Знала же как обозвать обиднее! Малика сильно переживала из-за крупных передних зубов, хотя отец обещал, что с возрастом голова вырастет, и зубы придутся как раз впору. Выращивать голову так долго Малика не могла, терпением не обладала совершенно, поэтому бурно реагировала на любые напоминания об акульей улыбке. Мало кто во дворе рисковал намекнуть на это, только Танечка. Смелая из-за статуса родителей. Она шёпотом поведала, что её папа – большой начальник, а мама в очередной раз подала на кого-то в суд и выиграла дело. Детей пугало слово «суд» и странные победы Александры Александровны, но раз побеждает, рассудили они, значит, сильна как бодибилдер. Выглядела женщина соответствующе: крупная квадратная фигура – со спины мужчина. Ей даже кличку дали – Сан Саныч. Танечка внешностью пошла в маму и обещала в будущем стать такой же «победительницей», ибо характер имела склочный.

Малика поставила велосипед, удерживая его в вертикальном положении за руль, и задумалась. Её опыт вождения исчерпывался одним днём, и то с колёсиками, но отступать она не привыкла. Внимание зрителей придавало смелости, а опозориться перед Танечкой нельзя было ни в коем случае. Малика поставила ногу на педаль, резко оттолкнулась и… поехала. Быстро поймав равновесие, судорожно заработала ногами, удивляясь собственному умению. Благополучно преодолев десяток метров, она с задранным подбородком проехала мимо беседки и врезалась в урну.

Из-за поворота как раз показалась мама Кирилла – Василиса Максимовна. Её взгляд скользнул по соседской девочке: та барахталась под велосипедом, а ребята бездействовали в нескольких метрах от «аварии». Бросив пакеты, она кинулась на выручку, но не успела даже коснуться потерпевшей, как Малика злобно фыркнула.

– Я сама. Не трогайте мой велик.

Женщина нехотя отступила, давая возможность соседке подняться самостоятельно.

– Поранилась?

– Вам-то какое дело? – опять нагрубила Малика, хотя совсем не планировала этого делать. Некоторые слова вылетали изо рта, минуя мозг, и обычно бывали злыми.

Не обращая внимания на смешки из беседки, Малика подняла велосипед, вывела на дорогу, села на него и снова поехала, будто ничего и не случилось, хотя ободранная коленка пульсировала болью, а во рту чувствовался привкус крови. Поравнявшись с ребятами, Малика затормозила, отставив ногу, и улыбнулась.

– Видали, как я мусорку забодала?

С губы скатилась алая капля и прочертила дорожку по пыльному подбородку.

Один из мальчиков передёрнулся от вида крови.

– Ты кусалки, что ли, себе выбила? – Танечка не упустила возможности съязвить. – Теперь у кроличьего зуба нет пары.

Малика ощупала языком повреждения, но передние зубы, к сожалению, оказались на месте, придётся всё-таки выращивать голову. А вот левый клык сидел в десне некрепко, и кровь текла именно оттуда. Не раздумывая, она взялась за него пальцами и выдернула. В десне коротко, но болезненно кольнуло. Зуб был молочный, хотя выпадать явно не планировал, замена для него ещё не прорезалась.

– Дарю! – весело воскликнула Малика, кинув окровавленный зуб прямо в Танечку. Подарочный клык попал в белую футболку, оставил красный след и упал к ногам.

Малика оттолкнулась от асфальта и поехала вдоль дороги, подальше от беседки, старательно скрывая повисшие на ресницах слёзы. Каталась она без малого полчаса, хотя больше всего хотелось вернуться домой и позволить себе чуть-чуть пореветь. Но дома её ждал Профессор. Когда она покидала квартиру, отец был занят очередной таинственной клиенткой, но сейчас, скорее всего, та уже ушла, так что без допроса об отсутствующей косе и разбитых коленях не обойдётся.

Малика уже решилась предстать перед родителем, когда заметила на качелях на детской площадке в стороне от других ребят знакомого темноволосого мальчишку. Погрузившись в свои мысли, он, не раскачиваясь, изучал новенький пистолет на своих коленях.

Кирилл первый раз вышел во двор, хотя наблюдал за жизнью его обитателей не один год. Сидя на подоконнике, он изучал их, словно редких животных в заповеднике. Сегодня Кирилл решил дать ребятам возможность познакомиться с собой, ведь он-то знал их давно.

Больше всего он любил наблюдать за Маликой. Шумная, подвижная, озабоченная очередной игрой или пакостью – она не давала ему томиться за чтением книг. А читать он научился рано, по желанию бабушки, цель жизни которой состояла в том, чтобы вырастить из внука настоящего мужчину. Ответственного, умного, доброго, щедрого, красивого… в общем, мифическое существо вроде единорога. Обе женщины лепили из Кирилла мужчину, который им самим, к сожалению, не встретился, и который не обидит и не предаст.

В то время как Малика росла, лишённая женского внимания, Кирилла взращивали женщины, оставленные в своё время не самыми лучшими представителями сильного пола. Когда-то приключения их семьи регулярно становились темой обсуждения вездесущих старушек на скамейках. Теперь же никого не удивляло, что старшая женщина в семье Камарицких слишком рано обрела статус бабушки. Вероника Петровна стала мамой в пятнадцать лет, от мальчишки едва старше её самой. Забеременев, рассорилась с родителями, но от ребёнка не избавилась, родила девочку. Когда та подросла, переехала в этот дом, тогда ещё новостройку. Дочку холила и лелеяла, воспитывала как утончённую принцессу: безропотную, воздушную, в меру капризную и, к сожалению, слишком доверчивую. Кирилл появился на свет через месяц после шестнадцатилетия своей мамы.

Вероника Петровна обрела внука в возрасте, когда не каждая женщина замужем, и теперь, в тридцать восемь лет, на классическую бабушку совсем не походила. Натерпелись женщины Камарицкие от мужиков достаточно, обожглись, проплакались, но не обозлились.

Отца Кирилла помнил только старый домашний кот. Куда пропал и без того нечастый гость в собственном доме, мальчик не знал. В пять лет, впервые заинтересовавшись странной конфигурацией семьи, Кирилл получил ответ от бабушки: «отец погиб в аварии, и даже его исполинский эгоизм не выжил, хотя он был такой раздутый, что уж точно имел все шансы на спасение». Кирилл немного подумал и решил не скучать по размытому образу отца. Любви родных ему хватало с головой, иногда даже хотелось чуть поменьше.

И бабушка, и мама Кирилла, пройдя через унижения и трудные времена, всё ещё оставались утончёнными дамами, не приспособленными к действительности. Обе светловолосые блондинки с такой бледной и тонкой кожей, что просвечивались голубые сосуды, они и по-прежнему были словно не от мира сего. Видимо, Кириллу не захотелось повторить судьбу своих родственниц: начал он с того, что родился смуглым малышом с тёмными вихрами. Но решимости ни в чём не походить на несчастных в любви женщин Камарицких хватило на один глаз – чёрный, как битум. А вот второй явно достался по наследству от зеленоглазой изнеженной матери.

К семи годам на изумрудной радужке появились золотистые крапинки, добавив Кириллу ещё большую внешнюю исключительность. Василиса Максимовна млела от этой особенности, называла гетерохромию чудом-чудесным и подолгу смотрела в глаза сыну, видя в них отражение несбывшихся грёз.

Малика прислонила велосипед к ограждению детской площадки и, приблизившись к качелям, презрительно сплюнула. Отверстие на месте выдранного зуба пришлось очень кстати.

– Говно у тебя, а не пистолет.

Кирилл удивлённо распахнул глаза, но ответить не успел. Взъерошенная девочка нагло его рассмотрела и неутешительно заключила:

– Глаз как у жабы.

– Зелёный? – растерянно уточнил Кирилл.

– Ты дебил? Жаб не видел? Чёрный. Я в канаве у пустыря здоровенную жабу поймала, у неё глаза такие же дурацкие, как у тебя.

Она гадливо передёрнулась и попыталась проделать фокус с картинным сплёвыванием, но во рту пересохло, и получился только глухой свист.

– Не садись больше на мои качели, – тут же придумала она новое правило.

Непонятная агрессивность Малики не была сюрпризом, но впервые коснулась его лично. Соседку с раннего детства выпускали гулять во двор, Профессор выпроваживал её, как только на пороге появлялся очередной клиент, чтобы непоседливая дочка не мешала сосредоточиться. Кирилл часто видел Малику на турниках, на деревьях, будто её тяготила ходьба по земле, любила она и балансировать, стоя на заборе, как канатоходец. Малика всё время находилась в состоянии войны хоть с кем-нибудь во дворе. С теми мальчишками, что соглашались на её игры, чаще дружила, решившиеся спорить – нарывались на драку. А вот девочек она откровенно недолюбливала, и они отвечали ей тем же. Для Кирилла соседка была загадочно-безрассудная, он восхищался и мечтал познакомиться. У неё даже голос был интересный: не звонкий детский, а с хрипотцой, будто сорванный от крика. Ещё год назад он представил, как они станут друзьями и будут вместе придумывать игры, а может, он даже покажет ей свои стихи.

Он и не догадывался, что Малика начала его ненавидеть заранее, до знакомства, за то, что в его мире было целых две женщины, а у неё – ни одной. Кирилл же, в свою очередь, мечтал об отце. И хотя внешностью удивительно походил на Профессора, иметь в родственниках человека, который выглядит так, словно только что съел домашнего питомца на глазах его хозяина, побаивался.

И вот мечта Кирилла осуществилась, Малика заговорила с ним, но дружба в её планы явно не входила. Обида подступила к самому горлу, мешая дышать. Пока он боролся со слезами, Малика перелезла через ограждение и направилась к подъезду, таща рядом велосипед. Кирилл вскочил и собирался сказать то, что всегда говорила ему мама: глаза у него феноменальные, ими можно разглядеть всё волшебство мира, но выкрикнул совсем другое:

– Сама ты говно!

Вот так, обменявшись комплиментами, они и познакомились.