В час дня местный «Модный приговор» в лице Шевченко и Кошелева осматривал чудовище, которое сотворил своими руками. Я выглядела откровенно плохо. Дурацкое платье задиралось до пупа, обнажая тощие коленки. Сапоги на шпильке обтягивали ноги и были ужасно неустойчивы. Я моргала, а закрученные ресницы, казалось, бились о лоб. Рот вообще не закрывался – столь щедрым слоем помады его намазали.
– Идеально! – известил Серега, и Иришка горделиво фыркнула. – Сопромат рухнет к твоим ногам.
– Вам не кажется, что я похожа на девицу легкого поведения? – оглядела себя в зеркале. – Очень легкого поведения. Практически «отдамся за еду».
– Этого мы и добивались! – гоготнул Кошелев. – Всё, красотка, выдвигайся. Деньги взяла?
– Взяла, – я похлопала по карману сумочки.
– Зачетки взяла? Все? Должно быть десять штук.
– Разумеется, взяла. Ты за кого меня принимаешь? – психанула я.
– За кого он тебя принимает, мы уже выяснили. Осталось разобраться в деталях, – прыснула Иришка.
Вскоре я тряслась в стареньком трамвае, судорожно прижимая сумочку к груди и думая о том, как ненавижу технические науки. Они приносят людям исключительно страдания.
Вот бы стать гуманитарием!
Ну, не моё это. Не моё.
При поступлении я еле-еле проскочила на бюджет. Да и проскочила только потому, что по специальности был дикий недобор. Все ломанулись в программисты с финансистами, а строительный факультет остался не у дел.
И вот я тут. Математика мне никогда не давалась, физика казалась демоническими заклинаниями, а при виде начертательной геометрии у меня сводило зубы.
Самое главное – из моей головы всё выскакивало, не успев заскочить. Даже если какая-то тема казалась понятной, то на следующий день она забывалась. Совсем.
Нет, я честно училась, сдавала предметы и почти не мухлевала. Случай с сопроматом особый, потому что Измайлов был непробиваемым. Если остальные профессоры до тройки натягивали, то этот – ни в какую.
«Не знаешь – пошла вон», – таков его девиз.
Я доковыляла до университета. Придерживаясь за поручень, поднялась по скользкой лестнице. Снегу-то навалило! Крыльцо запорошило, а у самых дверей кто-то вылепил миниатюрного снеговика.
Ноги, кстати, продрогли в тонких колготках. Зачем девушки морозятся зимами? Почему не носят теплые джинсы? Машинка ещё эта для пыток – то есть для эпиляции, – с которой Шевченко носилась за мной по общежитию.
Бр-р-р. Как вспомню…
Надеюсь, оно того стоило.
Измайлов обнаружился на кафедре. В гордом одиночестве, он изучал какую-то статью на ноутбуке.
Это мой шанс!
– Станислав Тимофеевич, – промурлыкала я, закрыв за собой дверь. – Разрешите войти?
– А вы кто? – он бегло глянул на меня и отвернулся к ноутбуку. – Вам назначено?
– Иванова Дарья, – отрапортовала, замерев по струнке. – Пришла договориться о пересдаче.
– Ивано… что?!
Измайлов осматривал меня куда задумчивее и дольше, чем обычно. Кажется, картинка не складывалась. То существо, которое восседало вчера на нем, и то, которое топталось в дверях, никак не могли быть одним человеком.
– Вас кто-то покусал, Иванова?
Угу, оборотень по имени Иришка, из-за которого я превратилась из человека в нормальную девушку.
– Нет… просто…
Проклиная всё на свете, а особенно – шпильки, я доплелась до преподавательского стола и нависла над Измайловым. Как бы вывалить перед ним зачетки? Не просто ж кинуть в лицо со словами: «Всё оплачено!»
– Вы хотите договориться о пересдаче? – подсказал профессор, закусив кончик карандаша.
– Ага, – не стала отрицать я. – Очень хочу. Мы от лица группы… – покопалась в сумочке, – хотели бы поздравить вас с наступившим Новым годом и… – дернула за молнию на кармашке, – пожелать всего наилучшего в… Черт!
Конверта нигде не было. Вообще. Никакого. Сердце пропустило удар. Матушки, там же пятьдесят тысяч рублей! Он же не мог вывалиться в трамвае?!
Я уставилась на Измайлова со смесью паники и отчаяния.
– Вы что-то потеряли? – осторожно спросил тот.
– Да, деньги, – я закопалась в сумке с головой, вытряхнула наружу содержимое, но, кроме десяти зачеток, пачки жевательной резинки и одинокого презерватива (какой идиот его туда подбросил?!), внутри ничего не лежало.
– Какие?
– Которыми собиралась дать вам взятку!
Профессор закашлялся и отодвинулся от меня подальше, а я продолжала копаться в карманах.
Впустую.
Не может быть…
Меня накрыло рыданиями. Такими горькими, что любой бы сухарь тотчас сдался и поставил всем «отлично». К сожалению, местный тиран лишь откинулся на стуле и, выхватив у меня из рук сумочку, вывернул её наизнанку.
Что же делать? Меня же убьют ребята… это катастрофа… Где взять пятьдесят тысяч? В кафе, где я подрабатывала, платили пятнадцать, если пахать без выходных. Я не расплачусь с парнями, даже если влезу в долги.
А ведь ещё жить на что-то надо…
– Это искали? – Измайлов протянул мне белый конверт, набитый наличностью.
– Да-а-а, – размазывая слезы по щекам, ответила я. – Где вы его нашли?
– У вас дыра не только в голове, но и в подкладке. Иванова, идите домой. Я не беру взяток, тем более – от вас.
Эй! Прозвучало так, будто мои взятки какие-то неправильные. Я все-таки попыталась воспротивиться и протянула конверт обратно ему.
– Это не взятка, а подарок от нашей группы…
Измайлов закатил глаза, поднимаясь со стула и распахивая дверь. В пустующем коридоре лениво слонялся одинокий студиоз.
– Иванова, проваливайте. Я сделаю вид, что вы не вламывались сюда и не занимались уголовно наказуемыми делами.
Проваливайте…
Мне представилась шестая пересдача, озлобленный профессор, который шныряет по кабинету, выискивая шпаргалки. Очередной напечатанный на коленке реферат, в котором я понимаю только запятые.
Заодно Измайлов припомнит сегодняшнюю историю, и сопромат вообще никто никогда не сдаст. А врагом народа станет Даша Иванова, ибо она провалила ответственное задание.
Наши такого не простят. Мне кранты.
– Н-нет, – вспыхнула и ломанулась к двери, чтобы закрыть её. – Пожалуйста, возьмите деньги.
– Вы рехнулись?
Измайлов уставился на меня. Желваки на его щеках напряглись от гнева. Я стояла, загораживая собой дверь, и ощущала себя маленькой и незначительной по сравнению с преподавателем.
– Нас устроят тройки.
– Иванова, вы будете отчислены, гарантирую. Я лично сообщу в деканат о взятке.
Он попытался отодвинуть меня в сторону, но я уперлась в дверной проем всеми конечностями и разве что не вцепилась зубами. Нетушки. Пока не возьмешь деньги, не уйду. Жить здесь останусь. Митинг устрою. Но не сдамся.
– Идите в деканат, но сначала поставьте тройку.
Измайлов обманным маневром дернул меня от двери. Это было зря. Я и так с трудом сохраняла равновесие, а теперь лишилась его окончательно. Шпильки подогнулись, ноги разъехались. Я пискнула и рухнула к нему в объятия. Так и застыла, уткнувшись носом в грудь, осознавая, что второй раз за двадцать четыре часа щупаю Станислава Тимофеевича.
Кстати, факт на отвлеченную тему. У него вкусная туалетная вода. Горчащая, но не едкая. От рубашки пахнет крепким кофе и чем-то ещё. Непонятным, но чарующим.
– Иванова, вашу ж мать…
Какие у него глаза. Никогда не задумывалась, что взгляд может быть таким манящим. Черным, пугающим. Точно омут, в котором легко утонуть.
Неожиданно мои губы нашли его и…
Удивительно, но Измайлов ответил на поцелуй. Яростно. Властно. Не давая возможности одуматься.
Он вдавил меня в стену и дернул верхнюю пуговицу на моем платье. Ладонью огладил мои бедра, и я задохнулась от совершенно новых ощущений. Внизу живота разлился жар.
– А вдруг кто-нибудь зайдет… – пискнула я, стаскивая с человека, которого пять минут назад люто ненавидела, рубашку.
– Плевать, – рявкнул Станислав Тимофеевич (какой он теперь Тимофеевич?) и сбросил со стола кипу тетрадок.
Кажется, Иришка была права. Измайлов мне все-таки отдался.
Дверь на кафедру он всё-таки закрыл с внутренней стороны. В последний момент. Не отрываясь от моих губ.
Ещё б табличку повесил: «Занято».
Надеюсь, никому из преподавательского состава не понадобится срочно войти.
А затем он усадил меня на стол, и дурацкие мысли покинули голову.
Ох…
Руки тяжелые, но ласковые. Взгляд точно палящее солнце. Невыносимо.
Измайлов стянул с меня платье так легко, будто занимался этим ежедневно. Его губы коснулись шеи, опаляя кожу дыханием. Поцелуй в ключицы и ниже. Ещё ниже. Медленно, словно назло.
Одним рывком мой некогда нелюбимый преподаватель поддел бюстгальтер и опустил чашечки по грудь. Я пыталась смолчать, но стон вырвался, стоило языку очертить контур набухшего, жаждущего ласки соска.
Что же это такое…
Наваждение…
Сильные пальцы рывком стянули колготки. Треснул капрон, и по ногам пробежались «стрелки». Хвала небесам, на мне приличное белье, а не труселя с надписью «Кто первый, тот и папа», которые мне подарила на Новый год Иришка.
Измайлов коснулся меня там… внизу… в самом сокровенном месте. Нащупал поверх белья чувствительную точку и чуть надавил на неё.
Я всхлипнула от наслаждения, что остро врезалось под кожу, а сама машинально, словно не отдавала себе отчета в том, что творю, уже стаскивала с него брюки. Его затвердевший член выпирал через трусы-боксеры. Я достала его наружу. Какой же он горяченный. Твердый. Большой.
Обнаруженный презерватив пришелся кстати. Как их, блин, надевают в порыве страсти?! Элегантно так, в одно движение. У меня вон руки трясутся, и латекс никак не раскручивается.
Но получилось. Уф.
Этот мужчина не заботился о том, чтобы раздеть девушку. Отодвину полоску моего белья, он вторгся в меня на всю длину, вырвав из груди тихий всхлип. Я обхватила ногами его талию и задвигалась в такт, истекая соками от удовольствия. То подкатывало волнами, пульсировало жаром. Накрывало с головой.
Никогда раньше я не думала, что секс может быть таким невероятным. Что он может приносить чистое блаженство. Что два тела, сплетенные воедино, могут двигаться в унисон. Что мне захочется подмахивать попой, только бы это не заканчивалось.
Ещё. Сильнее. Пожалуйста.
Я всегда опасалась интима, считая его чем-то неправильным. Нет, после свадьбы, с любимым мужчиной – самое то. Но чтобы так, поддавшись порыву; в страхе, что сейчас на кафедру войдет кто-нибудь чужой, и нас заметят…
– Глубже, пожалуйста, – скулила, чувствуя, как меня накрывает взрывной волной.
Измайлов вновь коснулся груди, зажал сосок меж двумя пальцами и оттянул его. Аккуратно, но быстро. Второй рукой он провел по моему животу, скользнул ниже. Разведя нежные складочки, дотронулся до клитора. Массируя. Надавливая.
Это было невозможно терпеть. Единственное, что я успела сделать, чтобы не закричать на всё здание, – впилась поцелуем в шею Измайлова.
Наверное, останется засос.
Мужчина, что довел меня до блаженства, задвигался быстрее, застонал и вскоре опустился на меня всем телом, пытаясь отдышаться.
Никогда еще меня не накрывало такой опустошающей усталостью, словно я пробежала марафон, а после него еще проплыла километр-другой в бассейне. Всё тело было ватным, и голова кружилась. Остро не хватало воздуха. Я откатилась от Измайлова и, нащупав на краю стола платье, стала натягивать его на себя.
Странно, но демон-искуситель молчал. Он заправил рубашку в брюки, не произнеся ни слова. Пригладил волосы. Поднял тетрадки и вновь разложил их на столе.
– Всё нормально? – повернулась к нему.
– Да… нет… что же мы натворили, – отдернулся Измайлов и посмотрел на меня так, как совсем недавно я сама глядела на него: с почти паническим ужасом. – Иванова, это полное дно.
– Настолько плохо было? – глупо хихикнула я, в панике отыскивая конверт, который в порыве страсти мы откинули куда-то вглубь кафедры.
Он многозначительно промолчал.
Ну а что такого? Совершеннолетние, имеем право заниматься любыми непотребствами. Никакого принуждения, исключительно по взаимному согласию.
Неправильно, конечно, осквернять университет. Но так получилось.
– Заберите деньги, Иванова, – как-то обреченно сказал Станислав-теперь-уже-не-Тимофеевич, и я не посмела с ним спорить.
Кажется, ему раньше не доводилось спать со студентками, иначе чего он так сдулся и обмяк?
Что-то сказать надо? Ведь после секса что-то говорят?
– До свидания… на пересдаче.
– Ага, – даже не глянул в мою сторону.
Я пожала плечами, одернула платье и задумалась о том, где купить новые колготки, чтобы не ехать с голым задом в мороз.
– Извини…те, что так получилось.
Он не ответил.
Черт. Кажется, я сломала преподавателя.
О проекте
О подписке