Глава 2. По пути на свидание

Лана: Ненавижу свидания.

Я: Почему?

Лана: Это такая штука, где нужно быть идеальным, иначе можно все испортить.

Я: Невозможно испортить самое ужасное в мире свидание. И я тебя на него приглашаю.

Лана: Продолжаем заниматься необычными вещами, да? Что ж, ужасное мне подходит. Где и когда?

Мы переписывались уже больше недели. Отчего-то Лана все это время избегала реального контакта, прячась за эсэмэсками. Так я узнал, что она учится в одиннадцатом классе и готовится к ЕГЭ, хотя еще не знает, куда хочет поступить; живет с отцом, так как мама ушла к любовнику много-много лет назад; фанатела от Call of Duty, пока не полетел комп. Она – единственный ребенок в семье; слушает попсу, плавно переходящую в рок; иногда читает не по школьной программе, любимый автор – Андрей Круз.

«А ты точно девчонка?» – в одну из переписок уточнил я.

«Мне нравится, как играет Марго Робби», – не по теме тогда ответила Лана.

«Мне тоже. И к моему счастью, ты на нее похожа».

В общем, к чему был этот разговор, я не понял, но настроение в тот день у меня было чудесное. Всю неделю я ждал встречи, гадая, куда отправиться с Ланой, чем ее удивить и что подарить. В итоге все оказалось проще: мы встретились на автобусной остановке.

Лана выглядела изумительно! Вьющиеся волосы, небрежно раскинутые по плечам; легкий макияж, вязаная кофта под стать началу мая и широкие джинсы, а еще напяленные на ноги кеды. Я выглядел обычно – объемное худи, джоггеры и хорошие кроссовки. Хорошие потому, что улицы не выносят плохих. Дешевая обувь разваливается на раз-два, поэтому приходится чем-то жертвовать, откладывая зарплату на дорогие и качественные кроссы.

– Куда-то поедем? – уточнила Лана, сделав шаг мне навстречу.

– Нет, держи. Это тебе.

Я протянул ей искусственную розу. Лана прищурилась и повертела ее в руке. Огромным плюсом в таком цветке было отсутствие шипов. Может быть, еще то, что роза никогда не завянет. Однако Лана пошла дальше: она запихнула цветок в рюкзак, сложив розу вдвое.

– Удобно. Спасибо.

Конечно же, я повел Лану по тротуару главной улицы, где поток машин заглушал все остальные звуки. Мы не общались – мы перекрикивались, недопонимали друг друга, оттого получались казусы вроде:

– Сегодня тепло, – крикнул я.

– А?! Село? Еще раз! Плюшки положила, – отвечала Лана.

– Ок. Делись!

– Эй! Чего ругаешься?

– Я?!

– Еще и матом. Хочешь сгибаться?

– Зачем?

– Вот и я не знаю.

Когда машины останавливались на светофорах, мы разбирали ситуацию и дико смеялись, узнавая, что «плюшки» – это уши, «село» – тепло, а «сгибаться»… останется культурной вариацией того, что на самом деле сказала Лана. Хотя, думаю, мы все понимали, просто подшучивали друг над другом, толкаясь локтями от наигранной обиды.

По дороге в никуда я взял два стаканчика с неким напитком, называемым кофе. Лана, не ожидая подставы, хорошенько так отхлебнула из своего и резко замолчала, сконфузившись от горького вкуса. Она смешно вздрогнула и, прищурив глаза, высунула язык.

– Что это? Такое ощущение, будто я выпила камфорное масло.

– Кофе из забегаловки, без сахара.

– Благодарю. Теперь я знаю, что не брать.

Худшее в мире свидание проходило на ура. Мы протопали с десяток километров, Лана натерла ногу, у меня обгорело лицо под лучами первого майского солнца. Чтобы хоть как-то скрасить намеренные и ненамеренные недоразумения, я пригласил ее устроиться на спинке лавочки, которая оказалась стоящей напротив другой скамейки, где расположились местные бабульки. Им совсем не понравилось, как мы сидим.

– Молодежь. Не стыдно вам? Здесь вообще-то люди садятся, а вы ногами… – вполне ожидаемо скрипнула одна из них.

– Да вы не переживайте, влажные салфетки есть, протрем. Просто у нас ужасное свидание, – со счастливой улыбкой отмахнулся я, как бы невзначай.

– Вот времена пошли! Раньше на свиданку бегали, чтобы с любимым встретиться, по душам поговорить, а эти вандализмом занимаются. Э-эх!

Мы с Ланой переглянулись. Она пристыженно сползла на сиденье лавки. Я скатился тоже, сбросил с ноги ее кеду и начал выискивать мозоль. Не придумал ничего лучше, чем залепить натертость изолентой, которая, в отличие от пластырей, всегда лежала если не в кармане кофты, то в рюкзаке. Немного погодя я достал из него же любовный роман. Нужно сделать уточнение: дешевый бульварный роман. Я и Лана распределил роли и стали читать вслух. Это было приторное, пошлое чтиво, превратившее романтичное действо – одну книгу на двоих – в мой смех через строку и раскрасневшиеся щеки Ланы. Бабушки сидели и слушали, перестав вести любые разговоры, касающиеся молодого поколения и «неуместного сидения на спинках лавочек».

Меня отвлек нехарактерный для двора звук. Что-то жужжащие, но не насекомое, приближалось к нам. Оно было значительно выше. Прервавшись на полусловах-полустонах неутомимого главного героя, я вскинул голову и увидел вертолет на радиоуправлении. Зависнув в воздухе, он неловко качнулся в сторону, врезавшись в ветвистый каштан с новыми зелеными листочками. Последующее жужжание слышалось приглушенно, так как игрушка застряла в кроне и не желала оттуда выбираться.

К подъезду тут же подбежали мальчишки, у одного из них оказался пульт. Он тыкал на все кнопки, крутил джойстиками, лишь бы поскорее увидеть вертолет. Иногда друзья выхватывали пульт у него из рук и делали то же самое. Но подвижек в ситуации не было.

Тогда я, как супергерой, одним прыжком забрался на дерево, вскарабкался повыше. Еще выше. Жужжание доносилось примерно через две ветки от меня, пришлось хорошенько постараться, пробираясь сквозь зеленые листья, то и дело хлещущие по лицу. Лана ждала ровно под деревом. Она стояла, скрестив руки на груди. И непонятно, чего именно она ждала: что я спущу игрушку ей или сам спрыгну ей на голову? Добравшись до вертолета, я быстро выпутал его из веток. Выправил лопасти, покрутил винт, поиграл, выставив игрушку перед собой на вытянутой руке. А потом вертолет улетел, подчинившись хозяину, что стоял внизу, рядом с Ланой.

Спускаться было намного легче. Змеей я скользил с ветки на ветку, а в конце и вовсе кувырком спрыгнул на асфальт. Встал в горделивую позу, полагая, что вот сейчас меня похвалят…

– Изверг! Все листья у каштана оборвал! Нет, ну надо же! Мы им и кров, и скамейку, а они!.. Безобразие! Сами ничем не занимаются, так еще добрых людей обижают! Сколько Семен Семеныч ухаживал за этим деревом?! Сколько растил, холил и лелеял…

– Бежим!

Я схватил Лану за руку, и мы пустились бежать. Перепрыгивали клумбы, мчали по газонам, перелетали дорогу на «красный», петляли между домами. Поначалу Лана смеялась, не поспевая за мной, а потом стала прихрамывать. И тут я вспомнил про ее мозоль.

– Слушай, Эд, давай я понесу вещи, а ты понесешь меня? – пошутила она, прикинувшись Чебурашкой.

– Это ты здорово придумала, Лана! – подыграл я.

Я всерьез вручил ей свой рюкзак, взял ее под колени и закинул на спину. Лана взвизгнула, крепко вцепившись мне в шею. Нам предстояло вернуться в привычную среду моего обитания – на юг города, куда я и пошел. Сама по себе Лана была легкой, но два набитых невесть чем рюкзака значительно прибавляли к ее сорока–сорока пяти килограммам еще пять, может, меньше, но довольно ощутимо. Она слезно упрашивала меня остановиться. Я упрямо продолжал идти.

Это свидание из ужасного превратилось для меня в непосильное. Я безбожно потел, не чувствовал рук, зато чувствовал ее – на спине. Теплое дыхание и иногда упирающиеся мне в ухо нежные губы. Оставалось еще как минимум четыре километра, когда тучи не выдержали и пролились на землю дождем. Внезапным, холодным и косым. Когда-то светившее солнце вдруг исчезло, оставив нас с Ланой мокнуть под напористыми струйками природного душа.

– Под навес!

Лана попыталась спуститься, но я еще сильнее прижал ее к себе и понесся, иногда перелетая через лужи, а иногда – наступая прямо в них. Мои волосы вымокли, челка упала на глаза, закрывая обзор. Тогда Лана сжала ее в кулаке, выставив меня перед прохожими единорогом, безудержно мчащимся к цели, а именно – под крышу некого заведения. Им был «Компот», уютная столовая с маленькими столиками и линией раздачи. Уж не знаю, дело случая или воля судьбы, но это место подходило нам как нельзя лучше.

Промокшие и продрогшие, мы стояли с подносами и голодными глазами смотрели на металлические контейнеры с едой за стеклом.

– Чего изволите? – спросил я у Ланы.

– Котлетки. С пюрешкой, – с улыбкой сказала она.

– Ожидаемо.

Кофты пришлось снять и повесить на стулья, тем самым заняв столик у окна. Стоя в очереди таких же озябших людей, я растирал Лане голые плечи, пытаясь ее согреть. Но она тряслась и покрывалась мурашками, все смотрела на огромный чан с горячим чаем. Ей было все равно, какой он на вкус, главное, чтобы он попал в желудок и уже там разлился приятным теплом по всему телу, передавая ощущение спокойствия и уюта.

Именно такой я видел Лану, когда она сидела напротив меня за столиком на покачивающейся ножке. Умиротворенной. Она со светлой грустью наблюдала за каплями дождя, скатывающимися по стеклу, и о чем-то думала. И я был бы не я, если бы в очередной раз не напомнил об ужасном свидании.

– Что это у тебя? – поинтересовался я, осторожно коснувшись ее синеватой скулы.

– Где?

Если бы могла, Лана отпрыгнула бы вместе со стулом, а так лишь откинула мою ладонь и притронулась к тому месту сама. Она достала из рюкзака телефон и посмотрелась в отражение на экране, немного покрутив головой. Я был предельно внимателен, особенно когда ее испуг перешел в отчаяние, а чуть позже в неуместный смешок. К слову, на ее левой скуле виднелся внушительных размеров синяк, скрытый до этого момента достаточным слоем тонального крема. Так уж вышло, что дождь знал намного больше о Лане, чем я.

– Неудачный прыжок. Помнишь? Как тогда на гараже. Я попробовала одна, – слабо улыбаясь, сказала Лана, подперев щеку рукой таким образом, чтобы закрыть синяк.

– Лана! Не вздумай больше так делать! Тренироваться нужно с кем-то знающим. Прости, что не сказал этого раньше. Паркур не опасен до тех пор, пока ты контролируешь ситуацию. А в твоем случае это безумие.

– Ладно, ладно. Я поняла. Больше не буду, – Лана выставила руки передо мной, прерывая. – Может быть, тогда ты меня научишь всему?

– А ты хочешь?

– Да. Мне понравились твои приемчики. И со спасением вертолета у тебя отлично вышло.

Во мне забурлила кровь. Возможно, неудачное сравнение, но я это почувствовал. Загорелся идеей стать с Ланой ближе. Пока она ковыряла вилкой котлету, я представлял себе, как обучу ее фишкам, покажу, как прыгать с крыш и забираться на столбы, перемахивать высокие заборы и перешагивать верхушки мостов по тоненьким рейкам. Мечтал, что однажды Лана перестанет бояться высоты и доверится мне, больше не будет оббегать лавочки и крутить «солнышки» на турниках. Из гимнастки, потерпевшей неудачу, она превратится в первоклассного трейсера…

– Как и должно было быть, эти котлеты ужасны, – подвела итог Лана и отодвинула тарелку с распластанной по ней «жертвой».

– Пюрешка не лучше, – согласился я и глянул в окно. – Дождь закончился. Можем продолжить прогулку или забиться в переполненный автобус, отвоевать там местечко. Что скажешь?

– Пешком. Мои кеды еще не до конца промокли.

Усмехнувшись, я подал ей руку. Мы встали из-за стола и пощупали кофты. Моя почти высохла, кофта Ланы пострадала сильнее, ее ткань была плотной с крупной вязкой, оттого она проиграла в этом несуществующем турнире. Я заставил Лану надеть мое худи, аргументировав сие благородство тем, что ей нельзя болеть и еще сдавать ЕГЭ, ведь на уговоры «ты же девочка» она не поддавалась.

Выйдя из «Компота», мы ощутили освежающий ветер и падающие за шиворот капли с крыш. Так и шли, прижавшись друг к другу, до самого ее подъезда, грея спины рюкзаками. Мы мало разговаривали – зуб на зуб не попадал. Я переживал, что наше свидание заставит Лану слечь с простудой, поэтому крепче придерживал ее за талию.

Согласен, дурак – и не лечусь. Нужно было вызвать такси.

Ее дом находился примерно в пятнадцати минутах ходьбы от моей работы, что очень радовало. Теперь я мог каждый вечер приходить к ней, если бы только она сама этого захотела.

Лана стояла у входной двери и мялась. Видно, что устала и замерзла, однако не торопилась зайти. Она брала меня за руку и тут же отпускала ее, открывала рот, чтобы что-то сказать, но так и замирала на первом слоге. Я тоже стоял и медлил, хотя был старше ее и мог сделать первый шаг.

– Иди, заболеешь, – кивнул ей на дверь.

– Я бы пригласила тебя, но папа дома…

– Ерунда, в другой раз познакомимся.

И Лана нехотя повернулась к домофону, приложила брелок к датчику, он запиликал. Во мне внутри тоже запиликало – расстройство от недосказанности или… незавершенности такого ужасного и одновременно прекрасного свидания.

– Лана? – позвал ее я.

– Да? – с надеждой обернулась она.

– Дождь был лишним. Хочу исправиться. Можешь встать вот здесь?

Она подошла туда, куда я указал рукой, абсолютно не понимая, что будет дальше. Я, скинув рюкзак, забрался на бетонный постамент, ведущий в подвал многоэтажки, оттолкнулся и крутанул сальто. Пролетая над Ланой, легонько коснулся губами ее губ. Невесомый поцелуй распалил во мне огонь, оголив чувства. Во время приземления я потерял контроль, поскользнулся на мокрой траве и влетел между двумя кустарниками, развалившись в дворовом саду. Головой я угодил прямо в цветы, а вот телу повезло меньше – влажная земля пристала к джинсам и футболке, неприятно прилипнув к открытым участкам кожи.

– Эд! – вскрикнула Лана и бросилась меня поднимать.

– Совсем неромантично вышло, – пробубнил я.

– Нет, все прекрасно. Только предупреждай в следующий раз!

Общими усилиями мы вытащили меня из садовой могилы. Весь грязный, в земле, мокрый, с кровоточащей ранкой на руке, я походил на восставшего мертвеца. Таким дорога только в ад. Или ванну, что мне и предложила Лана. Но я отказался, сославшись на то, что добегу до кафе за пять минут. Мы снова попрощались, обменявшись натянутыми улыбками… а потом она быстро сказала:

– Предупреждаю!

– О чем? – только и успел спросить я.

Лана решительно обвила руками мою шею и поцеловала. Первые две секунды я боялся ее испачкать, на третью секунду нашего поцелуя прислонил собой к стене, на четвертую – проник языком в ее рот, на пятую – неистово целовал, сжимая в руках ее бедра. На шестую… седьмую… я уже не считал, но мы целовались так долго, что на фоне снова послышались капли начавшегося дождя…

***

На работу и домой по совместительству я вернулся, когда на улице начало темнеть. Кафе еще работало, и там даже были посетители. Немного, большая часть разошлась по домам. В заведении остались лишь те, кому некуда было спешить. На барном стуле сидел одинокий мужчина, хлеставший виски как пиво, наш бармен только и делал, что подливал ему еще. За столиком в углу распивали крепкие коктейли две подружки, громко хохоча на весь зал. За игровой приставкой никого не было, настольный теннис тоже простаивал, парикмахерская давно закрылась. Зато тату-мастер, то есть я, веки вечные находится на работе, даже по ночам.

– У тебя гость, – предупредил бармен, когда я потянулся за ключами от кабинета.

Молча кивнул и отпустил связку. Потянув на себя дверь, я оказался в достаточно светлом пространстве. Вернее, мощная лампа подсвечивала только один угол, где стоял маленький раскладной диванчик – мое обожаемое место для сна. Я еще по пути из «Компота» мечтал завалиться на него и закрыть глаза до завтрашнего утра, но кое-кто меня опередил.

На софе расположился Максик. Он сидел в наушниках и рисовал простым карандашом в альбоме. Парень подскочил на сиденье, когда входная дверь резко хлопнула от сквозняка.

– Мать моя – женщина, отец мой – мужчина! Что с тобой? – стянул он наушники и оглядел меня с ног до головы. Я вдруг вспомнил, что выгляжу как Винни Пух после лужи.

– Ничего. Который раз убедился, что не стоит крутить сальто в мокрую погоду, – я не особо скрывал правду. Невозмутимо протянув руку, даже улыбнулся: – Привет.

– Тевирпствую, – пожал ладонь Максик. – Где ты был? На тренировку не пришел, мы тебя ждали.

– Встретил кое-кого.

– Ту баскетболистку?..

– Погоди. Ты сделал?

Максик обиженно хмыкнул. Он резко спрыгнул с дивана, стянул с полки планшет и открыл программку для эскизов. Передо мной тут же предстало несколько вариантов татуировки, которую клиент попросил подготовить из нескольких референсов. Максик удачно совместил рисунки и доработал некоторые части сам. Я же на такое не был способен: набить тату – пожалуйста, а вот рисовать у меня выходило по-детски плохо. Поэтому созданием эскизов с нуля занимался мой друг, Максик. Блондин, коротыш и очень веселый человек с прекрасным вкусом и художественным школьным образованием. Последнее мне очень нравилось. В свои семнадцать лет Максик успел изрисовать авторскими граффити пол-Тамбовска, как раз таки для уличного баловства он и освоил паркур. В этом году Максик собрался поступать в художку, чтобы продолжить изучать техники рисования и проработать свои слабые места.

– Ну вот. Видишь, тут феникс более теплых оттенков, но я рекомендую с обводкой, он ярче будет смотреться. Еще есть с фиолетовыми крыльями… но я знаю, что тебе это не нравится, просто оставил как вариант, – тараторил Максик, то отдаляя, то приближая изображение на планшете.

– Понял. Максик, это очень круто. Спасибо тебе большое! – я всерьез был поражен его работой.

– Так все-таки баскетболистка?

– Она гимнастка. И что-то мне подсказывает, что у нее проблемы. Я должен ей помочь.

– Чем же?

– Покажу пару наших трюков, проведу по интересным местам, – сказал я и тут же прикинул, с чего хотел бы начать.

– Эд, не все проблемы решаются паркуром, – запрыгнул обратно на диван Максик и принялся за рисунок в альбоме.

– Как знать… как знать… – мне тут же вспомнился наш с Ланой нелепый поцелуй. И следующий, приятный, под холодным дождем. – Ты будешь здесь? Я пошел отмываться, потом, может, поиграем в приставку?

– Начни с азов, отведи ее на нашу крышу, – внезапно посоветовал Максик, подмигнув мне.

– Понял.

Максик был не только хорошим художником, но и отличным другом. Несмотря на мое позднее возвращение и абсурдный вид, он нашел единственно верное решение: дать шанс моим с Ланой отношениям. Потому что, кроме въевшейся в одежду грязи, помятой прически и поврежденной ладони, на моем лице красовалась также счастливая (глупая) улыбка влюбленного человека.

Это я в зеркале подсмотрел. Уставившись на свое отражение, не узнал его. Словно в стекло был запечатлен мой брат-близнец, но из другой жизни, с другим внутренним миром. С ним, то есть со мной, творились перемены. И я надеялся, что в лучшую сторону.