Людмила

Я Настю утешила:

– Митька тоже ревёт, не хочет домой. Конечно, у меня приволье, делает, что хочет… Так Маша папу и маму ещё не видела?

– Нет, оба свалились, у дочки бронхит, у зятя ОРЗ.

– Бедняги. Ничего, отлежатся, главное, Машу не заразить.

Маша и Митя потянули нас с этой площадки на следующую, я им уже счёт потеряла.

– Хорошо, но так и знайте, это последняя! Потом пойдём обедать.

– Я не хочу, – затянул Митька, – после обеда спать…

– Спать – дело святое!

Митька знал, что спорить бесполезно, и сдался без боя. И не потому, что я такая поборница сна, но его мама завёрнута на режиме дня. Будь её воля, мы бы жили строго по расписанию. Будь она моя дочь, я бы забила на весь этот ворох ЦУ, но жену сына я отшить не могу. Вдруг непрочно пришито? Уйдёт, Митьку с собой заберёт, только его и видели…

Я осадила себя, не накаркай! И позавидовала Насте от всей души:

– У вас с Кришаном всё так гармонично. Кришан надёжный, спокойный, не суетный. А мой! Из-за всего схватываемся. Знаю, знаю, ты скажешь, что и у вас разногласия, но Кришан – западник, они тикают по-другому! А мой-то – восточник! А туда же…

– И пусть. Пусть по-своему думают, а мы по-своему.

– Я так не могу. Не могу я молчать в тряпочку. Мне сопереживание нужно, понимание. Единомышленники нужны.

– Я твой единомышленник.

– Слава богу.

Мы пошли в пиццерию, взяли кто что, и Маша показала фотографии в телефоне, которые сама сделала.

Митя свои показывал, тоже любит снимать.

Хотел, ха-ха, Николауса сфотографировать. Сын рассказывал: Митька затаился в прихожей, но заснул. Утром поначалу расстроился, а потом издал радостный вопль: «Он приходил, он не забыл, значит, он был!»

В том смысле, что он, и правда, существовал. А то Аксель развёл свою тягомотину:

– Митя, ты же понимаешь, что все эти Николаусы, деды Морозы и Санта Клаусы – сказочные персонажи, а подарки готовим мы, взрослые.

Митя стоял на своём:

– Николаус был на самом деле! Он жил в Турции!

– Что?! – Аксель оторопел.

– Да, – подтвердила я, – в античном городе Мира.

Нам Настя про него написала. Николаус бросал через трубы мешочки с деньгами в дома, где были девушки на выданье, чтобы они могли выйти замуж, а не шли на панель. Этот обычай – через трубу подарки бросать – переняли англичане и американцы, сотворив своего Санта Клауса.

Аксель был вне себя:

– Чепуха, ерунда!

– В IV веке он был архиереем Миры в малоазиатской Ликии. Сегодня город называется Демра и находится в Турции.

Я показала ему его же газетёнку за 6.12.16, где на 28-ой странице была колонка «Никто не хочет к Николаусу». Прочитала:

– «Обычно тысячи паломников устремляются 6-ого декабря в античную Миру. Но в этом году почти никого не ожидается на Турецкой Ривьере».

– Да-да, – сказал он (против своей медиальной пропаганды не попрёшь), – я что-то когда-то слышал, будто Николаус откуда-то из Турции, но…

– Он свершил много добрых дел и чудес, и был причислен к лику святых.

– Скажи ещё, что он православный.

– Православный грек по имени Николаос. По-русски – Святой Николай угодник.

– Ах.

– Вот тебе и ах.

– Теперь понимаешь, – спросил Митька, – что он был?

Аксель не переносил, когда его уличали хоть в каком-то незнании.

Но меня уличал повседневно.

– Он же – «ноэль баба», – договорила я, – «рождественский дед» по-турецки. По-английски «Сайта Клаус».

Аксель что-то пробормотал и ушёл в интернет.

Я тоже углубилась в историю. (В газетную колонку на 28-ой странице). Николаос родился в портовом городе Патара. Римский император Диоклетиан преследовал его за христианскую веру. Николаос, став первым архиереем Миры, прославился своими чудотворными деяниями (воскресил трёх парней, которых убили и спрятали в солевой бочке) и помощью бедным – он, оставаясь не узнанным, забрасывал мешочки, полные золотых монет, через печные трубы в дома, где были девушки на выданье, чтобы они могли вступить в брак. Так как он спасал девушек от проституции, он стал также патроном дев.

После смерти архиерея, он был похоронен в своей церкви в Мире, легенды о нём распространились по всему христианскому миру. В XI столетии итальянские пираты выкрали останки Святого и привезли их в Бари. Лишь те косточки, которые итальянцы проглядели, хранятся сегодня в музее Анталии. Для Демры (античной Миры), родины Святого на Турецкой Ривьере, он, святой Николаус, остаётся и до сегодняшних дней благословением: сюда приезжает много туристов.

Во всяком случае, так было до сих пор, но в этом году туризм в регионе рухнул. Причина тому – теракты в Стамбуле и Анкаре, война в соседней Сирии и вооружённые конфликты в курдских областях Турции.

Не увеличит число туристов и новый аттракцион – новый музей ликийской культуры в Андриаке, античном порту Миры. Апостол Павел на своём пути в Рим выходил здесь, чтобы пересесть с одного корабля на другой. И вот впервые открыты портовые сооружения, термы, синагоги и церкви того времени. Выставлены находки раскопок в реставрированном римском зернохранилище. Но напрасно ждёт музей своих посетителей. И мусульманским жителям Демры в день Николауса позволительно молить-просить Святого о лучших временах.

Аксель

– Пап, – спросил сын, – у тебя всё в порядке?

– Да… А у вас?

– И у нас. Собирайся.

– Куда?

– Сегодня третий адвент! Приглашаем к нам!

Третий? Уже? Рождество скоро. Ёлку нужно купить. Шампанское. Красную капусту. Клёцки. Нет, готовые клёцки невкусные, сам сделаю. За гусем 23-его поеду. Мы гуся в деревне заказываем. Уже много-много лет. Но последние года мы никогда точно не знаем, какие планы у наших детей. Они всё решают спонтанно. Как сейчас, с третьим адвентом.

Я собрался, и мы отправились. Здесь недалеко, они рядом живут. Прошли мимо садика, и Митя спросил:

– Люся, ты меня завтра заберёшь?

– Ну только не завтра.

– Почему?

– Мне надо работать.

– А когда? Но только, чтобы надолго.

– Не знаю.

– Мам, ты забыла? – спросил сын. – У них в садике каникулы со следующего понедельника.

– А… да… забыла.

Митя подпрыгнул выше головы, Антон его подхватил, усадил на плечи, легко взобрался на третий этаж.

Как говорит Людмила, «силушки в нём немерено». Крепкий, круглолицый, добродушный увалень. Курносый, как мать.

Повезло нам с сыном.

И с Юлей повезло – румяная, улыбчивая, гостеприимная. Всё так красиво устроила. Три свечки зажгла на адвентском венке. Пирог испекла.

– Очень вкусный, – нахваливали мы и просили ещё по кусочку. И ещё. Митя, завладев всеобщим вниманием, рассказывал, что научился сидеть под водой долго-долго, Люся засекала…

– Где сидеть? – спросила Юля.

– В ванной, когда я купаюсь. Люся засекает время, я долго выдерживаю. Это нужно, чтобы спасать людей, когда я буду…

– Спасателем?

– Мама, ты меня перебиваешь, – строго заметил Митя.

– Ну хорошо, хорошо, извини. Так кем ты будешь?

– Я буду защитник.

– А! Полицейским станешь, защитник ты мой!

– Мама! Ты не понимаешь. Я не твой, у тебя есть папа, – Митя показал на Антона, – он твой защитник. А я защитник Маши.

Юля засмеялась, обняла Антона.

Да… Не успеют оглянуться, как… я не твой, мама, я её.

Но каков мальчуган, прямо зрит в самую суть: он защитник. И его папа тоже. А я? Да меня бы, ха, ха, самого кто защитил.

Людмила

Автор, которого я переводила, жил в Карлсхорсте^[26]. Я поехала к нему, мы обо всём переговорили. Он хотел подать заявку на чтения в «Литературном шатре». Он был наш. Даже с сыном поссорился. Лгут, сказал сын, и те, и другие, но ты, отец, стопроцентно под русской пропагандой.

Я пошла прогуляться. Нечасто здесь бываю. Дождь перестал, солнышко появилось. Мы были здесь летом, когда проходил Русско-немецкий фестиваль, с Настей и Кришаном, Машу и Митю тоже с собой взяли.

Народу, к моему радостному удивлению, было очень много, даже больше, чем в прошлом году. Что вполне соответствовало лейтмотиву «Встреча двух народов».

Я не ахти какая любительница народных гуляний, но меня проняло. Я же думала, что раз Россия такая-сякая, пусто будет на празднике. А народу!., не протолкнуться. Митька и Маша неутомимо катались, скакали и прыгали на всех аттракционах, слушали всех музыкантов, танцевали и пели в толпе детишек. Поедали шашлык, мы, само собой, от них не отставали – настоящий грузинский шашлык! И плов, пирожки, беляши, ой, я наелась! Кришан меня окончательно и бесповоротно потряс. Он пил… «жигулёвское».

– Ты что, – говорю, – Аксель его терпеть не может, обзывает «дрянью несусветной», давай немецкого возьмём, или чешского!

Нет, он хотел русского, он его пил и… нахваливал!

То есть я ничего вообще не понимала. Немецкие медиа поливают Россию напропалую, а немцы что, им не верят? Или по старой гэдээровской привычке сюда наезжают? Потому что ностальгия заела?

Но Кришан – западник, а вон как радуется. Как ребёнок, честное пионерское, глаза блестят, рот до ушей, хоть завязочки пришей. Это что, немцы выходят из-под контроля официальной политики? Ну, Кришан, положим, никогда под контролем не был, он Настю так любит, что понимает, Россия – мать, была, будет и есть, это для некоторых она в мачеху превратилась.

– Не она, – возразила Настя, – эти некоторые в ней мачеху видят.

Всё, всё, молчу! Так, мне больше не наливать, а то у меня от алкоголя, хоть и жигулёвского, язык развязывается! У немцев же нет такого понятия, как Родина-мать, у них Vaterland, Отечество, поэтому они в своей Muti нуждаются, души в своей Мамочке не чают.

Всё, молчу.

Я в программку фестиваля уткнулась. «Фестивали служат для диалога между культурами двух стран, для взаимного понимания граждан России и Германии. Сегодня, как никогда, важно сохранить и активно использовать имеющиеся гуманитарные контакты и постараться обеспечить продолжение общественно-гражданского диалога между нашими странами в самых различных областях жизнедеятельности», – подчеркнул председатель правления общества Deutsch-Russische Festtage^[27].

«Яркие концертно-развлекательные программы, насыщенные российской и немецкой музыкой, зажигательными танцами и выступлениями популярных исполнителей ожидают гостей фестиваля в течение трёх дней».

Мы усадили Митьку и Машу в тележку и пошли к «Литературному шатру», где свои произведения читали русские и немецкие прозаики и поэты. Боря, мой друг, писатель-сатирик, нас уже ждал.

Писателей, как водится, было больше, чем читателей, в смысле, слушателей, но мы громко хлопали, смеялись в нужных местах, создавали, в общем, соответствующую атмосферу. Боря попросил меня помочь с переводом, я, конечно, согласилась, хотя переводить в живую стихи и афоризмы непросто, но я была в ударе и справилась с тяжёлой задачей, даже не ожидала, что так смогу, так, сходу, слёту, сама себе удивлялась, очень жалела, что Аксель не видит. Две дамы-немки после сказали, что без меня ничего бы не поняли, очень благодарили, они каждый год приезжают сюда, им нравится, как звучит русская речь. Меня попросили и назавтра приехать, здесь почему-то переводчик не полагается, предполагается, что слушатели владеют обоими языками, но это не так.

Ох, я расхвасталась!

Но скромно замечу, что и назавтра приехала, и следующим летом тоже приеду. Аксель меня высмеивает: только такие бессребреницы, как я, работают без гонорара.

И ладно.

Я шагала по зимнему бесснежному Карлсхорсту и решительно вспоминала про мой скромный вклад в дело русско-немецкой культуры, про ярмарку «Москва книжная» вспомнила. Я, страстная читательница, со всей своей упёртостью бросилась выбирать что-нибудь себе по душе и, пока выбирала, послушала зажигательную речь какой-то издательницы – нет, честно, речь мне и правда понравилась. Я окопалась возле её стенда и обратила внимание на одного из писателей, гладенького, кругленького, курносого, с импозантной бородкой. Он был вполне в моём вкусе – люблю добрых, пусть и с виду, мужчин. Но он, увы и ох, меня не заметил, он вёл высокоинтеллектуальный разговор с одной из поклонниц. На любовницу она не тянула, хоть и углублялась в интим, я не декольте имею ввиду, а словесное погружение в сферы, скажем так, взаимной приязни полов. Я не пропускала ни слова. Для конспирации спиной к ним встала. Но можно было и без этих мер предосторожности обойтись, русские за границей уверены, что их не понимают, и в открытую говорят та-а-акое… мало не покажется. А эти двое пока в рамках держались.

Он:

– Да, так ты обещала рассказать о немецких мужчинах. Какие они.

Она:

– Культивированные.

– А в любви как. – Он не ставил вопросительные знаки в конце, и его вопросы звучали как реплики.

Да и зачем ему задавать вопросы, он, писатель, по роду своей деятельности сам всё знает, а разговор ему помогает проверить свои тезисы.

– Не знаю, – сказала она без тени кокетства.

– Ты! – сказал он.

Комплимент хотел сделать. Я же сразу подумала: добрый!

А она могла и не знать, что уж очень походила на крыску Лариску. Кто на такую польстится. Узкогубая, востроносая, в декольте ничего, кроме рёбер. Но то, что не притягивает русских мужчин, прельщает немецких.

– Я, – сказала она, – не знаю национальных особенностей немецких мужчин в любви, только отдельных их представителей. А ты можешь мне рассказать об особенностях русских женщин?

Я сделалась вся одно ухо.

Он засмеялся:

– Наверное, нет… разве что об отдельных представительницах.

Они взяли кофе, сели за столик, я, сосредоточенно листая какую-то книжку, тоже присела и, подслушивая в наглую, обогащалась его опытом, из которого (он излагал опыт тезисно) следовало:

Если женщина не возбуждает мужчину, он видит в ней человека.

Если женщине мужчина не нравится, она в нём и человека не видит.

Если женщина чувствует, что её не воспринимают как женщину, она пытается его обольстить, чтобы показать, как он слеп. Или теряет к нему интерес, потому что он полный болван, коли не видит в ней женщины.

Если женщина чувствует, что мужчина видит в ней только человека (прежде всего человека), она оскорблена.

Если женщина чувствует, что мужчина видит в ней женщину, она оскорблена, что в ней не видят человека.

– Как тут достигнуть гармонии… – сказала она.

– А так вообще, – поинтересовался он, – есть какие отличия между русскими и немецкими мужчинами.

– Есть. Мне нравится разговаривать с немцами. Они меня изначально принимают всерьёз. А нашим я сначала должна доказать, что меня можно