Гудки, крики, собачий лай оглушали, но перебранку здоровенного лоснящегося ротвейлера и кого-то, судя по басовитому рыку, весьма нехилого, перекрывал качественный отборный мат. Глянуть в ту сторону было некогда, Егор уже минут пять как не сводил глаз с плотного плечистого мужика с «площадкой» на обгоревшей под июльским солнцем макушке. А тот, оравший так, что перекрывал рев тепловозов на переезде, вдруг повел себя странно: заткнулся на полуслове и полез в свой «ровер», на заднем сиденье которого бесновался черный с рыжим подпалом пес. Он словно того и ждал, развернулся моментально и едва не снес хозяина своей тушей, вывалился на асфальт и ринулся к «тойоте».

– Нихрена себе, – сидевший на заднем сиденье Роман даже отшатнулся от открытого окна, но пес тяжело дыша, пробежал мимо и скрылся из виду, а слева Егор заметил краем глаза мелькнувшую у колес перекрывшего дорогу «опеля» бурую быструю тень. Игорь заинтересованно приподнялся в водительском кресле, вытянул шею и лег животом на руль. Короткий резкий сигнал прозвучал точно гонг, перед капотом взвились в пыли и пропали две схватившиеся не на жизнь, а на смерть откормленные, озверевшие от жары, шума и духоты псины. Озверели не только они, хозяева метались между машин каждый со своей стороны, орали друга на друга, на собак, на водителей и пассажиров соседних машин, но даже не пытались разнять драку. Лай моментально заглох, перешел в глухой рык, но скоро стих и он – собаки схватились всерьез, грызлись самозабвенно и полной самоотдачей, не обращая внимания ни на рев сигналов, ни на грохот поездов на трижды проклятом переезде, что был закрыт уже минут сорок, ни на вопли хозяев. Те и сами были готовы ринуться в драку наравне с собаками, победоносно и зло посматривали друг на друга, попутно посылая оппонента во всех известных направлениях. Тот, с «площадкой», даже рожу вытирать не успевал, пот лил по ней, как масло по блину, что только сняли со сковородки, да и сам уже немногим отличался от блина в своей расстегнутой светлой рубашке, брюшком над ремнем грязноватых джинсов и расставленными руками, точно дядя пытался обнять весь мир, непонятно, правда, с горя или радости.

С великой дури, скорее всего, ибо какой нормальный человек спустит пса на первого встречного, пусть даже этот первый встречный, на «опеле» с московскими номерами с четверть часа назад нахально подрезал и «ровер», и «тойоту», и маршрутку, влез серым рылом между машин, норовя проскочить проклятое место. Его безропотно пропускали, свято соблюдая правило УДД – уступи дураку дорогу, но «опель» завис наравне со всеми, переезд снова закрыли, и теперь дядя в камуфляже расцветки «цифра» получал сполна. Сначала все ограничилось перечнем эпитетов и направлений в исполнении обиженного хозяина «ровера», потом в ход пошли жесты, потом оппоненты вышли из машин и к радости томящихся в пробке дачников-москвичей и индифферентно настроенных местных жителей, устроили дебаты на открытом воздухе.

По рельсам туда-сюда сновали шустрые электрички и неторопливые товарняки, чертов переезд и не думал открываться, полемика достигла своей высшей точки, словарный запас оппонентов иссяк, они заметно выдохлись, а дискуссия вышла на новый уровень. Бессловесные породистые твари дрались так, что над капотом «тойоты» летали клочки шерсти и песок, Игорь еще подался вперед, едва не врезался носом в лобовое стекло и нажал сигнал. Держал его секунд десять, почин подхватили другие водители, а также машинист очередного тепловоза, что как раз неспешно катил по рельсам мимо пробки. И победил: в механическом реве пропали все звуки, Игорь отпустил сигнал и плюхнулся на сиденье. Егор опустил стекло, высунулся из окна и тут же спрятался обратно, зажмурился от летевшего в глаза песка. Роман буркнул что-то за спиной и неаккуратно зазвенел пакетом. Игорь озабоченно глянул в зеркало заднего вида, обернулся, но Роман уже просто шуршал чем-то, звук опасения не вызывал, и Игорь вернулся в исходное.

– Вот уроды, – Егор тер глаза, жмурился, пытаясь изгнать угодившие под веки песчинки, – не всех дураков война убила. Устроили тут… букет Абхазии, чтоб их…

Прижал ладони к лицу, помотал головой и открыл глаза, глянул мельком на часы. Получалось, что в пробке они стоят уже полчаса, и конца-края ей не видно, а ехать им еще минут сорок, даже если случится чудо, и полосатые шлагбаумы поднимутся к безоблачному июльскому небу. Но впереди по рельсам катил очередной товарняк, пузатые цистерны тянулись за ним как бегемоты на веревочке, по встречному пути шла электричка, в салон «тойоты» затянуло выхлопы, стало жарко и тоскливо.

– Это еще не букет, это даже не цветочки, – раздраженно бормотал позади Роман. Психует, понятное дело, как и все они, но вида старается не подавать. Считай, две недели собирались, столько планов у них было на этот день, нерядовой, прямо скажем, даже особый день в жизни любого мужика, решившегося на добровольный поход в Загс. Событие это надлежало отметить особым же образом, к нему готовились, да и сейчас готовится оставшаяся в городе невеста Игоря, многочисленная родня молодоженов, с зубовным скрежетом отпустившая жениха в сопровождении друзей на законный мальчишник. Неизвестно, какие страшные клятвы взяла с будущего мужа пышная серьезная Лариса, но Игорь заранее участников мероприятия предупредил – все будет пристойно и скромно: вульгарная баня с шашлыком и двухдневной пьянкой, с пятницы по субботу включительно. За воскресенье предполагалось восстановить здоровье и к вечеру вернуться в город, чтобы снова собраться в среду, на собственно церемонию бракосочетания. По такому случаю Егор приобрел новый костюм и отпросился с дежурства, выторговав себе одну смену в счет грядущего отпуска, а еще одну пообещал отработать сговорчивому сменщику.

Роману было легче: он уже с полгода как работал на себя в небольшом автосервисе, и внеплановый выходной устроил себе без особых затруднений. Посему на точку сбора не опоздал, поставил свою машину Игорю в гараж, откуда все отбыли на дачу молодожена. Хорошую дачу, переделанную из деревенского дома, с печкой, погребом, колодцем во дворе, заросшими картофельными бороздами и речкой за забором. О ней-то и думал Егор почти все время, пока стояли в пробке, а не о водке и прочих крепких напитках, не о шашлыке, который мастерски готовит Роман. Бане, правда, в этих мечтах место нашлось, но незначительное, больше манила прохладная проточная вода, осока и камыш по берегам, туман и стрекозы в нем, и желтые кубышки, что уже вовсю цвели над водной гладью. И уже виделось, что все будет как обычно – Роман с Игорем, приняв каждый свою дозу алкоголя, будут с удочками медитировать над поплавками, а он часок-другой поплавает в тихой воде, распугивая рыбу и тех самых стрекоз, что прячутся на ночь в зарослях прибрежной травы. А тут нате вам, этакая оказия приключилась: сначала чертов переезд, наглухо закрыли, а теперь еще эти два придурка собаками меряются, и до речки отсюда как до Луны на велосипеде.

Роман снова чем-то звенел, но уже бережно, Игорь дернул головой и принялся теребить здоровенную, с палец толщиной цепочку на шее, крутил ее так и этак, потемневшее серебро негромко позвякивало. Водилась за приятелем эта привычка еще со школы – и сами цепочки, и манера хвататься за них в минуты наивысшего волнения, чем себя и выдавал обычно. Игорь глянул назад для порядка, повернулся, да так и замер, едва не придушив себя цепью «якорного» плетения.

– Икебана, – выдал он, глядя Егору за спину, – как есть икебана. Или гербарий, как вам больше нравится. Это у него припадок или жара действует? Твою ж дивизию… Если припадок, то бригаду надо вызывать

Вдаваться в подробности анамнеза, а тем более запрашивать историю болезни времени не было, Егор, пока боролся с песком, проворонил нечто важное, и теперь пытался понять, что именно. Плечистого дяди поблизости не наблюдалось, куда и когда он сгинул, Егор не уследил, зато камбэк наблюдался во всем блеске. Здоровенный, мокрый от пота с рожей и выражением на ней точь-в-точь как у свиной головы на прилавке мясника, дядя выпорхнул из «ровера», развернулся легко, как балерина в фуэте и вытянул обе руки. «Икебана» – мелькнуло в голове, – «полная и окончательная» – Егор едва преодолел желание поднять руки, показывая, что в них пусто. Но ограничился тем, что просто смотрел на сосредоточенного дядю и пистолет в его руках. «Нарезной или резиноплюй?» – вертелось в голове, Егор прищурился, но рассмотрел лишь вороненый ствол, мелькнувший на миг черный зрачок дула и все. Что там в лапах у слетевшего с катушек гражданина – один черт ведает, Игорь снова прав, тут спецбригада нужна, санитары, средства фиксации и пара-тройка ампул успокоительных и расслабляющих, что вводятся как внутримышечно, так и непосредственно в вену. Но спецбригаду еще вызвать надо, и под пули они не полезут, им тоже жить охота, значит, звонить надо ментам, а те через пробку если только на помеле подлетят, и пока летят, дядя много чело натворить успеет…

– Вот теперь букет, – вполголоса сказал Роман, – наслаждайтесь. Что у него там?

– Не вижу, – Егор не сводил глаз с пистолета, – вроде, травмат, но толком не пойму.

Роман пробормотал что-то вроде «неплохо, неплохо», сунулся вперед между передних кресел и принялся шарить под водительским сиденьем. Егор следил за вооруженным психом, и в окнах соседних машин он видел и обалдевших водителей, только что жавших на клаксоны, но разом прекративших эту игру, и перепуганных, готовых сорваться в плач или истерику женщин, видел краем глаза пацана лет семи, что с веселым ужасом в глазах выглядывал из окна «шкоды». А папаша- водитель про сына напрочь забыл, таращится из-под очков на расхристанного дядю, а тот, слава те, господи, не по сторонам глазеет, а все больше под ноги себе, вниз, на колеса машин, на асфальт, где сплелись в экстазе два кобеля.

Дела ротвейлера были плохи, мощная псина весом под восемьдесят задыхалась на земле, хрипела, дергалась всей тушей, пытаясь сбросить с себя противника. Питбуль весом проигрывал, ростом тоже, но не хваткой и не силой челюстей, и оказался если не сильнее, то хитрее соперника, а, может, был более искушенным в драках. Что у них там произошло в самом начале, Егор не видел, но сейчас питбуль методично, со знанием дела душил ротвейлера, душил не в объятиях, понятно, сжимал клыки все сильнее, сдавливал тому горло и не торопился – то ли шкура оказалась слишком толстой, то ли удовольствие растягивал. Хозяин бойцовской твари, поджарый, как и его пес, мужик в «цифре», прыгал рядом, свистел, орал во всю глотку и хватал своего монстра за ошейник, но и только – псов было не оторвать друг от друга, разнимать их сейчас все равно, что растаскивать две столкнувшиеся электрички.

У хозяина ротвейлера на это счет было другое мнение, он длинным, истинно балетным прыжком оказался рядом со своей поверженной скотиной, встал в красивую позу и поднял пистолет. «Травмат, точно» – сейчас Егор отлично видел, что у дяденьки в руках «резиноплюй», но радости открытие не добавило. Эта пукалка не только руки-ноги, но и головы дырявит вполне себе неплохо, не с первого раза, конечно, но самым упорным со второго выстрела удавалось черепушку прострелить. Кто своими руками, кому помогли, статистика врать не будет. Или будет, дрянь такая? Потом надо будет уточнить, сейчас точные науки могут проваливать куда подальше.

– Пойду-ка я, – глядя в лобовое стекло, проговорил Роман, – пойду, пройдусь, засиделся.

Похлопал по ладони извлеченной из-под водительского кресла монтировкой и открыл дверь. Высунулся на полголовы, глянул вперед, вверх, обернулся и Егор перехватил в зеркале заднего вида взгляд серых под черной жесткой челкой глаз, их легкое движение вправо. Понятно, чего тут не понять – мухи отдельно, котлеты отдельно, вернее, боров, пока еще живой и невредимый, что дрожащими руками водит травматом туда-сюда и его полузадушенный пес.

– Пошли, – Игорь оставил цепочку в покое и потянулся к дверце, но Роман придержал его за плечо:

– Сиди, жених. Нам тебя еще Лариске сдавать. Не дай бог что, она же мне все лицо расцарапает. И Егору тоже. Свидетелем будешь, так что смотри в оба. Выходим.

Последние слова Егор едва расслышал, он уже выпрыгнул из «тойоты», вдохнул раскаленный, обжигавший легкие июльский воздух, быстро огляделся. Пробка точно вымерла, вокруг тихо и ни души, машины, как пустые консервные банки, будто высыпал их кто из коробки, да так и бросил на дороге. Впрочем, нет, не все вымерли, признаки жизни в ближайших наблюдаются: тетенька с обвисшими щеками как разинула глаза и рот минут пять назад, да так и позабыла их закрыть, только сползла с сиденья считай что на пол, выглядывает опасливо, зачем-то цепляется короткими пальцами за спинку водительского сиденья. И мальчишка тот, хорошо, хоть от окна убрался, но падать на пол не торопится, отполз к другой двери и смотрит оттуда, но вид у него такой, что того гляди разревется.

Егор покосился влево – там Роман, невежливо втолкнул сунувшегося следом Игоря обратно в машину, демонстративно грохнул дверцей и, держа монтировку на виду, двинул к хозяину питбуля. Но далеко не ушел, встал, едва не споткнувшись о рычаще-хрипящий клубок на дороге, глянул на Егора. Все, фигуры на позициях, ждут отмашки, а чего ее ждать, когда дядя уже не тычет бестолково пистолетом, а выбрал цель, сосредоточился, нашел предохранитель и перевел его в боевое положение. И сейчас пристрелит питбуля, выжимавшего из ротвейлера остатки сил.

– Эй, дядя! – крикнул Егор, и пошел навстречу стрелку. Отметил краем глаза, что Роман переместился, исчез из виду, спокойно повернулся к драке спиной и понял, что не знает, как быть дальше. Дядя смотрит на невесть откуда взявшегося третьего насквозь изумленным взглядом и явно ждет продолжения. И если не дождется, или продолжение дяде не понравится, то пуля, предназначенная питбулю, полетит в человека.

– Закурить не найдется? – выкрикнул Егор первую же глупость, что пришла в голову, но дядя вряд ли его расслышал. Подлетевший товарняк оглушил и ревом гудка, и грохотом порожних вагонов и платформ, мотавшихся по рельсам, дядя вздрогнул, как институтка, впервые попавшая на колхозный рынок, и обернулся. Всего на мгновение, но этого хватило, Егор одним прыжком оказался рядом, врезал ногой по руке, державшей пистолет, сбил на сторону, перехватил рывком, одновременно успев от души, с разворота заехать дяде локтем в нос. Дядя, как ни странно, на кровищу из носа почти и не отреагировал, шмыгнул совершенно по-детски, помотал башкой и принялся вырываться. Егор чуть ушел вбок, держа травмат дулом вниз, и видел, что не успевает, не хватает ему немного – мужик вырвал левую руку и врезал Егору кулаком в висок, попал, но по касательной, скулу обожгло, Егор чуть развернулся и добавил дяде локтем в переносицу. Вот теперь подействовало, оппонент запрокинул голову, мотнулся, как шкаф, его повело вперед и вниз, и в полете дядя успел дважды нажать на спуск.

В грохоте колес выстрелы показались безобидными щелчками, да их мало кто и расслышал, как Егор надеялся от всей души – зрителям и без того было на что посмотреть. Он выкрутил мужику запястье нечестным, болевым и чертовски обидным приемом, и швырнул дядю в пыль, лбом в простреленные покрышки «ровера». Потом не поленился, подобрал выпавший травмат и закинул в придорожную канаву. Услышал глухой всплеск воды, вытер ладони о штаны и побежал обратно, но Роман уже управился сам.

Мало того, что зрителей мастерски и в нужный момент отвлек, так еще и черно-подпалой жирной скотине зачем-то жизнь спас. Герой и красавец со всех сторон получается, как ни крути, ну прямо Геракл, раздирающий челюсти льву, или кому он там пасть порвал: выбрал момент, подсунул монтировку под ошейник питбуля и ловко сделал закрутку, душил поганца до тех пор, пока тот клыки не разжал. Оттащил полудохлого, с пеной у пасти засранца подальше от ристалища и швырнул в объятия хозяина. Товарищ в «цифре» псину свою считай что на лету поймал, и от радости рухнул на задницу, звучно приложившись затылком о дверцу «шкоды», из окон которой немедленно высунулись отец и сын, похожие друг на друга как близнецы, только один постарше и в очках, а у мальчишки глаза от страха и восторга стали размером с блюдце.

Он подобрался ближе к окну, осмелел, выглянул наружу, но смотрел не на Романа, что торопливо возвращался к «тойоте», а в другую сторону, куда улетел травмат. Поглядывал то на канаву, то на Егора, и задумчиво так поглядывал, вопросительно, и Егор решил, что пора сматываться. Тем более, что от машины махал Игорь, даже не махал, стоял, как Ильич, с вытянутой рукой, указывая путь если не к светлому будущему, но уж точно туда, где не жарко. Егор побежал к машине, оглянулся – так и есть, переезд открыли, шлагбаумы, как в сказке, дружно взмыли вверх, и навстречу уже ползли машины первых счастливчиков, миновавших гиблое место.

– Быстро, быстро! – Роман втолкнул Игоря в машину, сам плюхнулся на заднее сиденье, кинул на пол монтировку. Егор сел рядом с водителем, «тойота» прыгнула с места, Игорь вырулил на обочину поехал краем той самой канавы, упокоившей в своей грязи и тине травмат дурака, что ползал по дороге, обнимая окровавленную башку ротвейлера. Пес приходил в себя, то скулил, то рычал, то порывался встать и совершенно по-щенячьи тыкался носом разбитую рожу хозяина. «Опеля» поблизости не было видно, как и «шкоды», как и маршрутки, моментально слинявших с места происшествия. «Ровер» остался на дороге, Егор посмотрел на него, повернулся, и принялся изучать свое лицо в боковом зеркале. В общих чертах нормально, если не считать багровой царапины, что тянется от скулы к нижней челюсти. Но именно что царапины, от крепкого обиженного дяди прилететь могло неслабо, хорошо, что увернулся в последний момент.

– Ну и рожа у тебя Чалов, – проворчал Игорь, вылетая в левый ряд и обгоняя неторопливую фуру, – хорош свидетель. До среды заживет, надеюсь? Ты ж мне всех гостей и Ларису напугаешь.

– Тональником замажет, – успокоил с заднего сиденья Роман, – и рожа как новенькая будет. Или хочешь – я свидетелем пойду, а его за руль посадим, повезет он тебя с Лариской в свадебное путешествие.