полном порядке. Но потом, как раз когда Алёшка собрался было прогуляться, лифт закапризничал. И мало было ему этого, он вдобавок ещё и застрял, как раз когда мальчик туда забрался. Но даже этого лифту показалось недостаточным. Следующеё, что сделал коварный враг было то, что когда Алёшку пришли вытаскивать, он стал фыркать и трястись, изображая эпилепсию, а в результате перепуганные соседи во главе с мамой выдрали из кабины Алёшу, но бросили кресло. Мальчик был уверен, что на самом деле лифт в полном порядке, просто издевается над ним, чтобы он торчал дома весь день, видимо, зная, что Алёша очень любит гулять.

Таким образом, пришлось сидеть дома. Это очень огорчило Алёшу, хотя он изо всех сил старался это скрыть. Получилось у него или нет, он не понял. Мама или поверила, или сделала вид, что верит. Она так поступала довольно часто. Это слегка раздражало мальчика, но он тоже делал вид, что верит ей. Мама очень беспокоилась, что Алёша часто огорчается. Разумеётся, он часто огорчался, любой бы огорчался на его месте.

– Алёша-а! А, вот ты где! – обрадовалась мама. – Давай, садимся кушать. Я сейчас должна сходить по делам, а ты веди себя хорошо, не балуйся с огнем, не высовывайся из окна. А я скоро вернусь, договорились?

Сейчас Алёшка увидел, что мама оделась как-то торжественно, даже празднично.

– А куда ты пойдешь? Сегодня же выходной, ты не работаешь, это только Маринка вечно занята.

– У меня есть кое-какие дела, – заулыбалась мама. – Ты не волнуйся. Я договорилась с тетей Кларой, чтобы она пришла к тебе вечером, если ни меня, ни Марины ещё не будет. Она тебе позвонит и спросит, если ты один, то она придет. Телевизор посмотрите.

– Ну, вот ещё! – возмутился Алёшка. – Очень мне нужна тетя Клара, чтобы телик смотреть! Я книжку читать уйду.

– Ну, хорошо, хорошо, книжку так книжку. Только пусть она посидит вечером, если нас с Мариной не будет, ладно? Алёша?

– Ладно, ладно, – пробурчал он и взял ложку.

Не то чтобы он так уж сильно не любил тетю Клару, но… она была слишком назойливая, что ли. Вечно спрашивает одно и то же, пользуется духами, от которых, как считал Алёшка, даже комары дохнут, у неё был очень громкий голос и постоянно восторженное состояние. Причем такое состояние у неё было и в тему и без темы.

Мама поцеловала Алёшку и ушла. Мальчик продолжил вялое ковыряние в супе, есть как-то не особо хотелось.

Внезапно зазвонил телефон. Алёшка выронил ложку. Так противно, как телефон в их квартире, наверно, ни один телефон в мире не звонит. Как задребезжит, так сразу люстра, кажется, подхватывает этот звон, да ещё и полка содрогаться начинает.

– Начинается, – фыркнул Алёша и стал пробираться к телефону. – Знаю, знаю. Позовите, пожалуйста, Марину, ах, она ушла! А она не сказала, когда вернется? – передразнил он подругу сестры, которая никогда не здоровалась первой, не помнила, как его зовут и звонила как по закону подлости всегда в то время, когда Марины уже не было дома. – Алло! – крикнул он в трубку.

– Ой, кто это? – ответил надоевший уже голос подруги сестры, как Алёшка и подумал, это была Лиза – он знал её по школьным фотографиям Марины, по видеозаписям (Лиза вроде играла в каких-то театральных постановках, она так говорила и даже записи каких-то спектаклей таскала, Алёше они показались неимоверно скучными, актеры всю пьесу выдавали пафосные тирады о непризнанной любви, несчастьях и каких-то драгоценностях, скучно, в общем) и, разумеётся, он знал её в лицо – она приходила на дни рождения Марины.

– Привет, это Алёша, брат Марины, – терпеливо (в который уже раз!) пояснил он.

– О, Алёшка! – обрадовалась Лиза. – А я тебя не узнала!

«Конечно, – мрачно подумал мальчик, – Как тут узнаешь? Всего лишь пять раз в день, целыми неделями общаемся!»

– Привет, Алёшенька! – продолжила щебетать Лиза. – Как у тебя дела?

– Как обычно.

– А почему дома сидишь? Погода – чудо!

– Лифт испортился.

– Как нехорошо! – посетовала она. – А Маринка где?

– Ушла.

– Куда?

– На работу.

– Но ведь воскресенье же!

«Будто я не знаю!»

– А она сказала, у неё работа, – повторил он.

– Ой, как нехорошо! А когда она вернется?

– Не сообщила.

– Алёша, ну ты передай ей, что я звонила, хорошо?

– Передам.

– Скажи, это очень важно. Пусть перезвонит. Ладно?

– Ладно.

– Только не забудь!

– Не забуду, – он открыл рот, чтобы сказать «до свидания», но она уже повесила трубку. – А… – пробормотал он, – Разумеётся, она слишком занята для «до свидания»!

Он положил трубку на место и вернулся на кухню. На столе все ещё ждала тарелка с супом. Алёшка сморщился.

– Ну, никто ведь не узнает, верно? – сказал он, беря тарелку и освобождая её от содержимого. – Рассказать же некому. Знаю только я, а я буду молчать.

Самолётик все же получился, Алёшка запустил его в пробный полёт, почти над землей, чтобы не разбился, если что. Чуть покачиваясь и налегая на злосчастное правое крыло, бумажный самолётик ярко-синего цвета вначале совершил резкий рывок вверх, потом пошел чуть ли не в крутое пике, с трудом свернул, при снижении огибая спинку стула и пошел на посадку. Его сильно покачивало, хотя, как отметил Алёшка, болтанки не наблюдалось. Хотя, возможно, там были другие потоки воздуха, не заметные для него. Самолётик чуть не ткнулся носом в пол, но в последний момент каким-то чудом сделал финт, вскидывая нос, и тяжело рухнул.

Алёшка поморщился. Такого неудачного самолётика он давно не делал. Кряхтя, мальчик добрался до незадачливой игрушки, положил его на стол и задумался.

Объяснения такому неудачному полёту вроде бы не было. То есть, мальчик сделал самолётик так же, как делал до того первые три из той же бумаги.

– Ну, и ладно, – пробурчал Алёша. – Подумаешь. Бумага ещё есть.

Он потянулся, почти зевнул, удивился. В голове странно шумело, негромко, но не очень приятно.

Алёша огляделся, не понимая.

Комнату заполнила тишина, вязкая, как яблочный джем, мальчику даже показалось, что воздух стал плотнеё, а часы почти перестали тикать.

«Голова шумит, а время остановилось», – подумал Алёшка, удивляясь, что он совершенно спокойно реагирует на это.

Но странный резкий запах заставил его встрепенуться. Алёшка вздрогнул и поспешно оглянулся. Было тихо и спокойно. Тогда откуда же этот запах?

Он заторопился на кухню. Нет, конечно, со спичками он не играл, он послушный мальчик, но вдруг… вдруг…

Газ был выключен, причем и главный кран тоже. Алёшка принюхался, газом на кухне не пахло, хотя этот запах все ещё шел откуда-то, но здесь его было почти не слышно. Он вернулся в свою комнату, точно, вонь шла именно оттуда. Поразившись, Алёша замер на некоторое время. У него же нет газовых баллончиков, которые могут лопнуть и выпустить газ. Да и вообще, это сколько же надо газовых баллончиков?

Он приблизился к окну и принюхался. Пахло ещё сильнеё. Внезапно Алёшку озарила невероятная догадка, он мысленно попросил прощения у мамы за нарушение одного из указаний, и стал открывать окно пошире. Учитывая, что мама и Марина постарались, чтобы открыть его было затруднительно, Алёшка намучился, прежде чем дверца поддалась. Он высунулся в окно и принюхался. Ветер со свистом закружился возле него, вскидывая его волосы и снося самолётики. Алёшка закрыл глаза, чтобы волосы, летящие в лицо, не мешали, и принюхался. В краткие мгновенья, когда ветер менял направление, мальчик почувствовал сильный, тошнотворный запах газа. Так и есть! Из соседней квартиры! Наверное, у них была форточка приоткрыта, что ли? Или газ шел через воздуховод? Мальчику стало жутко. Он передернул плечами. Что-то надо делать? Что?

О соседях справа Алёшка знал не так много. Только то, что в квартире жило три человека – мама, папа и их дочь, они иногда заходили поговорить с его мамой о разных, по мнению Алёшки, глупостях. Дочь тоже порой появлялась у них, Марина, кажется, с ней дружила, но вроде не особенно сильно, потому что Алёшка даже имени её не знал.

– Что они там, с ума сошли, что ли? – пробормотал мальчик, возвращаясь в исходное положение. – Газ!

Он быстро осмотрелся. Телефона соседей, разумеётся, он не знал, звать тетю Клару сейчас бессмысленно, она наверняка ещё в гостях у своей дочери, ведь её просили посидеть с ним вечером, а вечер, по мнению тети Клары, наступал после пяти и никак не раньше. Сейчас было начало четвертого.

– Значит, ноль-два, – решил Алёшка, добрался до телефона и позвонил.

– Алло? – вопросительно ответил женский голос.

– Здравствуйте, у нас в доме утечка газа.

– Где?

– У соседей, приезжайте скореё, вонь невыносимая, – он назвал адрес.

Девушка немного помолчала, наверно, записывала. Потом спросила:

– Сколько тебе лет?

– Девять, – ответил Алёшка, – Вы поторопитесь, пожалуйста, а то ведь с ними плохо, наверное, все-таки газ. И если они дома…

– Мальчик, позови, пожалуйста, к телефону маму, – мягко попросила она.

– Мамы дома нет, – с нарастающим подозрением ответил Алёшка.

– А кто дома взрослый есть?

Алёшка стушевался. Что значит «взрослый»? При чем здесь взрослый?

Она восприняла его колебание по-своему.

– Мальчик, баловаться с газовой службой нехорошо, разве тебя этому не учили?

И, не успел Алёша ответить, как она положила трубку.

– Ах, ты! – воскликнул мальчик, сердито глядя на телефон.

Потом бросил его и направился к двери.

– Мне как будто это удобно, – бурчал он, – Да было бы удобно, я бы…