Значит, не хозяйка, а всего лишь управляющая. Впрочем, стала бы хозяйка собственнолично встречать постояльцев!

– А я Ева. Я вот… приехала к вам погостить.

– Наверное, на змеефест? – Амалия понимающе улыбнулась. – Было очень разумно с вашей стороны, Ева, приехать на остров заранее.

– Почему?

– Потому что скоро в замке не останется свободных мест. На сегодняшний день у нас еще есть несколько незабронированных номеров, но, уверяю вас, это временное явление. Гостей с каждым днем становится все больше и больше.

– Их много? – не удержалась Ева от вопроса. – Я имею в виду гостей.

– Нет, что вы! – Амалия качнула головой. – Специфика нашего отеля такова, что с максимальным комфортом разместиться здесь может очень небольшое число гостей. Мы располагаем лишь дюжиной комнат. И согласитесь, сохранить домашнюю атмосферу при большом стечении народа довольно проблематично, а Черный замок славится не только высочайшим сервисом, но и по-семейному уютной атмосферой.

– Черный замок? – переспросила Ева.

– Говорят, мастер Берг называл его Черной Химерой, но это название не прижилось. – В голосе Амалии послышалось сожаление. – Поэтому Черный замок. Маркетинг, и все такое… – Она развела руками. На узком запястье сверкнул изящный серебряный браслет. – Но крайне невежливо с моей стороны держать вас на пороге! Пойдемте, Ева, я покажу вам вашу комнату, а после того, как вы устроитесь и отдохнете, проведу маленькую экскурсию по замку. Если захотите.

– Я захочу. – Сказать по правде, Еве хотелось на экскурсию прямо сейчас, но в этом доме, похоже, был свой собственный, давно установленный порядок, и нарушать его не стоило.

– Вы приехали на такси? – спросила Амалия.

– На машине. Я поставила ее на стоянке перед замком.

– У нас есть гараж. На случай непогоды, но обычно гости предпочитают иметь автомобили под рукой. Если вы дадите мне ключи от машины, я распоряжусь, чтобы ваш багаж доставили в номер.

– Спасибо, но у меня почти нет багажа. – Ева виновато улыбнулась. – Предпочитаю путешествовать налегке.

– Я вас понимаю. И даже немного завидую. Сама я почти не путешествую. Вся моя сознательная жизнь прошла на этом острове. – Продолжая говорить, Амалия направилась к широкой лестнице. – На первом этаже у нас помещения общего пользования: гостиная, бильярдная, столовая и библиотека. Гостевые комнаты на втором этаже.

Словно в подтверждение ее слов, откуда-то из глубины замка донеслись обрывки мелодии. Кто-то довольно умело играл на клавесине.

– Это Жан Валентинович, – сказала Амалия, поднимаясь по лестнице, – продюсер и кинорежиссер. Каждое лето приезжает к нам на Стражевой Камень за вдохновением. Можно сказать, постоянный гость. Он много лет живет в Москве, но родом из этих мест. Говорит, с возрастом стало тянуть к истокам.

– А фамилия? – спросила Ева. – У Жана Валентиновича есть фамилия?

– Конечно. – Амалия замерла на ступеньке, глянула на нее через плечо. – Орда. Именно так, с ударением на первый слог.

В этом месте нужно было восхищенным шепотом спросить: «Неужели тот самый Орда?!» Но Ева не стала, в голосе Амалии не слышалось ни восхищения, ни какого-то особого пиетета, о своем знакомстве с известным на всю страну продюсером она говорила как о чем-то совершенно обыденном.

– Я представлю вас друг другу за ужином. В этом доме приняты совместные ужины. Такова традиция. Гости стараются ее придерживаться. – Амалия глянула на Еву вопросительно.

– Я тоже постараюсь придерживаться традиций, – пообещала она. Стало вдруг как-то неловко, словно она маленькая неразумная девочка, а не взрослая самостоятельная женщина. Словно бы кто-то имеет право диктовать ей условия.

– Что вы, Ева! – Амалия рассмеялась звонким девичьим смехом. – Это совершенно необязательно. Правила придумали такие, как я. В определенном возрасте проще жить по правилам. А такие, как вы, вовсе не должны жить по указке. Преимуществами молодости нужно пользоваться по полной программе, чтобы потом ни о чем не жалеть.

По едва заметной грустинке в голосе показалось, что сама Амалия о чем-то точно жалеет. Хотя поверить в это было сложно. Такая роскошная женщина нашла бы себя в любой точке мира, легко и непринужденно окружила бы себя приятными вещами, обстоятельствами и людьми.

– А вот и ваш номер! – Они остановились перед одной из закрытых дверей. – Магнитные карты мы здесь не используем. – Амалия вставила в замочную скважину ключ. – Ваш экземпляр останется у вас, а дубликат – у меня, чтобы горничная могла заняться уборкой в ваше отсутствие. – Щелкнул замок, и дверь распахнулась, впуская их в просторную комнату. – За ценные вещи, пожалуйста, не волнуйтесь. – Амалия отдернула серебристые портьеры, распахнула окно, впуская в комнату ветер и солнечный свет. – У нас очень хороший, очень надежный персонал. К тому же в комнате имеется сейф. – Она кивнула в сторону дубового шкафа, украшенного искусной резьбой. – Бар пополняется каждый день, выбор напитков по вашему желанию. Это на тот случай, если вы любите уединение и не захотите спуститься вечером в гостиную.

Уединение Ева любила, но в замке она не за тем, чтобы припадать к истокам или напиваться в одиночестве. У нее есть цель. Плана пока нет, а вот цель есть. И для достижения этой цели нужно как можно больше времени проводить с людьми. Вряд ли ей могут быть полезны постояльцы, но вот от аборигенов можно узнать очень многое. Во всяком случае, Ева на это надеялась.

– Ну, вы пока обустраивайтесь. – Внимательным взглядом обведя комнату и, похоже, не найдя никаких недостатков, Амалия направилась к выходу. – Ванная вон за той дверью, можете расслабиться с дороги. А потом спускайтесь на кухню, выпьем с вами по чашечке кофе. Я варю очень вкусный кофе. Вам понравится.

И ни слова об оплате. Вот такая поразительная деликатность!

– Я бы хотела оплатить свое пребывание в замке. – Ева решила взять инициативу в свои руки, а заодно и узнать настоящую цену всей этой элегантной роскоши. – Только я не заметила рецепции.

– Потому что ее нет, – улыбнулась Амалия. – Согласитесь, средневековый замок выглядит нелепо с регистрационной стойкой посреди холла.

Ева согласилась, но вопрос с оплатой оставался открытым.

– На первом этаже есть кабинет нашего делопроизводителя. – Амалия правильно поняла ее замешательство. – Антон Палыч занимается всеми финансовыми вопросами.

– Антон Палыч?..

– Его родители были большими поклонниками Чехова. Надеялись, что сын станет таким же известным и талантливым, как его знаменитый тезка, но нашему Антону Палычу куда милее цифры. Отдыхайте, Ева! Осваивайтесь на новом месте! А когда освоитесь, спускайтесь ко мне!

Амалия по-свойски помахала Еве рукой и вышла в коридор. Пушистая ковровая дорожка заглушила ее шаги, придушила так и не родившееся эхо. А Ева, немного постояв у закрытой двери, подошла к окну. Отсюда можно было увидеть угол Восточной башни с выводком горгулий, небольшой кусок заднего двора, старые сосны и дощатый причал с привязанными к нему двумя прогулочными лодками и одним гидроциклом. Ева уже готова была отойти от окна, когда увидела внизу человека. Еще один обитатель острова пересекал задний двор неуверенным шагом, подтягивая правую ногу и как-то неловко прижимая к груди правую руку. Так передвигаются беспомощные старики или люди, перенесшие инсульт. Вот только человек не был стариком. Словно почувствовав Евин взгляд, он распрямил сутулую спину, приложил ко лбу ладонь «козырьком», посмотрел вверх.

У него было странное лицо. Определенно еще не старое, но и молодым не кажущееся: узкое, костлявое, с тонкими губами и скошенным безвольным подбородком. На лице этом выделялись лишь глаза, яркие, как васильки. Их яркость Ева сумела рассмотреть даже на таком расстоянии, а еще она поймала совершенно безмятежный взгляд. Такой бывает только у маленьких детей или блаженных.

Наверное, Еву он разглядел так же хорошо, как и она его, потому что после секундного замешательства широкие ладони с длинными пальцами метнулись к лицу, прижались к впалым щекам, а рот растянулся в гримасе не то отвращения, не то удивления. Длилось все это считаные мгновения, а потом человек взмахнул обеими руками, словно собирался взлететь вверх, к Евиному окну, и засмеялся так, что по телу побежали мурашки. Почти тут же на заднем дворе появилась пожилая дама в накрахмаленном переднике и белоснежном чепце. Она бросила быстрый взгляд на Еву, а потом ухватила блаженного за рукав, потащила за собой в сторону хозпостроек. Он шел медленно, точно нехотя, то и дело оборачиваясь и задирая голову, чтобы разглядеть в оконном проеме Еву. Отчего-то она не сомневалась, что плавающий, рассеянный взгляд васильковых глаз ищет именно ее.

Ева захлопнула окно, плюхнулась на кровать, сжав виски руками. Не то чтобы у нее болела голова, но ощущение было странное, словно бы она чувствовала легкую вибрацию, что шла от каменных плит пола и по костям передавалась прямо в череп.

– Усталость и стресс, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, и убрала руки от висков. – А еще растрясло на брусчатке.

Помогло. У нее с детства была удивительная особенность находить объяснение необъяснимым вещам. Иногда Еве даже казалось, что именно этим она и привлекла внимание доктора Гельца. Нужно быть весьма незаурядным пациентом, чтобы тобой заинтересовался сам доктор Гельц, светило с мировым именем. Одних только Гериных денег на это точно не хватило бы.

Ева решительно тряхнула головой и так же решительно встала с кровати. На то, чтобы принять ванну, у нее ушел почти час. Можно было ограничиться душем, но ванна на львиных лапах так и манила, так и манила. А Еве нужно было расслабиться, хоть ненадолго сбросить с плеч груз старых и новых страхов, собраться с мыслями. Волосы тоже сохли долго. Даже с феном. В такие минуты Ева клятвенно обещала себе обрезать их хотя бы наполовину, но потом как-то успокаивалась. До следующего мытья головы.

Из своей комнаты она вышла тихонько, едва ли не на цыпочках. Этот старый дом требовал тишины и уважения, а Ева привыкла подчиняться правилом. По сути, вся ее жизнь состояла из свода правил. Часть из них придумал доктор Гельц, а часть Ева установила сама. Так было проще всем: и ей, и тем, кто попадал в ее близкий круг. Людей таких, надо сказать, было очень немного. Хватило бы пальцев одной руки.

На первый этаж она спускалась медленно, оглядываясь по сторонам, прислушиваясь и даже принюхиваясь. Клавесин молчал, зато Ева слышала сухое костяное пощелкивание: кто-то играл в бильярд. А еще пахло кофе. Очень вкусно пахло, куда вкуснее, чем в кафе Эммы. Ева пошла на запах и по запаху же нашла кухню. Из-за неплотно прикрытых дверей доносились приглушенные голоса и смех. Кто-то был настолько бесцеремонен, что отважился побеспокоить замок смехом. Едва взявшись за дверную ручку, Ева уже знала, кто это такой…

Роман Елизаров сидел за широким дубовым столом, прислонившись спиной к стене и вытянув длинные ноги. Перед ним дымилась огромных размеров чашка и стояло блюдо с шоколадным печеньем. Судя по всему, еще не так давно печенья на блюде было в два раза больше. У огромной плиты хлопотала та самая пожилая дама, которая уводила со двора юродивого, а Амалия с кофейной чашкой в руках стояла у распахнутого настежь окна. Только смотрела она не в окно, а на Романа Елизарова, надо думать, еще одного дорогого гостя. Она улыбалась ему по-матерински снисходительно, и Ева вдруг почувствовала укол ревности. Ощущение это было настолько новым и непривычным, что она замерла на пороге, забыв даже поприветствовать присутствующих.

– Привет, хвостатая! – Зато Елизаров не забыл. В этом доме он был всего пару минут, но, похоже, уже полностью освоился.

– Сам ты хвостатый. – Ева не обиделась, просто не нашлась, что ответить.

– Я вижу, вы уже познакомились. – Амалия усмехнулась и сделала маленький глоток из своей чашки.

– Было дело! – Елизаров радостно закивал. – Мы с Евой в некотором смысле попутчики. Вместе въехали в этот чудесный город.

– Я въехала первой. – Замешательство длилось недолго, Ева быстро взяла себя в руки.

– Разумеется, первой. – Елизаров почесал предплечье, на запястье сверкнули часы. – Потому что бросила товарища в беде.

– Ты мне не товарищ.

– Похоже, вы подружились. – Амалия оставила чашку на широком подоконнике, сама подошла к плите, сказала: – Тетя Люся, позвольте мне.

Тетя Люся, та самая дама в переднике, с явной неохотой отложила поварешку, но место у плиты все-таки уступила.

– Это хорошо, когда на острове человек не остается один на один со своими… – Амалия осеклась, продолжила уже другим, деловым тоном: – Я сварю вам кофе, Ева. И обратите внимание на печенье. У тети Люси великолепная выпечка.

– Подтверждаю, – встрял Елизаров и вороватым движением придвинул к себе блюдо. – Выпечка шикарная!

Тетя Люся посмотрела на него строго и вместе с тем ласково, как на нерадивого внука, и Еву снова кольнула ревность. У нее не получалось сходиться с людьми. Даже общение с Герой, единственным и горячо любимым братом, доставляло неловкость им обоим. Что уж говорить про чужаков! А Елизаров, похоже, был королем коммуникации и любимчиком зрелых дам. Вон и тетя Люся не устояла, пробормотала что-то сердитое, но печенья на блюдо добавила. И Ева как-то сразу догадалась, что предназначается угощение отнюдь не ей.

– Я видела человека. Он вел себя странно. – Вдруг захотелось разрушить эту пасторальную картинку, показать остальным, что не одна она неидеальная.

– Странного? – Амалия поставила турку на огонь. Медь гулко звякнула о чугун.

– Горыныч, – проворчала тетя Люся. – Опять чудит. Стал посеред двора и машет руками, что та мельница. А еще смеется. Я его увела. От греха подальше, чтобы гостям не мешал.

– Горыныч? – Елизаров удивленно приподнял бровь.

– Гордейка Горынычев, – объяснила тетя Люся. – Фамилия у него такая, но все зовут его Горынычем. Да вы не бойтесь. – Она бросила быстрый взгляд на Еву. – Так-то он безобидный. Не без придури, конечно, но не злой. К постояльцам он не лезет, мы за этим строго следим, да он и сам понимает, хоть и малоумный.

– Гордей с рождения живет на Стражевом Камне, – сказала Амалия, не оборачиваясь. Спина ее была прямой и напряженной. Наверное, приготовление кофе требовало большой концентрации. – Еще с тех времен, когда в замке был детский дом. Его отец… – Еве показалось, что голос Амалии на мгновение дрогнул, – его отец работал в детском доме врачом. Мальчик был при нем, а уже потом… – Она снова запнулась.

– Да уж говорите как есть, Амалия! – взмахнула рукой тетя Люся. – Когда ирода этого пристрелили, пацаненок так и остался при острове. Его в какой-то интернат тогда определили, а он всякий раз сбегал и на Стражевой Камень возвращался. Так и бегал туда-сюда, пока совершеннолетия не достиг. Тогда уж его тут, – она бросила быстрый взгляд на Амалию, – оставили. Из жалости.

– Вот именно, из жалости, – заговорила Амалия неожиданно строгим, холодным тоном. – Гордей от своего отца тоже натерпелся. Никто из нас не знает, что довелось пережить бедному мальчику! – Она говорила так, словно и в самом деле считала мужчину, которого Ева видела во дворе, маленьким мальчиком. – А мы тем и отличаемся от зверей, что способны к состраданию.

– Так я ж ничего! – Тетя Люся вдруг всполошилась, щеки ее пошли бурыми пятнами. – Разве ж я Гордейке чего плохого желаю?! Я только за постояльцев переживаю. Вон он сегодня девушку напугал! – Она глянула на Еву, ожидая поддержки.

– Он не напугал. Просто это вышло неожиданно…

– А что случилось с его отцом? – спросил Елизаров. – Вид у него по-прежнему был расслабленный, даже ленивый, но именно он задал вопрос, который так и не решилась задать Ева. – Что с ним было не так?

Прежде чем заговорить, повариха дождалась молчаливого одобрения Амалии.

– Вы не из местных, а потому не знаете, но шило в мешке не утаишь и пятно это не ототрешь.

– Тетя Люся! – не сказала, а простонала Амалия. – Да хватит уже этого драматизма! – Она сняла турку с огня, перелила кофе в фарфоровую чашку, поставила перед Евой: – Угощайтесь, – сказала радушно и тут же добавила совсем другим, усталым голосом: – Это место всегда было особенным, вся история острова и замка наполнена болью и трагедией.

– Удивительный маркетинговый ход – рассказать постояльцам, что живут они в страшном месте! – восхитился Елизаров. – Наверное, по причине эксклюзивности у вас здесь такие заоблачные цены!

– Спрос рождает предложение, – одними уголками губ улыбнулась Амалия. – Люди падки до страшных историй и особенных мест. За возможность прикоснуться к чему-то выходящему за рамки они готовы платить очень большие деньги. Вот вы ведь готовы? – Она посмотрела на Елизарова очень внимательно.

– Готов! – легко согласился тот. – За прикосновения готов, за комфорт, но больше всего за ваш чудесный кофе, Амалия! – Он с вожделением покосился на Евину чашку, и та предусмотрительно придвинула ее к себе. – Я читал историю про оборотня! В каком это было веке? Восемнадцатом?

– Девятнадцатом, – улыбнулась Амалия. – Я сварю вам еще кофе. – Она вернулась к плите. – История та в самом деле была страшная и необычная. Сохранились даже кое-какие документальные свидетельства. В кабинете прежнего хозяина стоял стул со следами волчьих когтей на подлокотнике и стол с кровавыми следами от оторванной головы.

– Голову, надо полагать, хозяину оторвал оборотень? – уточнил Елизаров.

– Если верить легенде. Стол куда-то подевался, а стул до сих пор хранится в замке. Его забрал в свой кабинет Антон Палыч. Кстати, он утверждает, что стул до крайности удобный. Антон Палыч у нас мучается радикулитом, и удобство мебели имеет для него первостепенное значение.

– Дурью он мается, а не радикулитом, – хмыкнула тетя Люся, и сразу стало понятно, как она относится к здешнему бухгалтеру.

– Я слышал, около двадцати лет назад на острове случилась какая-то трагедия. – Теперь уже Елизаров неожиданно стал очень серьезным. Наверное, события недалекого прошлого его не забавляли так, как старинные легенды про оборотней.

– Погибли дети, – сказала Амалия, не оборачиваясь. – Воспитанники детдома. Сначала несколько детишек пропало без вести. Искали всем городом. И мы тут тоже искали. Перевернули на острове все, едва ли не под каждый камень заглянули.

– Вы уже тогда жили на острове? – спросил Елизаров.

– Да, я работала в детском доме воспитателем. Вела кружок рукоделия у девочек.

Образ рафинированной и утонченной леди никак не вязался с учительницей рукоделия. Наверное, недоверие это было написано на их с Елизаровым лицах, потому что Амалия снова улыбнулась:

– Жизнь порой бывает непредсказуема. Тогда мне казалось, что нет места скучнее, чем этот остров. Потом, когда все случилось, я уже думала, что нет места страшнее. А теперь я научилась любить его и видеть его красоту. Остров не виноват в том, что сотворили с ним люди.

– Люди! – снова хмыкнула тетя Люся. – Один ирод сотворил, а вы, Амалия, до сих пор маетесь какими-то угрызениями совести.

– Я была там и ничем не смогла им помочь.

– Я тоже там была. – Повариха уперла кулаки в бока. – И Палыч там был, и много кто еще. Так что же нам всем теперь взять и повеситься оттого, что в Семке Горынычеве маньяка не разглядели?! Да и кто бы разглядел?! Он же с виду тихий был, во всех смыслах положительный.

– Я должна была разглядеть, – сказала Амалия. – Я ведь первая заметила, что Гордей пропал. Спросила Горынычева про мальчика, а он сказал, что к бабке в деревню отвез.