– Ну, будет, Гена! – недовольно высказалась Марина. – Полно дурачиться!

Но только Гена не отвечал. Он неловко дернулся на полу, а потом вытянулся и недвижимо замер. Все словно остолбенели. Марина бросилась к мужу и стала трясти его:

– Гена, Гена, да что с тобой!

Но тот не отвечал, и только голова его безвольно моталась по полу.

– Марина, оставь его! – гаркнула продюсерша Эльвира. А потом обратилась ко всем: – Есть здесь врач? Умеете оказывать первую помощь? – Меня когда-то, в школе милиции, учили – но было это кучу лет назад, и к живому человеку свои скромные умения я бы применять никогда не рискнул. А так как никто, включая меня, не двинулся с места, она бросила: – Надо вызывать «Скорую», – схватила свою сумочку и нажала на телефоне кнопку быстрого доступа.

Дальнейшие события показали, насколько современный человек, не исключая такого бравого мэна, как я, бывает беззащитен и беспомощен перед лицом вдруг нагрянувшей смерти. Да, мы попытались что-то сделать. Неумело орудовали, вроде осуществляя искусственное дыхание. Расстегнули Гене рубашку до пупа. Пытались вдувать ему воздух в рот. Но все было бесполезно. Он не шевелился и не дышал. Постепенно до нас стал доходить весь ужас создавшегося положения. Прямо на наших глазах уходил из жизни сравнительно молодой, полный жизни (несмотря на всю свою худобу) человек. Да, практически – ушел. Он не дышал, лицо его замерло и обострилось. И мы ничем не смогли ему помочь, только растерянно и бестолково толкались у тела. Марина подложила своему мужу подушку под голову. Она тихо заплакала. Полный ее сын Андрюша выглядел остолбеневшим – проводок из уха он тем не менее не вынул. На пороге кухни стояла и смотрела во все глаза на происходящее Ариша.

Примерно через двадцать минут – удивительно быстро, учитывая чертову даль, в которую мы забрались, – явилась «Скорая помощь». Фельдшер со скучающим лицом послушал пульс, даже приладил на безжизненной руке хозяина манжетку переносного кардиографа. Но из прибора потянулась печальная, ровная, не отягощенная зубцами линия. Все было кончено. Фельдшер снял с дивана покрывало и накрыл им бедного хозяина с головой.

– Внезапная смерть, – проговорил он на прощание. – Возможен криминал. Я должен сообщить в полицию.

Марина снова заплакала. На лице брата Вениамина вдруг промелькнула мгновенная торжествующая гримаска. И только прислуга Арина, прибежавшая из кухни, вдруг бросилась сверху на прикрытое пологом тело Гены и стала по-бабьи причитать над ним и плакать.

Я подошел к кушаньям и напиткам, что потреблял перед смертью покойный. Понюхал. Его бокал источал очевидный запах миндаля.

– Господа, – проговорил я, – а ведь хозяин, вполне вероятно, был отравлен.

На миг воцарилась тишина. Замерла и затихла на теле оплакивавшая Геннадия прислуга. А затем послышался строгий голос продюсерши Эльвиры: «Внимание! Я прошу всех выслушать меня! Кто это сделал? Я предлагаю тому, кто совершил убийство, признаться прямо сейчас, до прихода полиции».

Моя Катя, вся побледневшая, ни кровинки в лице, вцепилась мне в руку. Ее ноготки впились мне в ладонь. Немая сцена продолжалась. Все переводили взгляды друг на друга. Эльвира – на Марину. Вениамин – на юношу Андрея. Вера – на нас с Катей. И только Ариша, казалось, не замечала ничего, стояла на коленях у тела и оплакивала формально чужого ей человека. Впрочем, чужого ли? С какой стати она так убивалась?

И тут снова высказалась продюсерша. В пиковой ситуации особенно заметно стало, что она женщина, привыкшая командовать и повелевать.

– Раз никто не хочет признаваться – я не желаю, чтобы в моих делах и моей личности копались всякие малограмотные районные полицейские. Екатерина мне поведала, – ее взгляд устремился прямо на меня, – что вы, Павел, являетесь частным детективом. Это так? – Я смиренно подтвердил, что она права. – Тогда вам следует, – голос дамы звучал непреклонно, – раскрыть это дело, здесь и сейчас, до того момента, как тут начнут шнырять отечественные полисмены, доморощенные Шерлоки. Чтобы мы им предъявили уже готового обвиняемого, желательно вместе с его признанием.

Признаться, я слегка потерялся.

– Но дело так быстро не делается. – Пробормотал: – Подумать только, вы хотите, чтоб я раскрыл убийство, да еще в пожарном порядке, до приезда полиции.

– Не кокетничайте, – отрезала Эльвира. – Кто знает, когда полицейские до нас доберутся. Сегодня праздничный день, все пьют, и полисмены не исключение. Берите, Павел, бразды правления в свои руки.

Я оглянулся по сторонам. Катя смотрела на меня с надеждой. Она шепнула: «Давай, дорогой, у тебя получится». Да и остальные – Вениамин, «графиня» Вера, хозяйка Марина и даже малахольный Андрей взирали на меня, словно я был если не мессией, то его младшим братом.

– Ради бога, – развел я руками. – Я попробую. Но я ничего не обещаю. – И я как бы мысленно нацепил на себя мундир расследователя и через минуту, ощущая себя в новом качестве – на работе, обратился к вдове: – Я вижу, в доме много видеокамер. Как и где я могу получить к ним доступ?

Взор Марины заметался:

– Я… я не знаю. Этим только муж занимался. Я представления не имею, как тут все устроено. Есть ли пульт какой, или он через компьютер всем управлял? Нет, нет, я совершенно ничего не знаю.

– Тогда это отложим. Давайте так. Я побеседую с каждым из вас. В отдельной комнате. А остальные, прошу вас, по ходу, не обсуждайте с товарищами по несчастью обстоятельства дела. А первой, – я обратился к продюсерше, – я попрошу вас.

Она криво усмехнулась:

– По принципу, кто предложил, тому и отвечать? Что ж, идемте. – И она сама указала мне на кухню. Да, это помещение, смежное со столовой-гостиной, и мне представлялось наиболее удобным для опросов свидетелей. Все рядом, далеко ходить не надо. Мы вошли в кухонное помещение, и я закрыл за нами дверь в столовую. Продюсерша первая заняла место за столом. Я уселся напротив.

– Кто убил Геннадия? – с места в карьер спросил я, внимательно отсматривая реакцию визави.

– Помилуйте, откуда я знаю?!

– Вы убили его?

– Нет. – Тут, по моим наблюдениям, она, как мне показалось, не соврала. Но все-таки что-то она скрывала, какой-то камень за пазухой имела. Я продолжил опрос:

– Кому выгодна смерть Геннадия? Кто выгодоприобретатель?

– Представления не имею.

– Наверное, Марина? – подсказал я. – Она жена. Она и сын, они ведь все после него наследуют?

Продюсерша покачала отрицательно головой:

– Не так все просто. Насколько я знаю, они официально были не расписаны. Жили, что называется, во грехе. И только собирались пожениться. Вроде бы этим летом, на Петра и Февронию, планировали и обвенчаться, и расписаться.

– А сын, этот Андрей?

– Он только ее, Марины, отпрыск. К Гене никакого отношения не имеет. От первого Марининого мужа – они развелись лет пятнадцать назад.

– Как они вообще жили, хозяйка и покойный? Насколько были обеспечены? Чем зарабатывали?

– Я с ними знакома давно, сначала с Мариной, потом и с Геной. Они вместе живут уже лет десять или, скорее, двенадцать. Гена из очень богатой, старой артистической семьи. Тоже, как и Марина, закончил театральный. Особых звезд с неба не хватал. Как я понимаю, все – дом, карьера и деньги – было на ее плечах. А он по жизни порхал. Увлекался то тем, то другим, то пятым, то десятым. В последнее время, например, стал упертый веган и йогой очень серьезно занялся. В Индию ездил за просветлением. Впрочем, эпизодики и кое-какие небольшие роли режиссеры ему подкидывали. Сказывалась поддержка Марины и старых друзей, – под «старыми друзьями» продюсерша, похоже, имела в виду себя. – Однако Гена изначально был человеком небедным, и не все родительское состояние успел профукать. Этот дом, к примеру, где мы находимся, – как я знаю, построен на Генины деньги. Они как раз продали участок, доставшийся ему от родителей – запущенный, зато находящийся рядом с Москвой, и на вырученные средства этот дом возвели и обустроили. Вдобавок ему осталась роскошная квартира в центре Первопрестольной, они с Мариной ее сдают.

– Так, значит, формальный наследник покойного – его брат? Этот самый Вениамин?

– Думаю, да. Больше родственников у Гены нет.

– А Вениамин кто таков?

– С ним я знакома мало. Он не из наших сфер, – последнее продюсерша произнесла так, что становилось ясно: всех тех, кто непосредственно не занят делами киношными-телевизионными, она считает гражданами второго сорта. – Занят каким-то бизнесом. По-моему, родители и его тоже неплохо обеспечили, однако давали ему при жизни деньгами, чтобы Веня раскрутился. Так что он не должен быть на Гену в обиде – впрочем, чужая душа потемки.

– Да и деньги никогда лишними не бывают. Выгодоприобретателем смерти, выходит, становится Вениамин?

– Похоже, что так, – пожала плечами Эльвира.

– А прислуга Ариша? Почему она так убивается? У них с Геннадием что, имелись интимные отношения?

– Понятия не имею. Ни он со мной на эту тему не делился, ни Маринка никогда не жаловалась.

Я видел, что продюсерша в целом искренна со мной, хотя чего-то недоговаривает. Хотелось бы мне знать чего. Впрочем, у расследователя имеется свое преимущество: спрашивать обо всем без обиняков.

Эльвира в ответ на мой прямой вопрос, о чем она умалчивает, только расхохоталась.

– Я скрываю? Разве только то, что вы мне нравитесь. Нравитесь – и как мужчина, и как герой. Вы, Павел, умный и харизматичный. Хотите, я вам пробью шоу на телевидении? Идею и тему продумаем вместе? – Она испытующе поглядела на меня и покрутила на пальце кольцо с бриллиантом – бриллиант был огромный, карат на пять.

Я сделал отстраняющий жест руками:

– Давайте мухи – отдельно, котлеты – отдельно. Я сейчас веду расследование, по вашему же заказу. И вы, наряду со всеми остальными, находитесь под подозрением. Поэтому, – с легкой учтивой улыбочкой заметил я, – ваше предложение можно расценить как попытку подкупить следствие.

Она хрипло засмеялась:

– А вы, Паша, не столь просты, как кажетесь на первый взгляд. Ладно, отыщите убийцу, тогда и поговорим о вашем будущем шоу.

– Я вас больше не задерживаю.

Эльвира встала. Пока я провожал ее до дверей, то размышлял, кого мне вызвать на допрос следующим. Отравление – преступление преимущественно женское, подумалось мне. Выпуская из кухни продюсершу, я выглянул в гостиную и оценил обстановку. В глазах Катерины, когда мы вдвоем с Эльвирой показались на пороге, промелькнула ревность. Юный Андрей, Вениамин и его супруга Вера выглядели совершенно индифферентными – иными словами, болтались по гостиной, как не пришей кобыле хвост. Хозяйка Марина сидела за столом, закрыв лицо руками. И в точно такой же позе глубокой скорби пребывала Ариша. А на тело покойника, укрытого с головой покрывалом с дивана, взгромоздился, свернувшись калачиком, кот Вельзевул – или, тьфу, черт, как там его звали – Экклезиаст? Его никто не гнал.

Я в последний момент придумал пригласить к себе на допрос Веру – «графиню со следами былой красоты». По двум причинам: и преступление, по ходу, женское, и выгодоприобретателем, судя по словам Эльвиры, является эта семейка.

Я указал женщине на стул и с лету спросил, вперившись ей в зрачки:

– Вы убили Геннадия?

Она нервно расхохоталась:

– Господь с вами, с чего вы взяли?

– Его отравил ваш муж?

– Да нет же, отчего?!

– Вениамин и вы – прямые наследники Геннадия.

– И что, значит, сразу надо убивать?

– Вы знали, что они с Мариной формально не женаты? Что вот-вот собирались пожениться?

– Знала – и что?

– А то, что, когда бы они поженились, вам с мужем ничего б не обломилось.

– Перестаньте! И потом, они с Мариной много лет прожили вместе. Я думаю, она и сын ее в любом случае имеют право и на дом этот, и на квартиру в Москве.

– Нет, согласно Семейному кодексу, ни на что она права не имеет.

– Мы, во всяком случае, ее выселять отсюда не станем.

– Вы говорите, что не вы Гену убили. Хорошо. А кто – как вам кажется?

Женщина нервно оглянулась и понизила голос:

– По-моему, это сделала сама Марина.

– С чего вы взяли?

– А кто, кроме хозяйки, имеет свободный доступ ко всем блюдам? Напиткам?

– Но зачем ей убивать своего сожителя?

– А вы видели, как Гену оплакивает Ариша? Она горюет явно больше, чем Маринка. Наверняка между нею и покойным что-то было. А какая нормальная жена потерпит, чтобы ее муж ей изменял – да с кем? С прислугой! Только я вам ничего не говорила. Еще не хватало нажить мне в лице Маринки врага. Она, знаете ли, особа мстительная.

– Я понял вашу позицию, – заметил я. – Что ж, я вас больше не задерживаю.

Я проводил Веру. Сначала я думал, что следующим вызову мужа Вениамина, но после того как женщина безапелляционно указала мне на Марину, я пригласил на кухню жену убитого. Попутно я оглядел мизансцену, сложившуюся в гостиной. Все пребывали на своих местах, находясь в разной степени уныния. Черный котяра продолжал возлежать на прикрытом трупе. Я взял со стола бутылку виски и вызвал к себе свежеиспеченную вдову. Марина безропотно встала и прошла ко мне на кухню.

– Хотите выпить вискарика? – предложил я.

Она испуганно отшатнулась.

– Нет, зачем?

Я понюхал горлышко бутылки: нет, цианидом не пахло.

– Вы подлили яд в бокал своему мужу?

– С чего вы взяли?!

– Вы знали, что ваш супруг и прислуга Арина находятся в связи?

Женщина поникла.

– Да, я знала.

– У вас есть мотив. Вы хотели отомстить супругу за измену и поэтому его убили.

– Нет-нет-нет! – прокричала она. – Он обещал мне, что все прекратит! А Аришку мы договорились уволить, я бы ее рассчитала, со следующего месяца! Нет, нет, я не убивала.

– Так у кого, по-вашему, поднялась рука на Геннадия?

– Вы ведь понимаете, что точно я знать ничего не могу, что у меня могут быть только подозрения?

– Да, я все понимаю. Говорите.

Женщина понизила голос:

– Я думаю, она, Ариша, и убила.

– С какой стати?

– Только она подавала еду и напитки – кому, как не ей, было проще всего подлить яд моему супругу?

– А мотив‐то какой у нее, по-вашему, был?

– Она была девушкой. Он совратил ее. Он испортил мои отношения с нею. Теперь она лишится хорошей работы, теплого места.

– С трудом верится, чтобы это могло стать мотивом для убийства.

– А Арина, насколько я узнала ее, особа странная, не вполне адекватная. Даже если б не ее связь с Геной, я бы ее все равно уволила. Вдобавок она по образованию фармацевт. Где-то у себя в Тмутаракани соответствующее учебное заведение окончила. Поэтому в ядах толк понимает.

– Хорошо, я вас услышал.

Я проводил Марину и пригласил на кухню Арину. Она села скромненько, на краешек стула. Глаза у нее были заплаканные. Эта посторонняя, не сильно образованная, провинциальная девушка и впрямь убивалась по покойному гораздо более сильно и искренно, чем жена или же брат.

Я ее с места в карьер огорошил:

– Расскажите, Арина, как вы подлили яд в стакан вашему любовнику.

– Это не я.

– То, что покойный был вашим любовником, вы не отрицаете?

– Чо уж тут отрицать, теперь все видят.

– А кто, по-вашему, отравил Геннадия?

И тут она молвила – совершенно спокойно и убежденно:

– Андрюшка.

– Андрей?! – поразился я. – Сын Марины? С какой стати?

– Слабый он до меня, – эпически начала девушка. – Много раз приступал. А он мне как до фонаря, если по-простому говорить. Гнала я его. А Андрюшка знал, что я с Геной замутила. Ревновал. Бесился. Вот и приговорил отчима-то. – Тут она вдруг спохватилась и заговорила быстро-быстро: – Но у меня против него никаких улик или, там, алибей нет! Это я гипотезу такую построила.

– А сама ты, значит, Геннадия не убивала?

– Нет! Не дура же я.

– Я тебя понял.

Я выпроводил Арину и пригласил к себе в кухню Андрея. Времени поразмыслить у меня особенно не было, но, подумал я, если допустить, что Геннадия ухайдокали домашние – сожительница, пасынок или любовница, – почему понадобилось делать это прилюдно? С нашим участием? Почему не замочить его келейно, втихую? Или расчет был перевести стрелки на кого-то из нас, гостей?

Я усадил молодого человека, сказал ему наконец вытащить наушники и спросил, он ли убил отчима.

– Ты че мне паришь, дядя?

Я не стал пенять на его лексикончик, лишь спросил:

– Арина говорит, что ты в нее влюблен, поэтому ревновал ее к отчиму. За это ты и убил Геннадия.

В ответ юнец разразился длиннейшей и гнуснейшей речью, пересыпанной грубыми ругательствами. Из нее, в кратком и цензурном изложении, следовало, что Арина страдает чрезмерной похотливостью, вследствие чего находится в невменяемом состоянии и потому воздвигает на него напраслину.

Мне захотелось промыть его рот хозяйственным мылом, но некогда было заниматься воспитательным процессом. Поэтому я только прервал его излияния и спросил: