Дурман покидал его голову, свежий лесной дух прояснял разум, наполнял силой могучее тело.

И вот уже князь плечи молодецкие расправил, воздух свежий лесной вдохнул, да твердою рукою дернул узду, понуждая Орлика пуститься рысью. Конь непокорно гнет шею, но ослушаться хозяина не смеет, и ускоряет бег.

Ранним утром в избушку, стоящую в лесной чаще, тихо, стараясь не потревожить спящую старуху, словно тень скользнула молодая девушка.

Лежащая на лавке женщина приподняла голову:

– Не сплю я! И знаю все, что ночью было!

Девушка кинулась перед ней на колени:

– Мамо, я люблю его! Не жалею я ни о чем!

Старая женщина оттолкнула ее голову сухой, морщинистой рукой. На ее усталом, иссохшем и изборожденном глубокими морщинами лице читалась глубокая печаль.

– Не вернуть уж ничего, – спокойно произнесла она. – Только не нужна ты ему, в хоромы он другую приведет. Богатую да знатную. А тебе любить его издалека.

Она горестно махнула рукой и, поднявшись с лавки, захлопотала у очага.

Глава 2

Речка Смолка из трясины, где кикиморы живут, начало свое берет. Неспешно: по болоту, ручейком говорливым, по топям прячется да к славному городу Мальцу воды свои темные несет. Отчего вода в речке темная, не ведает никто. Одни говорят, что бездонно глубока река, дна не достать; другие бают, что не река по лесу течет, а слезы девушки, в давние времена полонённой вождем местного племени.

Была она не похожей на местных девушек. Тонкая в талии, лицом темнее, чем местные жители; языка ее не понимал никто. Не прижилась она в здешних местах. Не смогла смириться с неволей и, однажды, сбежала. По берегам речки шла да забрела на болото.

Ее долго искали; не нашли.

С тех пор живет она на болоте, возвратиться не может, оттого и плачет. Звали ее Смолка, по имени ее речку звать стали. Речка по над городом Мальцом протекает. За холмами городскими поворачивает река, дальше петляет по лесам, по долинам, воды речушек мелких по пути собирает, да, как все другие реки, к морю их несет. Много она видит на своем длинном пути, да только не сказывает ни кому о том. Хоронит тайны людские на своем глубоком дне…

На свадебный княжий пир в город Малец съезжались приглашенные гости из разных городов. Холопы едва успевали размещать приехавших в покоях, как прибывали новые повозки. Падая от усталости, не успевая преклонить головы, холопы хлопотали с новоприбывшими гостями.

Князья, бояре, воеводы прибывали с охраною, добавляя забот с размещением дружинников, да чужих холопов.

Приехали и трое братьев со своими женами и чадами.

Жена старшего брата, Радомира, дородная женщина, несмотря на кинувшихся навстречу хозяйских холопов, сама направилась в давно облюбованные покои. Обмахиваясь тонким, шитым голубым шелком платком, она на ходу отдавала распоряжения своим холопам. Те кидались выполнять ее приказы. Пана не любила возражений или непонимания. Даже Радомир редко спорил с ней.

Следующим приехал средний брат, князь Борил, с двумя отроками: старшим Кириллом да младшим Радулом, и женою Евдокиею, веселой, разбитной женщиной. Князь Властимир встретил брата на пороге терема. Они обнялись, братски похлопывая друг друга по спине. Евдокия, жеманно утерев губы шитым платком, чинно подошла к Властимиру и, улыбаясь, расцеловала его в уста. Ее под руку подхватила вышедшая старая нянька Прося и увела в хоромы.

Ближе к вечеру приехал третий брат, Василь, с тремя дочерьми и женою, женщиной кроткой и набожной. Раина первой подошла к Властимиру и, прикрываясь покрывалом, позволила князю Властимиру поцеловать себя в щеку. Она перекрестила князя и отошла в сторону, предоставив возможность братьям поздороваться. Племянницы, стесняясь, стояли в стороне, ожидая, когда на них обратит внимание дядя. Наконец, гости были благополучно размещены в просторных покоях старого терема.

На следующее утро начались обряды предшествующие венчанию.

Невесте и жениху «чесали головы».

Потом на голову Милицы надели кику и повойник с фатой – уборы замужних женщин. Над лбом повойник был украшен шитьем и жемчугом. На лентах висели височные кольца, собранные из крупных жемчужных бусинок. Поверх длинной сорочки надето было несколько коротких платьев, с широкими рукавами из восточных вышитых шелков. Запястья и предплечья невесты украшали массивные створчатые браслеты из золота.

Перед поездкой к венцу невесту и жениха осыпали хмелем, чтобы жизнь была веселая. Чтобы жизнь богатая была, внесли невестино приданое – шубы разные: бобровые, куньи, собольи, а чтобы будущие роды легкими были, внесли тюфяки, соломой набитые.

Обвенчались молодые в храме Богородицы, построенном еще в бытность старого князя. В тереме, на поварне суетились слуги, готовясь к пиру. Столы накрывали на улице, прямо перед широким крыльцом терема, натягивая над ними полога. Издали могло показаться, что в гости на княжеский двор пожаловали кочевые половцы.

Смущенных молодых усадили во главе стола.

На щеках Милицы, словно маков цвет, играл румянец. Никогда прежде ей не приходилось видеть сразу столько людей, да еще и выслушивать речи, совсем не подходящие для ушей молодой девушки.

Холопы сновали от стола к столу, принося все новые и новые яства, наливая в кубки хмельные мёды.

На столе у молодых кубков не ставили, подразумевая, что в первую ночь молодые и так будут хмельные друг от друга.

Первым застольную речь держал старший брат Радомир. Он желал молодым пройти по длинной жизненной дороге, поддерживая друг друга «и в радости и в злой доле», буде случится таковая. Гости, зашумели, одобряя и поддерживая его. По очереди братья желали молодоженам многих чад, желали приумножения добра, прибавления злата, серебра в ларях. Дружно звенели поднятые кубки. Дружно пили гости, славя молодых.

Холопы несли на огромных блюдах жареных лебедей, высокие караваи хлеба, начиненные зайчатиной и бараниной пироги, жареную рыбу, блюда с вареным мясом, наливные яблоки, фиолетовые сливы, желтые груши. Чего только не было на столах.

У гостей уже маслено светились глаза от изобилия еды, когда принесли зажаренного на вертеле оленя и несколько косуль. И опять пили и ели гости. Наконец, подустав от выпитого и съеденного, гости пожелали плясать.

Гусли так и прыгали в руках Млада, словно сами хотели пуститься в пляс от задорной мелодии, исходящей из них. Им вторили несколько рожков, раззадоривая народ, залихватски перебивая друг друга громкими переливами, неистовствовали свирели.

Наплясавшись и изрядно устав, пожелали слушать песни гусляра.

Млад, тряхнув черными кудрями, ударил по струнам длинными перстами и запел чистым звонким голосом. Далеко за пределы ограды терема улетела песня.

Услышав ее, гости затихли. Заворожил певец всех своим голосом. А песню запел такую грустную, что многие жены вытирали глаза от набежавшей слезы. И не только жен проняла та песня. Загрустили и многие мужи, пролившие немало крови на поле брани.

Отчего так невесел гусляр…? Отчего тоска в очах его…? Отчего взгляд его так и тянется к молодой невесте…?

Не допел гусляр свою тоску.

Борил, не выдержав, прервал его:

– Не ту песню ты поешь, гусляр! Давай-ка повеселей, чтобы гости смеялись, чтобы молодые не грустили!

И снова тряхнул певец темной головой, отогнал тоску и рассыпались гусли веселыми звуками, позвали гостей на пляску. От их призывного перезвона трудно было усидеть на месте. Снова плясали гости. Потом гусляр пел песни, прославлявшие молодого князя, его ратные подвиги и его красавицу жену. До глубокой ночи не смолкал свадебный пир. Холопы угощали медовухой и закусками всех прохожих и проезжих зевак. Наконец, настало время отправить молодых в опочивальню. В среднюю палату первой ввели невесту. Перед нею слуги несли на широком блюде каравай с деньгами – к богатой и сытой жизни будущей семьи. Властимир отправился в опочивальню со слугою, помогавшему ему раздеться. Вслед новоиспеченному мужу посыпались пожелания и намеки на предстоящую ночь. Властимир, лежа в постели, дожидался прихода молодой жены. В опочивальню Милица вошла, робко опустив голову. Распущенные волосы закрывали ее побледневшее лицо и опущенные плечи. Милица явно боялась предстоящего. Она подошла к кровати и робко опустилась на край. Властимир положил руку на ее плечо и потянул к себе. Милица напряглась от его прикосновения. Хотя мать и нянька, предупреждали ее, чтобы она не противилась ласкам мужа, она не смогла преодолеть своей боязни. Властимиру было непонятно ее напряжение. Он стал целовать ее в губы, но они оказались холодны, словно вода в ручье. От его поглаживаний девушка вздрагивала, хотя и не пыталась отодвинуться. Вскоре, разочарованный, Властимир отодвинулся от молодой жены и захрапел. По щекам Милицы текли слезы. Не так она представляла себе замужество. Неужели надо будет каждый день терпеть то, что было сегодняшней ночью? Неужели у всех так? Она подозревала, что не у всех. Ведь раньше она бывала на чужих свадьбах! Утром молодые смотрели друг на друга такими сияющими глазами! Вряд ли Властимир завтра будет смотреть на нее так же. А как она посмотрит в его глаза? Она ведь любит его. Любит давно. В первый раз, она увидела его у крыльца отцовского терема, гарцевавшим в свете солнечных лучей на Орлике. Он всего один раз улыбнулся ей, да и то, как дочери знатного боярина. С тех пор она не могла думать ни о ком другом. И теперь все девичьи грезы осуществились. Она стала его женой. Тут Милице в голову пришла мысль, заставившая похолодеть: «а любит ли он ее?» Следом, змеёй, приползла ещё одна: «может он другую любит? Ведь мужчинам многое дозволено!» Уснула Милица с неспокойной душой.

Свадьбу пировали целую неделю, перепоив весь город медовухой и заморскими винами, освободив княжеские кладовые от многих запасов. Постепенно гости разъезжались. В княжеских хоромах воцарялась привычная тишина. Жизнь приобретала установившийся раньше порядок. Холопы убирали покои, мели в палатах, водворяли в лари серебряную да золотую посуду.

Милица привыкала к роли хозяйки в княжеских хоромах. Во всем она старалась угодить мужу. По утрам, поднимаясь рано и открывая кладовые, проверяла: хорошо ли убраны хоромы, приглядывала на поварне. Распоряжения холопам отдавала кротко, без крика. И все слуги в доме, как-то сразу, привыкли к молодой хозяйке и даже полюбили ее. Старая нянька князя, Прося, души, не чаяла в молодой княгине. Тем более что Милица, оторванная от родного дома, искала у нее утешения и понимания. Прошло уже две недели с момента ее переезда к мужу, а она так и не поняла, как надо вести себя с ним. Вечером Милица робко спрашивала мужа о том, какие яства приготовить завтра? Но Властимир явно не одобрял ее забот о себе. Он равнодушно говорил, что жена сама должна решать это. Милица бежала к старой няньке выведывать, что по утрам любит, есть муж? Нянька гладила ее по голове и приговаривала:

– И-и-и, милушка, не привередлив наш ясный сокол, да и на поварне знают его вкусы, не переживай ты.

Потом нянька долго рассказывала о проказах князя в детстве, о его вкусах. Милица слушала и понимала, что ей еще много надо узнать о своем муже, чтобы понять его. Часто она задумывалась над тем, как бы угодить Властимиру в постели, чтобы он не был так равнодушен. Милица пыталась неумело ласкать мужа, но он, словно не понимая ее намерений, устало отворачивался к стене. Однажды Милица решилась и спросила у няньки, любила ли та когда-нибудь? От такого внимания молодой княгини выцветшие глаза Проси озарились ярким светом. Было видно, что своим вопросом княгиня затронула в ее душе потайную струнку. Милица, затаив дыхание, ждала откровения. Но нянька, пошамкав пожухлыми губами, ответила:

– Все молодыми были. А теперь не помню я ничего. Да и не к чему тебе про холопов расспрашивать.

Милица поняла, что напрасно затеяла разговор: Прося не захотела откровенничать. Видно никто не поможет ей наладить отношения с мужем.

Глава 3

Властимир не придавал особенного значения тому, как будет складываться семейная жизнь. У жены должны быть свои заботы, пусть себе шьет, ткёт, хозяйством занимается, детей рожает. А все остальное ее не касается. Муж обеспечит всем необходимым. Мало ли у князя забот: надо дань собирать, надо охотиться, коней объезжать, холопов судить, следить за порядком в городе. Границы свои охранять. Хоть город и расположен в лесах, вдали от степей, и посады братьев выгодно защищают его, но враг вездесущ. Вдруг принесет нелегкая половцев. Надо следить, чтобы дружина не дремала, всегда наготове была.

В огромной оружейной палате по стенам были развешаны ковры, привезенные из Персии. На коврах висели старые мечи, которые в бытность свою собрал его отец. Прислонённые к стенам стояли копья, боевые топоры, на полу лежали сабли, щиты. Теперь уж мало кто мог припомнить, откуда в оружейной палате появились они. Старый князь много странствовал по свету, в молодости воинственен был, по прошествии лет путешествовал за море. Оружие было его главной страстью. Добытое в боях или купленное у заморских купцов, оно бережно хранилось в княжьих хоромах. Властимир помнил, с какой любовью отец чистил мечи, точил наконечники для стрел. В боях отец пользовался тяжелыми мечами, выкованными местными кузнецами. Но в палате на стенах висели мечи, отделанные золотом и драгоценными каменьями. На некоторых мечах оставляли непонятные для русичей письмена заморские мастера. Другие были украшены уже знакомыми – русскими узорами и клеймами. Властимир примерил к руке несколько мечей. Они были неплохие, но ни один не приглянулся князю. Властимир снял длинный меч, ножны которого были отделаны серебряными пластинами. Князь освободил его из ножен и принялся рассматривать. Посреди лезвия меча на обеих сторонах были выбиты древние руны. Властимиир размахнулся и рубанул мечом воздух. Пальцы сжали настолько удобную рукоять, что не захотелось возвращать его в хранилище. Властимир почувствовал, что теперь никогда не расстанется с этим оружием. Он запер палату и по коридору направился в опочивальню, когда его окликнула старая нянька:

– Никак ты новое оружие себе выбрал, сынок?

Властимир опустился на стоявшую у стены лавку, чтобы показать меч няньке. Она присела рядом и пристально осмотрела обнаженное лезвие. Властимир, одной рукой поддерживая меч, наклонил его над Просиными коленями. Она принялась ощупывать руками холодное лезвие. Властимир забеспокоился, что старая может пораниться, и попытался забрать оружие. Нянька предостерегающе подняла руку:

– Смотри, князь! Не простой тот меч.

Едва гнущимися пальцами Прося перебирала по лезвию, стараясь прощупать выступающие руны.

– Я видела этот меч в нашем стойбище, там, около синего моря. Он принадлежал моему отцу.

– Его выковали в твоем племени? – с интересом спросил Властимир.

– Нет, чадо! Его выковали небесные кузнецы. Мое племя платило им дань, но никто никогда не видел этих мастеров. Они выковали не один меч. Раз в несколько лет вождь племени находил на священной поляне под старым дубом меч. Вождь приносил его в стойбище, и каждый воин должен был подержать находку в своих руках. Мечи сами выбирают хозяев. Тот, кто почувствует себя избранным, и владеет мечом. Старики нашего племени говорили, что рядом с кузнецами живут вечные старцы. Они варят зелье из небесной влаги и при этом говорят слова пожелания. Каждое слово, упавшее в зелье, становилось заклинанием. Пожелания разные. Когда их становится слишком много, в чаше закипает, тогда к ней подносят меч и льют на лезвие из чаши. Никто не знает, какие пожелания выльются и будут действовать: добрые или недобрые. Те, которые попадут на него, будут сопровождать человека и сбываться в его жизни. Никак нельзя изменить предначертания. Меч, который ты держишь в руках, не подошел никому из наших. Про такие мечи говорили, что у них не может быть хозяина, они должны жить своей жизнью. А ежели кто возьмет его, изменит меч жизненный Путь того человека. Станут заклятия тяготеть над ним. Потому и не пользовался им мой отец. И твоего отца, моего господина, я предостерегла. Вот и висел он в оружейной палате. Если мечом не пользоваться, предначертанное останется при нем. Без хозяина он безвреден.

– Я не верю в твои россказни нянька! – Властимир поднялся на ноги.

– Подожди, – удержала Прося князя, – наши старцы иногда видели вещие сны. В снах они увидели, что можно брать руду из маленькой горы возле моря и ковать мечи. Во снах к ним пришло значение рун. Если я не забыла, то скажу тебе, что вижу: руны эти два кузнеца оставили на нем. Разные они.

Но, даже приглядевшись к рунам, Властимир не мог уловить разницу. Ему казалось, что руны одинаковы и по высоте, и по ширине. Нянька покачала головой, осуждая недальновидность князя. Руны шли от основания вниз и заканчивались с обеих сторон одинаково большими, по отношению к другим, знаками.

– Так что это означает? – вскинул голову Властимир.

– А значит это, что у обладателя меча жизнь будет неровная. Нянька перевернула лезвие обратной стороной. И снова непослушные пальцы щупали лезвие. – А здесь – дети.

– Дети?

– Да… Трое… Сыновья. Вот эта большая руна одна на двоих. Для отца и старшего сына. Рука няньки дотянулась до конца лезвия, потом снова стала ощупывать уже более мелкие руны.

– Другие руны говорят о предательстве, о полоне говорят! – Прося резко отдернула руку. Князь с удивлением смотрел на старуху:

– Сколько лет ты у нас, а я не знал, что ты ворожея! Может, предскажешь, что же сулит мне меч?

– Нет, сынок, не колдую я. А руны те помню еще из далекой страны, откуда совсем юной привез меня твой отец. Много воды утекло с тех пор, а вот не забыла я. Она тяжело вздохнула и поднялась с лавки.

– Так все изменится, говоришь? – остановил ее Властимир.

– Увидишь!

– А ежели не верю я?

– Не надо было тебе меч в руки брать! Смирись, сынок. Начертанное на мечах моего племени, никому не удавалось изменить. Теперь меч будет прокладывать твою дорогу. Покорись. Путь тот пока неизвестен. Руны нельзя подкупить, нельзя договориться с ними. Кому-то они устилают путь муравой мягкой, пушистой. Непокорным прибавляют камешков острых на пути. Властимир поднялся. От нянькиных слов веяло непонятным холодком, но вернуть меч в оружейную князь и не подумал. Ладонь, непроизвольно, сжимала нагретую сталь. Молодое его сердце безоглядно стремилось жить, стремилось вкусить блага мира, стремилось познать, что там впереди? Свой Путь Властимир проложит сам, будет жить так, как захочет. Никто и ничто не помешает ему! Предательство?! В своих дружинниках князь уверен, как в самом себе. Не один раз спасал его Андрей от острых пик половцев. А если бы Млад не кинулся наперерез всаднику, занесшему меч над его головой…

Властимир не верил, что ПУТЬ может зависеть от одного неосторожного прикосновения. Он молод, полон сил. Властимир будет воевать, будет расширять свой город. От торговли с заморскими купцами пополнится казна, значит, в город прибудет много народа. Он возведет красивые храмы, добудет много добра в битвах. И судьба сама покориться! Сама будет преподносить князю чудеса на блюде золотом!

Глава 4