Когда заходится сердце
От красоты и любви —
Сразу по сердцу – берцем!
Нечего тут раскисать.
Раннее утро. В гримёрке шесть сонных мух – гримёров, нас, которых привезли к семи утра в Главкино на смену. Все медленно возятся, раскладывая на столиках свои причиндалы. В комнату влетает незнакомая девочка – гримёр, распахивает руки и спрашивает: «Кто тут недообниматые? Идём обниматься!»
Все молчат, уткнувшись носами в свои столы. А девочка стоит с распахнутыми руками и глазами…
«Я тут недообниматая, налетай обнимать!»
Обнимаемся, смеёмся и идём с ней вместе выпить чайку-кофейку перед сложным днём, оставив мух при их столах. Нам хорошо, весело и не сонно. Позже до меня дошло – это же так сложно первой признаться в своей недообниматости, распахнуть объятия и позвать: «Кто тут щедрый душой, поделитесь своим теплом, идите обнимите меня, ну пожалуйста!» Надеюсь, эта девчонка всегда будет дообниматой с таким распахнутым сердцем.
Смысл жизни каждого человека на этой планете один-научиться семи добродетелям:
1. Доброта
2. Доброжелательность
3. Милосердие
4. Терпение
5. Любовь
6. Прощение
7. Вера
Рядом с каждым жителем находится Ангел Души, потому что этот опыт мы проходим одновременно в двадцати семи параллельных мирах. Душа, как сервер, контролирует все жизни. Наш мир – он из всех миров – как последний бастион.
Если житель не выполнил хотя бы одну добродетель, Ангел Души распыляется. Свято место не бывает пусто. Подселяются две твари из параллельных миров, которые быстро пожирают жизненно важную энергию. Вскоре наступает точка невозврата и время начинает идти со скоростью: Один день в месяц, один день в два месяца, один день в три месяца и т. д. За шесть месяцев житель проходит до семисот пятидесяти лет. Проходит значительное физиологическое старение. Ответственность жителя наступает с четырнадцати лет.
Когда наступает «точка невозврата» помочь жителю уже невозможно. Но если она не наступила, жителю планеты может помочь специалист – спаситель. Их пока подготовлено двенадцать человек «Всемирной Ассоциации Спасителей». Функции ассоциации – исполнение программы «Спаситель», восстановление энергетики человека и многое другое… Десять тысяч спасителей могут спасти сто двадцать миллионов человек.
Мне никто не звонил и никто про тебя не сказал.
Не летали в пространство
Мои мысли на карлики-звёзды.
Я сегодня искал и, увы, ничего не нашёл
В старом темном чулане… Напрасно…
На моё плечо упал плазмоид9,
Как перо подушки перьевой,
Невесомый и прозрачный.
Небыль. Верещит:
«Я Ваш! Я здесь! Земной!»
На него взглянул, как на соринку,
И рукой стряхнул его с плеча.
Тут запел плазмоид под сурдинку
И поднялся в небеса, ворча…
Бизнес в семьдесят – хорошая игра.
На кону квартиры, яхты, дачи…
Пенсия надорванно кричит…
Думаешь: удача – неудача.
Денег часть уходит на кредит,
«Коммуналка» щиплет неизменно,
Жизнь переменить судьба спешит,
В массах ожидают перемены.
Сладкогласые умеют убеждать,
В мыслях горы денег и Канары.
Реинвест сулит нам миллион,
А ОБЭП несет тебя на нары.
Этот злобный зверёк реинвест
Закружил в диком танце повес,
Заиграл всех в копейки-рубли,
В алчной жажде халявы они.
Разыгрались не в шутку – им квартиры давай!
Получили на сутки вожделенный сарай.
Нам рубли принесет реинвест.
Сладкогласые воют: терпи!
Только дыры в карманах и есть,
Воровство получает гран-при.
(Продолжение)
За окном бушевала настоящая снежная буря. Казалось, с неба падают уже готовые сугробы и рассыпаются по земле. «Вот бы сейчас поваляться в снегу, налепить снежков. А тут в школу иди», – с тоской подумал Петя. Но выйти из подъезда он не смог: вокруг на всем обозримом пространстве плотной толпой стояли снеговики. Их были десятки, может, целая сотня новеньких сверкающих, одетых с иголочки снеговиков. Петя непроизвольно открыл рот.
– А ты не удивляйся! – сказал ближайший снеговик с самым длинным носом-морковкой. – Сегодня же день снеговика. И все мы должны праздновать и веселиться. И не должны работать. Петя увидел, что несколько снеговиков держат транспаранты, на которых написано: «Долой большие лопаты!» и «Пусть всегда будет снег!».
– А что, вы разве работаете? – спросил Петя.
– Конечно, как все. Видишь, все снеговики одинаковые, только пуговицы разные: у одних – синие, у других – жёлтые, у третьих – красные. Это называется разделение труда. Синепуговичники отвечают за снег у подъездов домов, жёлтопуговичники следят за снегом на детской площадке, а краснопуговичники – за проезжей частью двора. Жаль, зима быстро кончается и наступает эта ужасная весна. Тогда мы уходим, но остаются наши пуговицы. Их хранит доверенное лицо, не могу сказать кто – это секрет. Петя не мог поверить своим ушам – так неправдоподобно всё выглядело.
– А хочешь повеселиться с нами? – неожиданно предложил длинноносый снеговик.
– Хочу! – возликовал Петя.
Тут же на него свалился небольшой сугроб, а когда снег рассыпался, Петя оказался снеговиком с синими пуговицами.
«Вот здорово! Я теперь слежу за подъездом», – догадался Петя и бросился на аккуратно сложенную дворником снежную Стену, и, провалившись по пояс, стал, как мельница, молотить руками и ногами, выкрикивая лозунги:
– Долой большие лопаты! Пусть всегда будет снег!
И тут у самого уха раздался знакомый скрипучий голос. Петя протёр заснеженные глаза – около него стояла активная старушка из домового комитета Серафима Соломоновна и ругала Петю нехорошими словами. Петя нагнулся, пошарил в снегу и, ухватив свой портфель, бросился бежать с такой скоростью, на которую только были способны его юные конечности.
Был чудесный летний день. Петя со своим другом Онуфрием Цукиным собрались пойти купаться на Зелёный пруд. Зелёным его прозвали из-за огромного количества лягушек, облюбовавших здешние заросли камыша. Лягушки были не простые – они надували щёки и пели бесконечные лягушиные песни. Это был настоящий хор, где один голос отличался от другого по тембру и силе звучания.
А вот и озеро. Вода в нём была прозрачной, и дно просматривалось совершенно свободно.
Петя быстро сбросил рубашку и шорты и тут увидел в белом песке нарядный тюбик. Этикетка не прочитывалась – инструкция была напечатана на неизвестном языке. «Наверное, крем для загара кто-то забыл, – догадался Петя. – Сейчас намажусь и буду как негр». Он выдавил в ладонь неизвестную субстанцию и жирно втёр в кожу. Плюхнулся позагорать, но уже через пять минут нудное лежанье надоело и Петя побежал в воду. Хотел нырнуть, но что-то мешало и выталкивало.
И тут он увидел себя стройным тёмно-зелёным лягухом, сидящим на плотном листе кувшинки. Лист медленно плыл в сторону лягушьего хора. «Это всё крем!» – отстраненно промелькнула догадка. Однако, Петя прекрасно себя чувствовал и даже поймал и проглотил несколько неосторожных мух. Он надул щёки и квакнул от удовольствия.
Лягушачье общество встретило нового певца особо торжественным пением. Пете показалось даже, что это был гимн. Особенно надрывался главный лягух с тёмным пятном на лбу – он так опасно надувался, издавая свои невероятные кваки, что мог нечаянно и лопнуть.
Петя хотел подпрыгнуть, но лист кувшинки под ним вдруг прорвался, и ноги коснулись дна, взбаламутив тихую заводь – это произошло обратное превращение. «Наверное, крем смыло водой – и я снова стал мальчиком», – осенило Петю.
На берегу от шума проснулся Онуфрий Цукин и сразу бросился в прохладную воду. «Ничего ему не расскажу, все равно не поверит», – подумал Петя и нырнул поглубже.
К тебе приду, когда не позовёшь,
Когда я буду лишней третьей.
К тебе приду, когда меня не ждёшь
И за окном осенний ветер.
К тебе приду, когда ты одинок
И боль твоя ни с кем не разделима.
Себе самой давно дала зарок
Не повторять то, что неповторимо.
К тебе приду, одевшись без прикрас,
Когда устанешь ненавидеть
К тебе приду, как в первый раз —
Последний раз тебя увидеть.
Не пожелай мне счастья и удачи,
Ведь это только мелочная сдача
С большой купюры под названьем «жизнь».
Не пожелай мне денежных мешков,
Не пожелай супружеских оков,
Когда двоим так в стометровке тесно.
Не пожелай мне тёпленького места,
Где денежки нам капают на темя,
А мы не видим, как уходит время.
Ты пожелай свободы и скитанья,
Свободу выбора на расстоянье,
Свободного полёта восхожденье.
Ты пожелай восторга умиленья,
Когда дрожит струна на ноте на одной,
Звенит, кричит, хрипит: «Постой!»
Не покидай, весенний цветень мая,
Декабрь мой, холодный и пустой!
Где цель, которой ради я живу?
Отсчёта точка, где в неведомом краю
На острове далёком, непонятном,
Который мне и вспомнить неприятно.
Иль, может, под землёй в пещере гулкой,
Где сталактиты вышли на прогулку,
Иль средь забытых фолиантов
Есть множество подобных вариантов.
А может всё не так – и в синем небе
То, в чём нуждаемся, как в хлебе.
Или в лесу дремучем тот предмет,
Которому названья нет?
Всю жизнь мы ищем – не находим.
Вот, кажется, уж близко вроде —
Мелькнул тот лучик и погас,
И снова тьма средь нас.
Кто утолит наш голод узнаванья?
Кто сделает конечное признанье?
Но просто всё, как умножения таблица —
Мы умираем все, чтобы родиться.
И этот круг бессмысленный не разорвать,
Мы рождены, чтоб умирать.
Вот в эту землю мягкую улечься поудобней —
Как умно всё, как бесподобно…
Я говорю с тобою, как с пилою,
Распиливающей душу на дрова,
Воздушных замков я с тобой не строю —
В амбаре жить отныне навсегда!
Мне б полететь свободно, бесконтрольно,
Немыслимым простором восхитясь,
Чтоб не было ни горько и ни больно,
На землю в праздник возвратясь.
Я училась тогда еще в шестом классе. А с Харламом я познакомилась совсем неожиданно – когда мы с Верой ходили в океанариум возле Чистых прудов. Вернее, раньше я видела его во дворе. И как-то невольно запомнила – парня высокого роста, худого и немного сутулого, ступающего большими твердыми шагами. Вытянутое лицо у него было бледным, а немного растрепанные волосы – рыжими. И когда мы спустились в полуподвальчик океанариума и уже с восхищением осмотрели немало больших стеклянных бассейнов, в которых неторопливо и деловито плавали фосфоресцирующие рыбы, я увидела Харлама. Тогда я еще не знала, что его так зовут, но приметная рыжина и вообще вся поджарая немного сгорбленная фигура бросилась в глаза. Видно было – он тоже с интересом прогуливался от аквариума к аквариуму, рассматривая их обитателей.
Тут как раз Вере на сотовый позвонил ее научный руководитель, она отрулила подальше в уголок зала, чтобы никому из посетителей не мешать, и ворковала там на тему своей диссертации. А рыжеволосый тощий верзила как раз поравнялся со мной. Мы стояли и смотрели на один большой зеленый аквариум, но уже успели взглянуть и друг на друга. Затем прервали молчание и разговорились. Уже даже не помню сейчас, кто первым начал беседу. Выяснилось, что его имя – Харлам, живет он через квартал от нас и сейчас уже заканчивает школу. Что же, эта информация меня совсем не удивила – я и сама догадывалась о его примерном месте жительства и возрасте.
Харлам рассказал, что тоже решил в субботу отправиться сюда, потому что видел в газете сообщение с красивыми фотографиями – о том, что вот в Москве открылся океанариум и – милости просим. Потом мы поболтали о рыбах, о тайнах водной стихии. Я поведала, как прошлым летом мы с Верунчиком и «предками» отдыхали в Коктебеле и как папа в шутку учил меня не бояться акул. А я всё думала – водятся ли на самом деле акулы в Черном море? Может, где-то далеко-далеко?
Тут Харлам сообщил, что в Черном море есть один вид акул, но этот вид практически совсем безопасен для человека. И акулка сия такая маленькая – ну вся из себя как будто килька-гигант! Мы это в школе проходили, – важно объяснил он, и глаза его прямо так и горели. Мне невольно стал еще интереснее человек не намного уж старше меня, но, оказывается, уже изучавший столь любопытные подробности жизни морей нашей планеты.
Тут к нам вернулась Верка, уже переговорившая со своим научным.
– Верунчик, это Харлам! – представила я ей нового приятеля.
Верка улыбнулась. Похоже, Харламчик ей тоже понравился.
О проекте
О подписке
Другие проекты