Глава 2
Бал-представление

Делфин, вернувшись, нашла меня в нашей спальне. Я не могла найти себе места, встревоженно мерила шагами комнату.

– Наслышана, – сообщила подруга, прикрывая за собой дверь, – блистательная четверка Заотара снова в полном составе. Бофреман устроила праздник-воссоединение в саду оватских дортуаров.

– Я видела Шанвера, – пожаловалась я, – на нашем лазоревом этаже.

– Ну разумеется, Кати, мы теперь будем с ним соседями. Кстати, кастелянша жаловалась, что в этом году спален для филидов не хватает, автоматонам пришлось переоборудовать для этих целей несколько гостиных.

Автоматоны – механические куклы, оживленные с помощь заклинаний – исполняли в академии роль прислуги. Обитать в Заотаре могли лишь маги, поэтому нанять слуг обычных не представлялось возможным. Автоматоны подчинялись мадам Арамис, работали на кухне и в библиотеке, а студентам, даже привыкшим дома к штату лакеев и горничных, приходилось решать хозяйственные проблемы самостоятельно. Разумеется, деньгами можно было эти проблемы себе облегчить. Например, существовал некий обычай найма фактотумов. Раз в три месяца в Заотаре заключались фактотумские контракты. Фактотум – доверенное лицо аристократа, но, в сущности, та же прислуга. Когда-то виконт де Шариоль, противный филид-перестарок, пытался нанять меня. А Эмери собирался сделать своим лакеем его же старший брат. К счастью, и я, и Купидон этой участи избежали. Действительно, к счастью. За прошедший год я насмотрелась на последствия фактотумских контрактов. Девушки-оватки, с готовностью ставящие свои подписи на документе, оказывались буквально в кабале. Времени на учебу у них абсолютно не оставалось. Стирка, уборка, починка одежды, беготня с мелкими поручениями отнимали силы и часы отдыха. Как чудесно, что мне не пришлось идти в услужение. И Эмери… Казалось, у него не будет выхода. Родители лишили мальчика содержания, чтоб воспитать его волю, но волшебным образом передумали, когда Арман де Шанвер отправился в ссылку. Этот факт еще больше укрепил Купидона в мысли, что за всеми его неудачами стоял злонравный старший брат.

– Мне теперь все понятно, – сообщила Деманже.

– Прости? – вынырнула я из воспоминаний.

– Наша комната, – подруга развела руками, – посмотри: влажная штукатурка, камин слишком велик, а мебель пахнет столярной мастерской. Нас с тобой, Кати, поселили в бывшей гостиной.

Кончиками пальцев я потрогала стену. Действительно, краска не совсем просохла.

– Но это значит, что гостиной в нашем северном коридоре теперь нет?

Делфин фыркнула:

– Не думаю, что захочу видеть этих синюшных куриц и после уроков.

Живя с оватами, мы часто по вечерам собирались в общих гостиных, чтоб поболтать, послушать игру на клавесине или заняться рукоделием. Но подруга права: здесь нам этого не захочется. Почти все филидки – высокомерные недружелюбные девицы. Минуточку, но мы тоже филидки!

– Посмотрим, что ты скажешь, – шутливо протянула я, – когда третьего числа сменишь цвет своего оперения.

– Да какая разница, что снаружи, если в груди твоей бьется малахитовое сердце леди Дургелы?

Красивая фраза. Леди Дургела – святая покровительница оватов. Делфин ее почитала наравне с Партолоном и ставила гораздо выше остальных покровителей – Кернуна Исцеляющего и Тараниса Повелителя Молний.

– Скорее бы закончился сегодняшний день, – бормотала я, поправляя у зеркала прическу, – этот нелепый бал… Ну почему на него непременно нужно идти?

Если говорить начистоту, этот бал в Заотаре должен был стать у меня первым. После прошлогоднего представления нам, новичкам, не позволили дальше оставаться в зале Безупречности, а то, что я все-таки вернулась туда, не считается. Меня заставила так поступить не жажда развлечений, а тревога за Натали Бордело. А еще два академических празднества – балы Зимний и Летний – обязательными к посещению не считались, и я их попросту пропустила. Не помню, почему – скорее всего, нашла себе более интересные занятия.

– Ничего не бойся, Кати, – Делфин запудрила свои прекрасные волосы и стала похожа на фарфоровую куклу. – Избегай открытых столкновений, а Лазар и Мартен пообещали быть нашими партерами в танцах…

Я хихикнула. Нашими! Оба молодых человека желали танцевать с Деманже, так что мне в партнеры достанется неудачник.

– В любом случае, – подруга придирчиво рассмотрела свое отражение, поправила локон, – нам нужно показать этим синим курицам, что…

Никому ничего показывать я не хотела. Это было абсолютно бессмысленно. Обозначить позиции? Так они будут ясны после недели занятий. Мне не интересны интриги нашего воображаемого двора, а все, к чему я стремлюсь, – это новые знания и приличные отметки. Весь прошлый год я изучала основы, пришло время постигать саму магию.

Оваты работают с неживой материей при помощи знаковых начертаний, филиды – менталисты, кроме консонанты используют также жест – минускул и фаблер или фаблеро – звук. Это было невероятно интересно.

– Катарина Гаррель! – воскликнула Деманже, отворачиваясь от зеркала. – Только не говори, что ты отправишься на бал с очками на носу!

Я посмотрела на свое отражение: стеклышки очков тревожно розовели. В остальном – привычная картина: лазоревое платье с квадратным вырезом и небольшими фижмами, на шее – студенческий жетон, медная некогда пластина, со временем тоже ставшая голубой, строгая запудренная прическа. Естественный цвет волос в академии дозволялся только аристократам.

– Почему бы и нет, – пожала я плечами. – Этот штрих удачно завершает образ заучки Гаррель.

– И привлечет внимание каждого обладателя злого языка. Нет, разумеется, если тебе хочется в первый же день…

Не хотелось. Я сняла очки и спрятала их в ящик комода. В конце концов, на что мне там, на балу, смотреть?

Лазар с Мартеном ждали нас у дверей залы Безупречности. Лазара звали Пьер – он был, как и я, в лазоревом. Жан Мартен, пока в зеленом, предложил руку Делфин. Она покачала головой и взяла под локоть меня.

– Наших рыцарей, Кати, представь, тоже поселили в одной комнате.

Кажется, оба молодых человека этим довольны не были, особенно Лазар: в прошлом году его соседом был назначен Виктор де Брюссо, и, в отсутствие последнего, Пьер наслаждался отдельными покоями. Но теперь вот к нему подселили новичка Мартена.

– А разве Брюссо не вернулся? – спросила я.

– Вернулся, но, разумеется, приложил все усилия, чтоб стать соседом Шанвера, – Лазар многозначительно потер указательным и большим пальцами поднятой руки, намекая, что усилия носили характер денежный, а попросту – аристократ дал взятку кастелянше.

В зале распоряжались автоматоны в лакейских ливреях. Один из них указал наши места в филидском строю. Лазоревый корпус разбавлялся несколькими зелеными точками. Полторы сотни оватов в зеленом (среди них я заметила своих друзей); колонна новичков – испуганные подростки, одетые нарядно кто во что горазд – их опекала лично кастелянша; безупречные стояли отдельно, и рыжая шевелюра Лузиньяка выделялась в толпе. Сорбиры вернулись из… Откуда-то, где было довольно солнечно: привычно холодные лица аристократов были непривычно загорелыми. Однако безупречных, кажется, стало меньше? Я пересчитала. Действительно. Раньше их было двадцать: пять четверок, или, если угодно, квадр. Минус Шанвер… Тринадцать, четырнадцать… Пятнадцать? Кто-то вернуться не смог?

Хотела спросить Лазара, но на возвышении появились преподаватели, и зал взорвался аплодисментами. Присоединившись к ним, я почувствовала щекой чей-то взгляд, осторожно повернула голову. Кажется, меня рассматривали с галереи, где располагались гости – разряженная толпа лавандерских аристократов. Увы, без очков все их фигуры сливались в пестрое нечто. Зато взгляд филида Шанвера я рассмотрела безо всякого труда – маркиз стоял неподалеку, позади меня. Он приподнял безупречные брови, как будто удивившись моему к себе интересу. Беспутник! Я отвернулась и стала слушать приветственную речь.

Монсиньор выразил счастье видеть всех нас в стенах Заотара, прошедший год был труден, но этот обещает…

Мой взгляд скользил по сидящим на сцене у кафедры преподавателям. Вот секретарь ректора – мэтр Картан, мэтр Скалигер – географ, Гляссе – пожилой филид – специалист по магической и обыкновенной фауне, Мопетрю – мой строгий наставник в консонанте, сорбир эр-Рази, белых одежд не носящий, – его предмет назывался головоломия и был моим любимым, мастер-артефактор, за ним кто-то новый.

Я прищурилась. Святой Партолон! На сцене сидел месье Девидек, смешливый молодой человек – в прошлом году он был студентом-сорбиром. И прочие его товарищи тоже были здесь в темных учительских мантиях и квадратных шапочках профессоров.

– Господа, коллеги, – провозгласил ректор, – прошу вас приветствовать пополнение нашего учительского состава. – Раттез, Леруа, Девидек, Матюди – вчерашние выпускники. Мэтр Мадюди будет преподавать фаблеро-хоралию, мэтр Девидек – минускул и физическую гармонию, мэтр Раттез назначен наставником корпуса безупречных, а мэтр Леруа займется лекциями по общей магии.

Мы зааплодировали.

– Однако, – протянула Деманже, хлопая в ладоши, – слухи не врали, Оноре пустили в расход.

Мэтр Оноре, «введение в общую магию» которого я посещала в прошлом году, мне особо не нравился, поэтому печали я не испытала.

Подруга продолжала говорить:

– На него пожаловались самому королю. Кому-то из студентов удалось обойти клятву Заотара, и манера учителя показывать на лекциях неприличные гравюрки дошла до его величества.

Эта манера и мне не нравилась. Мэтр Оноре, прикрываясь необходимостью иллюстрирования, выводил на стену аудитории такие штуки…

– Погоди, – наклонилась я к ушку Делфин. – Обойти клятву Заотара? Это вообще возможно?

Та пожала плечами:

– Получается, что да.

Ректор продолжал:

– Поздравляем студентов, которым в прошлом году удалось шагнуть на следующую ступень. Филидами стали…

Когда назвали ее имя, Делфин присела в реверансе.

– Катарина Гаррель из Анси доказала свое право носить лазоревую форму, заняв четырнадцатое место в общем балльном зачете.

Пришел черед моего реверанса. Похвала была приятна, как и аплодисменты, я даже покраснела от удовольствия.

– Бойкая мадемуазель! – прокричал кто-то нетрезвым голосом с галереи. – Уважаемый ректор не боится, что она запрыгнет и на белую ступень?

Раздавшийся после этого выкрика хохот был менее приятен. Вообще нет.

Монсиньор Дюпере махнул рукой и стал представлять новичков-оватов.

Я погрустнела – вспомнила, как ректор однажды обозвал меня Балором в юбке и демоном разрушения. За то самое поступление сразу на лазоревую ступень, за поломку Дождевых врат и еще за то, что моими стараниями он лишился своего любимчика – сорбира Шанвера. Нет, все по делу, если рассудить. Но все равно обидно.

Официальная часть подошла к концу, первогодок увели из залы, учителя покинули сцену, и на ней появились музыканты.

– Теперь положено немного прогуляться, – сообщила подруга, – пока лакеи не подадут закуски.

Прочие студенты тоже бродили, разбивались на группки, здоровались со знакомыми. Блистательная четверка Заотара действительно блистала. Арман в своем коричневом с золотом камзоле держал под руку красавицу-брюнетку Мадлен в лазоревом, но вовсе не форменном платье. Холодный и высокомерный Лузиньяк, почти такой же высокомерный Брюссо. Его светлая шевелюра выцвела почти до прозрачной белизны, и со спины могло показаться, что молодой человек не молод, а, напротив, сед.

– Будем танцевать! – Натали с близняшками Фабинет присоединились к нашей компании.

– Ну да, – Купидончик тоже протиснулся сквозь толпу. – Надеюсь, в этом году Бордело не…

– Перестань! – одернула я друга.

Натали рассмеялась:

– Брось, Кати, всем прекрасно известно, из какой передряги ты меня вытащила ровно год назад. – Все, даже Лазар с Мартеном, закивали. – Кстати, ты заметила, что наш обидчик тоже здесь?

– Гастон?

Бордело поморщилась и кивнула.

– Ничего страшного, – решила Делфин, – просто будем держаться вместе.

Легко сказать. Когда начались танцы, это стало абсолютно невозможным. Я тоже танцевала: с Лазаром, с Мартеном, даже с Эмери; угощалась тарталетками и пирожными, выпила бокал вина, отобранный у Купидона. В какой-то момент, когда один танец закончился, а другой пока не начался, я оказалась в одиночестве у буфетной стойки. Еще тарталетку? Или вот этот вот аппетитный виноград? Сложный выбор.

Я потянулась к грозди, но пальцы коснулись гербового мужского перстня.

– Так вот чего хочет простушка из Анси? – хрипловато сказал Арман де Шанвер.

Ну да, винограда. Но аристократ имел в виду отнюдь не фрукт.

– Стать безупречной?

Немного нетрезво хихикнув, я покачала головой:

– Его светлость может не опасаться соперничества с моей стороны. Это невозможно.

– Судя по тому, что я успел узнать о мадемуазель Гаррель, слова «невозможно» для нее не существует.

– Простите?

Разговор нужно было заканчивать, но вино притупило присущую мне осторожность, к тому же, вокруг были люди, где-то неподалеку – мои друзья, и я ничего не боялась. Опять зазвучала музыка, аристократ бросил взгляд поверх голов, и даже это меня не насторожило.

– Вы, Катарина, полны загадок…

– Неужели?

– Именно, как драгоценная шкатулка, в которой скрывается еще одна, в ней еще и еще…

Шанвер говорил, казалось, монотонно, но то повышая, то понижая высоту звуков. С удивлением я поняла, что иду куда-то с ним под руку. Мы поднялись на галерею. Когда Арман на мгновение замолчал, я попыталась выдернуть руку. Он меня даже не держал, а я с ужасом смотрела на свою ладонь, все так же лежащую на мужском локте.

Хриплый шепот:

– Так колдуют филиды – привыкай, милая. Пойдем, еще десяток шагов – мы же не хотим, чтоб нам помешали. Правда?

В галерее с внутренней стороны располагались небольшие альковы – обитые бархатом углубления с мягкими креслами и небольшими столиками. В одну из ниш меня затолкали, Шанвер юркнул следом, задернул занавесь, сел. Места было так мало, что наши с ним колени соприкасались.

– Итак, – сказал Арман и поставил перед нами бокал с вином, – сейчас, милая, мы проведем эксперимент. Для начала вернем тебе голос. Обещай не звать на помощь.

Я быстро кивнула, он сплел минускул, я открыла рот, чтоб закричать, но не издала ни звука. Аристократ негромко рассмеялся:

– Твоя доверчивость… умилительна. А теперь серьезно. Станешь шуметь – клянусь, мы немедленно переместимся в кладовую за портретом маркиза де Даса, откуда тебя точно никто не услышит. Еще в бальной зале я сплел мудры невидимости и тишины, и для всех ты отправишься туда в одиночестве.