Глава 4
Что-то плохое

Произошло что-то плохое? Как будто у Катарины Гаррель было время об этом задуматься. Ни минуточки. Второе число пронеслось галопом, я его почти не запомнила. Ах, кажется, у меня была география у мэтра Скалигера и прелюбопытная лекция о фамильярах, которую читал мэтр Гляссе, и море досужей болтовни с друзьями за завтраком, обедом и ужином, и два часа благословенной тишины в библиотеке, где я искала хоть какие-то описания упражнений у балетного станка. В промежутках мы с Деманже ссорились с коллегами, этими лазоревыми курицами, а закончили день там же, где я его начинала – в загаженной донельзя умывальне дортуаров. Разумеется, график дежурств существовал, и по нему очередь прибираться в местах общего пользования была именно наша.

– Проклятая дю Ром, – ругалась подруга, орудуя шваброй.

Я поддерживала ее неразборчивым мычанием, так как нос и рот пришлось прикрыть плотной льняной повязкой: я чистила стоки, вливая в отверстия едкую вонючую субстанцию под названием «разъедаловка», пары которой при вдыхании могли запросто разъесть и человеческие внутренности.

– Клянусь, я завтра же заставлю мерзавку показать мне этот великий график, пусть не думает, что… Ах, милочка, – пропищала Делфин с узнаваемыми интонациями дю Ром, – вы же с Гаррель оватки, вам привычен физический труд. В крайнем случае, используйте свои драгоценные артефакты.

Я хмыкнула. Артефакты? Как наша староста себе это представляет? Магические помощники, все эти метелки и расшитые мудрами тряпочки, предназначены для мелкой уборки. Лавиния и сама была когда-то оваткой, неужели так быстро забыла? Да все она помнит, просто решила лишний раз указать простолюдинкам – нам с Деманже – наше место. Что же касается физического труда, в нем ничего зазорного нет.

Открыв до упора все краны и нажав рычажки душей, я подождала, пока вода смоет «разъедаловку», и с облегчением сняла свою защитную повязку.

– Самую грязную часть работы можно считать законченной.

Деманже сгребла мусор в специальный мешок.

– Мрамор и фаянс тоже придется обработать, – кивнула она на сосуд с опасным снадобьем. – Если хочешь, я этим займусь, а ты пока прогуляйся к помойной шахте.

Возражений не последовало. Я подхватила мешок и отправилась «прогуливаться». Помойная шахта располагалась в Ониксовой башне, до нее нужно было добираться сначала портшезом, а затем через темный узкий переход, настолько заурядный, что отдельного названия он удостоен не был.

Я не боялась – ну подумаешь, темнота. Однако, услышав вдалеке мужские голоса, насторожилась и пошла на цыпочках. Переход заканчивался обширным залом с низкими сводчатыми потолками и поддерживающими их колоннами. Шахта располагалась шагах в двадцати от входа. К ней я не спешила – задержалась у кирпичной перегородки, отделяющей от основного помещения какую-то лестницу. На ее ступеньках как раз и беседовали двое безупречных. Меня шевалье заметить не могли, они находились примерно на пол-этажа ниже. Колонны мерцали зеленоватым потусторонним светом, и от этого все вокруг казалось загадочным и опасным. Итак, шевалье. Один из них – Дионис Лузиньяк, друг небезызвестного Шанвера. Другой – довольно полный и взрослый молодой человек – тоже был мне знаком, но это выяснилось, лишь когда Дионис назвал его по имени.

– Клянусь, Монд, – сказал Лузиньяк, – я пожалуюсь на тебя монсиньору.

– И окажешься в дураках! Никто не покушается на фамильяра твоего драгоценного Шанвера.

– Где генета, Монд?

– А мне почем знать? Может, сдохла без подпитки своего хозяина, а может, нашла себе кого-нибудь другого.

– Это невозможно.

– Ты-то почему в этом уверен, Лузиньяк? Кажется, у тебя личного демона пока нет?

– Пока, – протянул Дионис, – впрочем, как и у тебя.

На мгновение мне показалось, что внизу сейчас начнется обыкновенная драка, но сорбиры помолчали, громко сопя, и рук распускать не стали. Монд, фыркнув напоследок, стал спускаться по лестнице, Лузиньяк пошел наверх. Я едва успела присесть за перегородкой. Дионис меня не заметил – его рыжая макушка мелькала между колоннами, пока не скрылась вдалеке. Но это, оказалось, еще не конец.

– Мальчики ищут демона по имени Урсула, мой лорд?

Похожий на птичий клекот голос заставил меня замереть в неудобной позе. Птицы я не видела, ответа «лорда» не услыхала.

– Да, я помню, наш интерес другой – чума… Нет, никаких следов… Наверняка, я смогу ощутить присутствие этого демона в день призыва… Что?… Хорошо, я присмотрю за поисками…

Крылатая тень отделилась от ближайшей колонны, понеслась в сторону, где скрылся Лузиньяк. Это чей-то фамильяр? Монсиньора? И он меня не заметил? Это странно? Ответов не было. А вот если бы мадемуазель Гаррель корпус филид сегодня внимательно слушала лекцию мэтра Гляссе, они бы точно нашлись.

Пообещав себе, что как можно скорее перечитаю конспект, я разогнулась и побрела к мусорной шахте. Мешок беззвучно исчез в ее глубине, и завтра он, пустой и чистый, окажется в хозяйственной кладовой, готовый к повторному использованию. Удобно.

На обратном пути все мои мысли были заняты фамильярами. Итак, Урсула пропала. Это тревожит Лузиньяка. Он надеялся на воссоединение Шанвера с его демоном? Арман и сам этого хочет? Чего хочу я? Да ровным счетом ничего, это не мое дело. Брось, Кати, как раз твое. Это же благодаря тебе Шанвера разжаловали? Именно поэтому крошечная иголочка вины до сих пор терзает твое сердце. Да, Шанвер тебя заколдовал, его за это наказали, но ты же умная девушка, способная сложить два и два. Правда? Первое: ты воображала, что украла луидоры из спальни Бофреман под действием заклятия. Ты ошибалась. Коварная Мадлен хотела тебя подставить и сама подложила деньги в твой гардероб. Значит, заклятие ни при чем. Сомнамбулизм? Будь с собой честна: он никуда не делся. Приступы стали гораздо реже, но ты до сих пор раз в несколько месяцев бродишь во сне. Если бы дело было в проклятии, все закончилось бы под чарами Зеркала Истины. Да, Зеркало признало вину Армана, но… «Вы наложили на мадемуазель Катарину Гаррель сорбирское заклятие высшего порядка с целью подчинения, либо защиты, либо еще с какой-нибудь целью?.. Это правда…» То есть артефакт безупречных подтвердил заклинание, не разъяснив ни его вид, ни причину наложения. А что, если…

Я фыркнула и тряхнула головой.

Брось, Кати. Что «если»? Арман де Шанвер маркиз Делькамбр никогда не желал тебе хорошего, и наверняка его колдовство было любовным или подчиняющим, но теперь ты этого не узнаешь. Шанвера лишили памяти и… И воссоединение с фамильяром может ему эту память вернуть.

– Лазоревый этаж, мадам Информасьен, будьте любезны, – проговорила я, сев на скамейку в портшезе.

Пожалуй, мне бы хотелось, чтоб к Арману вернулась память – хотя бы для того, чтобы расставить все точки над «i». Только все, о чем могла, я маркизу уже рассказала. И, кстати, этой драгоценной откровенности он абсолютно не заслуживает. Только вернулся в академию – немедленно принялся меня преследовать. Представив, чем могла бы обернуться наша вчерашняя стычка в алькове галереи, я зябко передернула плечами.

– Лазоревый этаж, – сообщила дама-призрак.

Поблагодарив ее, я вышла в фойе.

Если бы не мои иглы… Ох!

– Ну, наконец, – протянул Арман де Шанвер, отделяясь от портшезной колонны. – Битый час тебя жду.

Напрягшись, я собралась бежать. Куда? Да куда угодно!

– Не бойся, – аристократ поднял руки, будто демонстрируя, что оружия у него нет, – обещаю… Да погоди! Ай!

Это я укусила руку, которой он схватил меня за плечо. Второе «ай!» воспоследовало после резкого удара по колену. Я целила в пах, но промахнулась. Третье… Третьего не было, меня довольно быстро обезвредили, прижав запястья к колонне над головой, а когда я попыталась пинаться, еще и вжали всем телом, выдавив воздух из груди.

– Не дергайся, – приказал мерзавец хрипло, – обещаю не колдовать и… Ты что делаешь?

Чтоб рассмотреть, Арману пришлось немного от меня отстраниться, и я с облегчением выплюнула лоскуты, в которые превратилась его манишка. Что я делала? Пыталась прокусить ткань и добраться до яремной вены, разумеется.

Шанвер хихикнул:

– Недаром говорят, что Шоколадница из Анси опасней дикой кошки.

– Кто говорит? – заинтересовалась я, рисуя каблуком на мраморе пола мудру «лед». Если мужчина поскользнется, у меня будет шанс его свалить.

– Все говорят.

Консона не замкнулась, я не чувствовала нужной вибрации. А так? Если не «лед», а, например, «вода» и «холод»? Они гораздо сложнее в исполнении. Нужно тянуть время.

– Что еще говорят? – спросила я почти светски.

– Есть мнение, – голос аристократа стал совсем уж хриплым, – что мадемуазель Гаррель излишне распыляется в стремлении добиться успехов в учебе, и если бы она выбрала лишь одно направление, ее магия была бы получше.

Он замолчал, видимо, почувствовав движение моей ноги. Проклятье! Нет, не смотри на пол!

– Неужели? – изобразила я кокетство.

Шанвер поморщился:

– Не нужно со мной играть. Я этого мнения не разделяю. Вчера ты великолепно противостояла ментальной магии. Нетривиальное решение: иглы-заглушки из серебра с оватской насечкой… Прекрати елозить, я понял, что ты сейчас делаешь.

– Неужели?

– Мудры «вода» и «холод», а до этого был «лед». Еще раз скажешь «неужели», и клянусь…

Я уже вытягивала шею, чтоб рассмотреть мрамор фойе и вздрогнула, когда Арман подул на локон моей прически.

– Все, Катарина, мир, – аристократ отступил, широко шагнув, чтоб не поскользнуться на блестящем пятачке. – И в качестве демонстрации дружеских намерений…

Закончить фразы он не успел, потому что я, попытавшись сбежать, как раз поскользнулась и расшиблась бы, если бы руки Армана меня не успели подхватить.

Какой позор! Отчаянно покраснев, я отстранилась – сил на драку не осталось абсолютно. Позорище!

– Держи, – Шанвер протянул мне носовой платок, в который были вколоты двенадцать серебряных иголок. – Мир? Платок можешь не возвращать, пусть он послужит залогом.

– Мне не нужны твои личные вещи, – сказала я, вытягивая булавки и возвращая их в футлярчик. – Чего ты от меня хочешь?

– Сотрудничества, Гаррель, и помощи.

– И в чем же они заключаются?