1 февраля, суббота

Кромкин

В холле у кабинета майор милиции, глава оперативников. Вид такой: у него дельное, и дело раскрыто!

– По тому парню, у которого изрублена шея: «Эразм Семёнович Хамкин не конфликтовал. Единственная в коллективе, с кем он находился в натянутых отношениях, преподаватель Светлана Петровна Журавкова. Они одно время друзья, но наступает непонятное охлаждение. Кафтанов И. А., Директор ПТУ № 17».…аборт. А не он ли виновник?

В общей тетради, личном дневнике Эразма: «Журавкова с виду матрёшка. “Ты – копия Христос”. Надеюсь, распятья не будет…Борода мне пойдёт, но преподавателю запрещена… Как бы не забеременела: пр-вы лопаются, будто мыльные пузыри. Наконец, Дина… Говорит, – любит. Идя на брак с этим идиотом (ради родителей), могла удрать на Нагорную. И у меня, видимо, лопнет терпение, как эти пр-вы: вызову Гилевича на дуэль». «С.П. не только беременна, но и в больнице. Вроде бы, детей у неё теперь никогда не будет».

– А её родной брат уголовник! Но главное! «…29 января днём около пяти Журавков мне говорит: мы с ребятами “кое-куда сгоняем”. От друга, патрульного ГАИ я слыхал: у дома убитых весь вечер какая-то “Волга”. Кроме него, некому. На моего ребятёнка одиннадцати лет напустился: «Не подглядывай в дверь, поганец!» Л.М. Дудкин».

– И где этот не святой Валентин?

– Ты имя его знаешь?!

– Нет, оперу «Фауст»…

– Он Валентин Петрович! У меня в горотделе в камере.

– А сестра?

– Для неё отправлена в ПТУ ПМГ… А вот о том, как он в компании именно двадцать девятого катался на авто! «…Журавков В.П. на автомобиле “Волга” серого цвета двадцать девятого января выехал из двора где-то в пятнадцать тридцать. Я говорю: вы куда, ребята? “Для прогулки по городу!” Г.В. Утрясков». К чему приводят некоторые «прогулки»!

– На какой предмет им машина?

– Да, хоть на какой!

В милиции нервная дама. Матрёшку, как определил любовник её вид, напоминает отдалённо.

С женщиной интонация мягкая, будто он ей брат, хотя у неё и родной имеется.

– Вы неплохо знали Хамкина Эразма Соломоновича?

– Семёныча…

– Ну, да. А в документах…

– Так что, Соломоновичем?

– Как вам удобно.

– Мне Семёновичем удобней. Я знала Хамкина Эразма… Семёновича (или Соломоновича) не более других коллег. Но меня одну – в милицию!

Видимо, найти убийцу любовника не в её планах. У Кромкина, как и у Эразма, «непонятное охлаждение».

– Кто с вами в одной квартире?..

– Брат.

– Имя, отчество, фамилия.

– Журавков Валентин Петрович.

– Кем работает?

– Водителем.

– А легковой автомобиль у него какой марки?

– Никакой! Не трогайте моего брата! – недаром орёт на бойких подростков ПТУ.

И хоть Валентин в колонии два года за пьяную драку, мог выйти готовым убийцей.

– Я обращусь в Генеральную прокуратуру! Я найду на вас управу! – выкрикивает натренированно.

– Давайте Валентина…

В кабинет вводят обитателя камеры.

– Так он арестован?! Ответите! Ох, ответите вы у меня!

Кромкин открывает тетрадь. На титуле: «Э. Хамкин. Дневник»

– Тут об отношениях…

– Какие… отношения? – любопытный брат.

– Светлана Петровна побывала в больнице… А вы, Валентин Петрович, ездили… У дома Хамкиных автомобиль на момент гибели этих людей.

– Только не это! – выкрик преподавательницы.

– Я не виноват! А что он тебе сделал?!

– Ничего!

– Ребёнка! – орёт майор Шуйков.

И крик брата:

– Так ты путалась с ним! Тебя родители выучили, а ты с какими-то эразмами!? Отец в операционной вкалывает…

– Какого хрена ты с друганами к дому убитых!? Убивать! Мать!.. – громко майор.

Кромкин тихо:

– …отец – хирург?

И ответ тихий:

– Фельдшер, но у нас в деревне некому делать мелкие операции, кроме него.

Сестра рыдает:

– Подлец…

– Кто?

– Он… Хоть и грех так о покойном.

– Валентин Петрович, о катании на «Волге»…

– У водителя свадьба! Ему на работе иногда дают автомобиль.

– Где были в двадцать один час? – Брат при сестре не намерен говорить.

Её выпроваживают.

И в итоге у него – крепкое алиби. Выйдя из кафе, где идёт гулянка, он, предельно пьяный, отправлен в медвытрезвитель.

– А чего вышел-то?

– Курить…

– Одетым?

– Холодно!

Звонок, – и парень на воле.

Нытьё майора Шуйкова:

– Надо угонщиков. Первый таксопарк: никто не был на Нагорной… Второй – никто…

– А третий и так далее?

– Ну, ты непробиваемый!

Вернулись в кабинет Кромкина. Дел по делу хватает.

Аскольд Витальевич. Могилы его пока нет (опять эрудиция Кромкина: опера «Аскольдова могила»).

– Рад! Минуло два года, как мы с товарищем Кромкиным по делу братьев Чумовых… – Для майора милиции. Оглядывает картонку. На одной стороне имя препарата: «Магнезия». На другой: «Так будет со всеми жыдами»: – Грамотей…

Объяснительные вероятных авторов аккуратно укладывает в портфель и уходит.

– На Хамкина есть что?

– На работе его боготворили. Рубщик говорит: «Король мяса!»

– Кому-то не отрубил.

– Ну, ты даёшь! Из-за этого никто не будет убивать!

– А его телефонная книжка?

– Работаем. Уйма номеров. Директора предприятий, где еда и промтовары. Такой царь блата, какой и король мяса! – Улыбка, во рту – металл, другие бурые от курева.

Кромкин не курит.

– Какой-то инцидент в кафе: буфетчица пиво не доливала.

– И чё? И за недолив, как за мясо, никто не пырнёт! Ты меня удивляешь; вроде, умный ты мужик, Кромкин…

Манера у Шуйкова едкая. Но не для Кромкина.

– Недолив…

– Ну, ладно!

– Есть новое по квартире доктора наук?

У майора в протоколе не пятьсот рублей, а пять тысяч; деликатен с тем, у кого они украдены.

– ВИЗовскую шпану гоняем, никакого улова! Это залётные!

Да, холодно: младшие школьники в домах, люди бегут мимо, не глядя друг на друга. И, тем не менее… Никто не узрел у «немецкого» дома автомобиль во время кражи. Вор в идеально вымытых «Прощай, молодость». Либо наподобие фараона на руках подельников, либо он где-то неподалёку, – и тихо, белым настом…

– Не обрадовать тебе друга.

– Никакой он мне не друг! Я с ним как с интеллигентом: баба убита, деньги кто-то, а он врёт! Глянь, это говорит его, далеко не криминальный водитель: «Вы возите Натана Ароновича каждый день?» «Да» «И в эту среду?» «Сработы домой» «А вечером?» «Никуда…» «А в другие дни?» «Бывало и в морги… Уйдёт, а дома не предупредит».

«Больше негде» быть верной Ане, кроме как у «её родной сестры»!

«Двадцать девятого января в двадцать один час с минутами…» — А не в девятнадцать, как говорят папа с «ребёнком»! – …пришли Пинхасики… Не могут найти Ф.И.Пинхасик. У нас её не было. Коваленко Т. И.»

К этому моменту её не было вообще. Труп рядом с люком в погреб. Юбка до талии поднята. Милые руки (кольца, бордовый лак маникюра) некрепко опутаны крепкой верёвкой.

«Двадцать девятого января на именины дочери Тани ожидаем Инну Пинхасик к семи. Но только где-то в десятом часу она с папой… Никаких поздравлений. Напуганные, ищут маму Инны. Говорю: надо в милицию! Они буквально убегают. Коваленко К. А.»

– Врёт и девице велит! Доктор наук!

– Ты какой-то злопамятный…

– А ты ему повестку отдал, когда пульс проверил? И где он?

В коридоре нет двухметрового гражданина.

– Хабибулин Файзулла Ильясович?

– Я!

Двадцать девятого января он – с работы домой. Едят, выпивают с братом Фаридом. В двадцать два двадцать выходят из дому.

– В общага телефон! У меня нету. Горит! Моя дом через дорога! – махание руками для усиления речи.

Хабибулина Зульфия торопливо о ремонте крыши у Хамкиных, которые не доплатили:

– Лето, окно открыт, на улице орут: «Мало денег!»

Эти братья могли убить. Но, не рассчитав с огнём (как бы не перекинулся на их дом), рванули вызывать борцов с ним, не только с уликами (эта борьба была запланирована лиходеями). У Фарида билет на поезд… Иногда фигурант уголовного дела отъедет на пару километров и думает – не найти.

Братья… Как только в деле братья, – надо рыть! Тема для диссертации Кромкина, не имеющего братьев (и сестёр).

Шуйков дополняет:

– Я на этих татар запрос в деревню, откуда они родом… Вот ответ. Отец и мать умерли. Файзулла продаёт дом, вкладывает деньги в другой. На улице Нагорной.

– Не те… братья.

– …а тебе каких-то братьев?!

– …братовьёв, брательников или братков…

– У Хабибулиных нет братков.

Телеграмма: «…Связей с криминальным миром не выявлено». Официальный ответ на официальный вопрос.

А вот в дневнике Эразма Хамкина: «Летом ремонт крыши. Мама уплатила маловато: на улице крик работяг о “жадности жидов”» В январе вдруг говорит: “У дома кто-то болтается! Наверное, готовят месть”. Папа хохочет: «Тебе дорого обойдётся эта пятёрка!»

Детсад отрабатываешь?

– Ну, да. Сторожиха в коридоре…

Не тётка.

– Учитесь?

– Да.

– Удобная работа для освоения наук?

– На мне чистка картошки до утра! Иногда помогают.

– Кто он?

– «Он»?

Кромкин кивает.

– Фамилия Маслов. В то утро уехал на неделю: у него мама болеет.

– Куда, координаты…

Девушке разрешено уйти.

Майор:

– Не помочь ли ей?

– Надо иметь навыки на кухне.

– Я в армии…

Кромкин и в армии не картошку чистил, служа в Венгрии в Военной прокуратуре Западной группы войск.

– «К маме»! Зевают твои опера.

– Вот я тому, кто «зевнул»!

– Что делать, – «приветствует» Николай Гаврилович, как мог бы Чернышевский, его тёзка.

В кабинете два дополнительных лица (одно знакомое, другое нет). Полное – главный гаишник. Худое на партконференциях, но впервые тут.

– Семён Григорьевич…

– Орудий не найдено. Подозреваемых нет. – Коротко, – в кабинете и те, кому плевать на утечку информации.

В объяснительной какого-то Дудкина: «От моего друга, патрульного ГАИ…..у дома убитых… “Волга”».

Сухненко выглядывает из-за фундаментальной фигуры Вольгина (его верный ординарец):

– Автомобиль найден?

– Нет.

Тонкая улыбка, мол, на другое и не надеялся. И яркий пример:

– Я тут покумекал маленько… Давнее ограбление… Выходят две тётеньки в платках… Темновато. И глядевшие на них не угадывают в этих пассажирках двух матёрых пассажиров. А внутри авто могли быть и другие! Николай Гаврилович, наверное, это компетенция Дмитрия Сидоровича…

Удивительное отчество (его фамилия Казанцев). Не удивительно прозвище – Сидорова Коза.

– Что делать!

– Был угон накануне! Автомобиль «Волга» и такого именно цвета… – Доклад трубкой, будто жезл работника ГАИ. – Даны ориентировки в районы…

Трепещите следователи: как только он (не следователь) найдёт угонщиков, и убийцы будут найдены. Но некоторые в кабинете этому не верят. Глядят так, будто надо уплатить за нарушение правил дорожного движения, которых в данный момент не нарушили.

Но Сухненко опять:

– Вряд ли кто в таком деле берёт такси.

– Что делать! Благодарю, Сидор Дмитриевич.

Когда Николай Гаврилович «путает» фамилии, имена, мало с ним знакомые коллеги уверены: подводит память.

– …Э-э товарищ… – Вновь готов «перепутать».

– Игорь Юрьевич Безруких, – торопится Сухненко.

– В Горком партии обратился Пенхаузов…

– Пинхасик, – неприятно удивлён горкомовец.

– Его допрашивают, он Герой труда! – дополняет партлидер прокуратуры.

– Он утаивает информацию, – Кромкин, кроме этого, и не думает что-то тут ещё говорить.

– Николай Гаврилович, я дополню? – Майор милиции (злопамятный). – Он время фальсифицирует.

Кивок гостям, но, уловив, что так он отвернулся от главного прокурора, виляет.

– Что делать, Юрий Игоревич, – шеф «путает»-таки имя с отчеством. – Кромкин, вы дополните?

– Нет.

Майор, будто принял водяры без закуски:

– Из автомобиля вышел объект копия Пинхасик, который имеет мотив ревновать жену. Он иногда её ищет в моргах.

Горкомовец пугливо:

– Вы думаете, он? – не майору, а Кромкину.

– Утаивает факты.

– Я с ним поговорю, – гость улепётывает из гостей.

– От Усольцева нет нового. Что делать!

– Трата денег на командировку, – отыгрался Сухненко.

В кабинете Кромкина майор открывает блокнот:

– На улице Нагорной медицинское общежитие номер два. Там медики, выпивая на троих, расчленили третьего! Громкое дело. Вроде, ты вёл. И отрыл труп?

– …фрагменты.

– Вахтёру с фамилией Дуракова напоминают мои ребята… «Не в мою смену!»

– Допрашивал её… По тому делу.

– Какая-то дура Дуракова!

– Она… умная.

– Чё знает уборщица!

– Она не уборщица. Охранник в сберкассе во время налёта.

– Ичё?

– Налёт предотвратила.

– Её каракули:

«…входят двое, говорят с акцентом. Один из них пьяный. Я им разрешаю набрать с телефона на моём столе, так как горит дом тридцать три…»

– А дед в «белом воротнике»? «Иду мимо, а там картонка… Угрожают людям еврейской национальности. Снимаю с калитки и отдаю работнику МВД…» И всё?

– Он выгуливал собаку. И говорит, мол, и у Хамкиных…

– Шарик?

– Ты имя угадал?

Думает: Кромкин экстрасенс. Но он и сам иногда так думает…

Дневник прямо ценный. Хотя опыт с преподавательницей и её братом опровергает его ценность. «У меня нормально. Но домашние идиотизмы… Умер пёс. У папы оригинальная идея: «коллектив рынка» пригласить на «похороны». Могила в огороде; и “на камне написал”: “Здесь прах Шарика”. Дата кончины… Даты рождения нет. Дворняга крутилась у дома. Папа добыл будку, цепь. Для охраны. Ему, длинному и гладкому, не идёт данное папой имя. Мнение мамы: “Отравлен”».

– Надо кровельщиков… Хабибулина права: реальны и ремонт, и ор про жидов. И… найти, где собака зарыта. Отрыть.

Вот кто знал бандитов «в лицо»! Но мог и умереть до тех, кто тоже крутился у дома.

– Кровельщиков выкопать трудней, чем Шарика, – делает вывод майор. – Друг сторожихи Маслов Юрий, никакого криминала. В деревне Верейка отец, два брата. И мать. Она болеет. Будут делать операцию. Идейный парень, и нам не подмога, мы ведь не картошку чистим… Не у тебя одного нюх. И у меня, вон голова гладкая! Твоя в кудрях.

– Некогда к парикмахеру…

– Тебе бы отдохнуть! Николай Гаврилович: «Что делать, такое дело только Кромкину»! Сухненко с Вольгиным дежурили, им и дело в руки! Будет громким: записка, пять трупов. Но они не допущены, а ты опять на коне…

На недавно отработанном деле (маньяк Паук) оперативную часть вёл не майор Шуйков, а майор Бросковатый. Тот не говорлив.

Кромкин едет домой…

Дома телефон. Святоний: «Буду тут ещё день. Дед отказался говорить в субботу. Якобы, на грани инфаркта, не дай бог, умрёт».

Вновь дуновение с Верхотурских болот. Этот шедевр о «жыдах»… Другого мотива не найдут и виновных не найдут. И тогда любого уголовника будут гонять. Сухненко и Вольгин выбьют признание о том, что умертвил пятерых в обмен на пять купюр. И «мечта прекрасная» сбудется. А Кромкин купит билет в дальнюю глубинку, где то двадцать пять, то тридцать два… Хорошо бы «не говорящий в субботу» адепт не только не умер от инфаркта, но и не врал бы так, как врёт атеист Натан Аронович.