Увидь эту сцену кто со стороны, подумал бы: ну и дурдом! В подвале, возле стиральной машины и шкафов с бельем, стоит девица и поет; а напротив нее мужик вовсю таращит глаза. Точно, психушка.

Помолчав, верзила вдруг пошел на меня. Я отпрыгнула в сторону и выставила руки перед собой.

– Нужна ты мне, – презрительно фыркнул он и, отодвинув меня плечом, прошел через арку, которая находилась позади нас, в комнату с полками. А там, в торцовой стене, отпер ту самую металлическую дверь, которую я вслепую нащупала раньше.

– Проходи.

Что это? Ловушка? В этой темной комнате Синяя Борода держит цепи и кандалы для своих пленниц?

Ничего не было видно в черном зеве проема, и оттого мне стало особенно жутко.

– Ну же, – нетерпеливо произнес мужчина, – что стоишь? Я тебя вежливо пригласил, но, если непонятно, могу и силу применить.

Для демонстрации сказанного он схватил меня за шею сзади и швырнул в пасть двери.

Я налетела на какую-то мебель, ойкнула. В этот момент загорелся свет. Я оглянулась вокруг и не поверила своим глазам: это был кабинет, уютно и даже, я бы сказала, интеллигентно обставленный. Книжный шкаф, небольшой письменный стол, диван, два мягких кресла, кофейный столик. На полках стояли Шекспир, Бальзак, Толстой, Пушкин…

– Вы сослали свою библиотеку в подземное бомбоубежище? Собираетесь почитать наконец книги, когда наступит ядерная зима? – съехидничала я.

– Садись давай, – нелюбезно откликнулся мой похититель. Наверное, у него с чувством юмора плохо. – Разговор будет серьезный, Агата.

Он уселся в кресло, указав мне на диван.

Но тут же встал и, порывшись в карманах, достал мой мобильный.

– Можешь забрать, – бросил он его мне на колени. – Симки там нет. Верну тебе потом. Если отпущу.

Чехол моего телефона был грязный, кисточка-подвеска исчезла – наверное, оторвалась. Как будто кто-то вырвал мобильный у меня из рук, да еще и уронил его на землю.

– Подождите… А укус комара… Это не комар был, да? – вдруг догадалась я. – Это вы меня подстерегли… Потом чем-то кольнули, да? Каким-то лекарством… точнее, веществом, от которого я потеряла сознание… И вы меня притащили сюда в подвал… – Я говорила и кивала в такт своим догадкам. – Зачем, объясните!

– Нет, милая, это ты меня искала. Вот, считай, нашла. Должна радоваться. И сядь наконец!

– Я вас не искала! – произнесла я с отчаянием, понимая, что мои возражения бесполезны. – Я вас не знаю, на кой черт вы мне сдались?!

– Не знаешь? Как интересно. И зачем ты охотишься за мной? Почему хочешь меня убить?

– Я?!

От изумления у меня аж дыхание перехватило. Я закашлялась под пристальным и враждебным взглядом мужчины. Схватилась за спинку дивана. Села.

Он ждал, пока я прокашляюсь.

– Так зачем, Агата?

– Не понимаю… Я не хочу вас убить… Вы кто вообще? Откуда вы знаете мое имя? И с чего бы мне…

– Прекрати. Мне известно и кто ты, и что искала меня. Только не нашла. В Колокольцах я давно не живу.

– Колокольцы? – растерялась я. – Действительно, я была там недавно… Ездила на день рождения подруги. Но при чем тут вы?

– А при том! Ты дом мой рассматривала, думала меня там увидеть?

Я ничего не понимала. Какой еще дом? И вдруг до меня дошло: точно, я рассматривала один! Жуткий и уродливый. Раньше я его не видела (или не запомнила) – в деревне с детства не была. Бабушка категорически не желала туда ехать и меня не пускала, да и Катя любила приезжать ко мне в Москву – погулять, по магазинам поболтаться. Но у нее родился ребенок, и я все-таки отправилась в Колокольцы на двадцатипятилетие подруги. Вот и изумилась, увидев подобную безвкусицу.

– Точно, – ответила я. – Хотела увидеть, кто построил такое чудище. А это, оказывается, ваш дом? У меня для вас плохая новость: он уродует пейзаж.

– Все, утомила! – раздраженно повысил голос верзила. – Кончай этот цирк!

И вдруг он оглушил меня оплеухой. Не знаю, связано ли это слово с ухом, но удар пришелся точно на ухо и действительно оглушил. Было не столько больно, сколько звонко.

Я завалилась вбок на диван.

– Это я легонько, – доверительным тоном сообщил верзила, наклонившись ко мне. – Педагогический прием такой, – гыкнул он и рывком поднял меня. – Как, жива? Вот и хорошо. Теперь будешь паинькой, да? А то я могу посильнее, сама понимаешь: рука мужская, тяжелая.

Он посадил меня обратно.

– Давай для экономии времени я сам все расскажу. Ты убила уже двоих. А теперь охотишься за мной. Ты считаешь, будто мы втроем виноваты в… в том, что случилось с твоей матерью. Но я…

– С моей мамой?! – перебила я его. До меня с трудом доходил смысл услышанного. – Вы хотите сказать, что вы были в той машине?

– В какой машине? – на этот раз удивился верзила.

– Я не знаю марку. В той, что врезалась в моих родителей. В ней были вы с друзьями, так, что ли, понимать?

– Каких родителей? – тупил мой собеседник.

– Моих. Папы с мамой. Они ехали в машине, в них врезалась другая. И они погибли на месте. А я выжила.

Мужчина молчал, рассматривая меня с недоверием.

– Давай-ка проверим одну вещь, – медленно проговорил он, – на всякий случай. Тебя как зовут?

– Агата.

– Фамилия?

– Скворцова.

Он помотал головой.

– Значит, ошибки нет. Все сходится.

– Что у вас сходится?! – повысила я голос в нелепой надежде прекратить этот бред.

– Ты мстишь за смерть своей матери. Только я к ней не причастен!

Я прикрыла глаза. Дурдом.

– Не понимаю, о чем вы. И потом, почему только мамы? А папы?

– Не было у тебя отца.

– Как это? – опешила я. – А кто же тогда…

Я умолкла, не найдя, как закончить фразу.

– Мать твоя залетела неизвестно от кого. Растила тебя одна.

– Откуда у вас такие сведения, собственно?!

– В одной деревне жили раньше… Да что ты мне голову морочишь, ты ведь сама все отлично знаешь! Иначе бы ты не убила Захаркина с Клешковым! И не охотилась за мной! Только меня там не было, поняла?! Ни в лесу, ни на дороге! Ты ошиблась, я к смерти Лиды отношения не имею!

– Где-где вас не было?.. – прошептала я, чувствуя, что мне становится дурно. Что бы ни имел в виду этот человек, за его словами рисовалась громада зла. Зла, которое обрушилось на мою маму.

– Эй, ты что, в обморок собралась хлопнуться? Глянь, побелела вся. Давай я тебе что-нибудь налью. Воды? Водки? Может, сок какой-нибудь? Да ты сядь поудобнее, – засуетился он, – вот так… – Мужчина затащил меня поглубже на диван, поскольку я сидела на самом краешке. – Не надо в обморок падать, я ничего плохого не хочу, просто разобраться нужно. Потому что ты ошибаешься на мой счет.

– Воды принесите, – прошептала я. – А лучше чаю.

– Тут чай сделать можно, но надо доставать все причиндалы из коробок… Ладно, в дом схожу. Сиди смирно тут. Я тебя запру.

Мой похититель направился к двери.

– Вас как зовут? – тихо спросила я/

Он обернулся.

– Так ты ведь знаешь! Кончай целку из себя корчить! – заорал он.

Глаза у него округлились, как у совы, губы сжались. И с этим жутковатым выражением лица он смотрел на меня еще несколько секунд. Я уже и не знала, чего дальше ожидать.

Однако лицо его вдруг разгладилось.

– Пока я чай буду делать, ты настройся правильно, Агата, – совершенно спокойно произнес он. – Или мы разберемся и все уладим мирно, или мне придется надрать тебе задницу… Должен ведь я защитить себя, как считаешь? – неприятно хмыкнул он.

– От чего?

– От кого, дорогуша. От тебя. Ты хочешь меня убить. И мне твоя затея совсем не нравится. Или ты ее оставишь и поймешь, что ошибалась. Или…

Он сделал паузу.

– Ну? – подогнала я его.

– Или я сам убью тебя.

С этими словами он вышел в дверь, которая бесшумно закрылась за ним.

* * *

Серега, как договорились, приступил к проверке семейных связей. Он решил времени не терять и не искать, как могли бы познакомиться жены в прошлом, а пойти наиболее коротким путем: установить, знакомы ли они в настоящем. А именно: проверить их телефонные разговоры. Разрешение он уже получил, списки звонков сотовые операторы обещали прислать завтра. И тогда его парни засядут за скрупулезное изучение входящих и исходящих звонков обеих дам.

Алексей тоже решил времени не терять и немедленно навестить обе семьи, не дожидаясь результатов проверки Громова. Начал он со вдовы Захаркина: его похоронили две недели назад, и есть шанс, что вдова уже не так убивается. Если вообще убивалась, конечно.

Он ожидал увидеть знакомое клише: хорошенькую, глупенькую и продажную мордашку. Знакомое не только по фильмам – сыщицкий опыт детектива был достаточно богат, на такие личики он насмотрелся в реальной жизни. И знал, что за ними скрываются слабенькие мозги, неспособные ни на хорошее дело, ни на плохое. И в подобном случае гипотезу сговора можно было бы с легкостью отмести.

Однако не повезло. Вдова Захаркина оказалась не крашеной блондинкой с силиконовыми губами, а рыжеватой брюнеткой с неприветливыми, резкими чертами лица и блестящими, будто отлакированными темными глазами. Детектива это расстроило. За зеркальным блеском глаз мог скрываться хитрый, расчетливый ум. Посему придется Сереге над гипотезой преступного сговора жен все же потрудиться.

Кис же пришел ко вдове с другой целью: подкопать курган прошлого. Там должны быть захоронены сокровища ценной информации, которая – как знать! – могла бы дать сыщику подсказку, где искать киллера. А что искать его надо в прошлом, вытекало из факта отсутствия связей между двумя погибшими в настоящем. За исключением версии сговора семей, конечно. Но Алексей, хоть сам и подал эту идею, в нее почти не верил. Осуществить двойное убийство было бы несложно при наличии профессионального киллера. А вот найти его как раз непросто. И еще труднее было до этой схемы додуматься. Разве только среди жен (или взрослых детей) имеются любители детективов, вычитавшие ее в каком-то романе…

– Вы любите детективы? – спросил он Евгению Ивановну, вдову Захаркина.

– Не особо. Предпочитаю мелодрамы.

«Мелодрамы» – это кино или сериалы. Значит, вдова книг не читает. Впрочем, такой ход со сговором жен вполне мог быть в каком-то фильме. Но Евгения Захаркина не любит детективы.

– А какое отношение это имеет к делу? – поинтересовалась она сухо.

– Человек, увлекающийся детективами, обычно обладает достаточно логическим мышлением.

– И что?

– Собрался развернуть перед вами логическую цепочку моих размышлений, в результате которых я решил посмотреть ваши семейные фотоальбомы.

Алексей нарочно выразился столь витиевато: хотел увидеть, схватит ли мысль хозяйка дома.

– Не нужно мне ничего объяснять, – раздраженно произнесла она. – Можете свои размышления с цепочками оставить при себе. Ищете убийцу – вот и ищите. А фотографии у нас все оцифрованы. Хотя и в альбомах старых есть. Вам какие?

Алексей предпочел рассматривать альбомы. Ведь в них находятся оригиналы, тогда как в оцифрованную коллекцию некоторые снимки могли и не попасть.

Хозяйка кликнула горничную, спросила, где хранятся альбомы. Оказалось, на верхнем этаже, в бильярдной. Отлично! Там детективу мешать никто не станет.

Альбомы были старыми. Об этом свидетельствовали не только потертости, но и дизайн каких-то давних советских годов: тяжеленные фолианты, обтянутые синим бархатом. От родителей еще, видимо, Захаркину достались. И точно, в двух первых разместились фотографии старших поколений. Алексей рассмотрел их тоже, хоть и бегло. Простые крестьянские лица бабушек и дедушек резко контрастировали с поколением помоложе – то есть с родителями Захаркина. Увы, в лицах потомков не прибавилось ни интеллекта, ни просветленности – хуже того, и простота исчезла, будто затертая ластиком. В результате получился портрет вполне типичного уголовника – отца Захаркина. Мать его была невыразительной. То есть ее довольно миловидное личико не выражало ничего. Совсем. На собственной свадьбе, в каких-то компаниях, Люба (как гласили подписи к снимкам) смотрела в объектив одинаково равнодушно. Ни проблеска мысли, ни эмоции. Пожалуй, бандиту именно такая супруга и нужна была. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что некоторые эмоции все-таки озаряли ее лицо на снимках с новорожденным сыном, Захаркиным-младшим…

Третий альбом заполнял явно Семен Захаркин сам, еще в юности – по традиции, привитой родителями, надо полагать. Однако заполнял он его не усердно и вскоре это занятие забросил: фотографии иссякли в начале нулевых годов.

Подписи под снимками были скупы. Захаркин отмечал только годы, изредка приписывал что-то вроде «Днюха у Витька». «Витек», надо думать, это Виктор Клешков. Но даже эта скудная информация была ценной – ведь убийцу следует искать в совместном прошлом обеих жертв.

Детектив целый час неспешно перелистывал плотные страницы, всматриваясь в лица, запечатленные на глянцевой фотобумаге, и переснимал их на свой телефон. В итоге у него сформировался список людей, наиболее часто появлявшихся на снимках вместе. Кроме Захаркина и Клешкова в компанию входили еще четверо. Судя по дачным развлечениям, жили они достаточно близко друг от друга. Вместе ходили на рыбалку, в клуб, жарили шашлыки, отмечали какие-то даты…

В этом доме не осталось никого, кто мог бы дать пояснения к снимкам. Вдова молода, прислуга тоже. Взрослые дети уже не жили с родителями, но и они вряд ли были в курсе юных забав своего отца. Если только…

Алексей подошел к стене бильярдной и принялся рассматривать умело сделанный коллаж из семейных фотографий разных лет. Все лица казались такими славными и счастливыми… Даже сам Захаркин выглядел не уголовником, а милым добрым папочкой… Мог ли кто-то из его взрослых детей задумать двойное убийство?

По просьбе детектива вдова раздраженно пояснила, кто есть кто на снимках.

Дочь Захаркиных от первого брака Алексей отмел сразу: она прижимала к себе малыша и лицо ее сияло. Похоже, именно у этого карапуза был день рождения, во время которого дедушку убили… Дочь не могла нанять киллера, нет. Не могла позволить ему стрелять во время детского праздника, счастливой первой годовщины своего ребенка.

Сын же, судя по выражению лица на фото, был хитроват. А такие люди никогда не страдают повышенной эмпатией. Не выйдет быть хитрым, если жалеешь людей. Однако хитрить и убивать – отнюдь не одно и то же. Недаром «воры в законе» руки кровью никогда не марали.

Впрочем, это, опять же, Серегины теперь дела.

Откланявшись, Алексей не теряя времени отправился в дом Виктора Клешкова, где был встречен куда более гостеприимно.

– Маруся, – кокетливо протянула ему ручку вдовушка.

Она даже не пыталась изобразить горе. Весело предложила чаю и беспечно щебетала, расставляя вместе с горничной вазочки с конфетами и печеньем.

Наконец разлили чай по чашкам, сели. Алексей мягко интересовался семейной жизнью Маруси, и та отвечала весьма охотно.

Выяснилось, что, как и госпожа Захаркина, общих детей с мужем Маруся не завела. А у покойного супруга имеются отпрыски от первого брака, двое сыновей, но они («слава-те-господи», скороговоркой пробормотала Маруся) живут за границей. Там выучились и там же остались работать.

…Значит, версия сговора между взрослыми детьми отпадает, заключил Алексей и набрал сообщение Громову.

– Вы, наверное, удивляетесь, что я не в трауре, – говорила Маруся, подвигая гостю вазочку с французским печеньем «макарон», – а я вот нисколько не горюю и делать вид не собираюсь. Посмотрите на меня, я молодая, красивая…

Кис посмотрел. До этих слов он внешностью вдовы не заинтересовался – ничем она его не зацепила. Но девушка призвала поглядеть на ее красоту, и детективу стало любопытно. На этот раз он окинул ее внимательным взглядом.

Нет, первое впечатление его не подвело. Простенькая, почти дурнушка с ярким макияжем, который, однако, несмотря на безвкусицу, создавал какой-никакой дизайн на ее лице, придавая структуру мелким невыразительным чертам. Выразительными были, пожалуй, лишь ее глаза. Вернее, не глаза, а взгляд, в котором ярко светился вызов. Не детективу, нет – всему и всем.

– …красивая, – продолжала она, – а он мне в папки годился! Так туда же, кобель, изменял! Совсем эти мужчины оборзели, чего им надо-то еще?!

Детективу быстро прискучил ее монолог, и он спросил о фотографиях.

Облом. Альбомов в доме не имелось. Или хозяйка о них не знала. Возможно, где-то есть. Но где – вопрос.

Маруся кликнула горничную, и Алексей вместе с ней принялся изучать содержимое шкафов. Учитывая размеры дома, шкафов в нем имелось великое множество, но детектив благоразумно решил, что искать стоит в книжных: не в посудных же. И не на полках с постельным бельем.

Как выяснилось, из книг в этом доме имелись лишь яркие подарочные альбомы с видами, пейзажами, архитектурными памятниками, зверюшками и прочими приятными глазу вещами. Было их немного, всего один шкаф. Однако семейных фотографий среди них не обнаружилось.

Еще с час Алексей с горничной открывали и закрывали створки, копались в различных ящиках. В конце концов терпение и труд, в соответствии с известной поговоркой, победили: искомое обнаружилось в подвале. Нет, не альбомы – просто два больших бумажных пакета среди пыльных коробок с мини-кассетами от видеокамер, которыми снимали в 90-е. Алексей прихватил все: и снимки, и кассеты.

Однако, изучив их, ничего подозрительного не обнаружил. Иной раз парни выглядели откровенно пьяными, иной раз, похоже, обкурившимися. Часто в обнимку с девушками. Но никакого криминала объективы не запечатлели, даже драки. Что нормально, в общем-то. Темные делишки не стоит фиксировать на пленку для истории, не ровен час, попадет в руки полиции. С другой стороны, «раз пошли на дело», то не до камер и фоток: нужна предельная концентрация внимания. Тогда еще не наступила эпоха соцсетей, когда запечатлевается каждый «пук», образно говоря. Так что не стоило даже надеяться найти в этих записях криминал.

Но кое-что полезное Алексей из них все же выудил. Четверых парней – включая двух ныне покойных – он определил как костяк банды. Без них не обходилась ни одна вечеринка, ни одна посиделка, ни одно развлечение. И было вполне заметно, что остальные парни перед ними заискивали.

Список выглядел следующим образом:

– двое убитых, Семен Захаркин (прозвище Харя) и Виктор Клешков (прозвище, конечно же, Клешня),

– и двое, чьи фамилии он так и не узнал, поскольку и в подписях к фото, и на видео парни называли друг друга либо по имени, либо по прозвищу. Это были два Андрея, один по кличке Колесо, другой – Чача.

Детектив подъехал к Громову, передал ему отобранные фото и выписки с именами и кличками.

– Вот этих надо найти. Максимум информации.

– Быстро ты сработал. Появилась идея?