Глава 2

Леночка Савельева была счастлива. Неожиданно для себя, она попала в списки гастрольной поездки во Францию. Побывать в этой волшебной стране всегда было её мечтой, и теперь эта мечта превращается в реальность.

После окончания балетного училища с её курса в Большой театр взяли всего четверых выпускников. Савельева попала в это число. Может, потому, что она была москвичкой и перед администрацией не вставал вопрос о её прописке, а может, действительно именно её талант привлёк внимание главного балетмейстера, но, так или иначе, девушка была зачислена в труппу кордебалета. Подругу Леночки по училищу Иру Пушкареву распределили в Театр оперы и балета имени Станиславского и Немировича-Данченко. Обе девушки радовались, что остались в Москве, и хоть работать им приходилось в разных театрах, но они могли довольно часто видеться. Ведь театры располагались буквально в пяти минутах ходьбы друг от друга!

Шёл к концу уже второй сезон работы в Большом, но Леночка пока выдвинулась только в корифейки. Так называют тех, кто стоит в начале кордебалетного ряда, чтобы помочь остальным держать строй и синхронность в движениях. А между тем подруга уже выходила на сцену в партиях на четверых, троих, а в одном из балетов даже на двух танцовщиц, а это означало, что она прочно заняла место в труппе как «вторая солистка» и ожидала, что в следующем сезоне её переведут в разряд «первых». Эти уже строго танцевали по две, как бы соревнуясь друг с другом в одинаковых па. Следующим разрядом по служебной лестнице, к которой стремились танцовщицы, была «солистка», исполняющая в балетах в основном партии подруг главных героинь, а вот сами главные партии доставались уже «балеринам». Обычно в театре «балерин» было не более шести-семи человек.

– Вот увидишь, я буду не я, если через пару сезонов не получу главную роль, – говорила Ирина.

– Счастливая, – завидовала ей Леночка. – А я даже никого пригласить на спектакль не могу. Ведь, пока знакомые будут искать меня среди кордебалета, представление закончится.

– Зато ты танцуешь в лучшем театре страны, – отвечала ей Ира. – Выйти на сцену Большого театра мечтает каждая!

– Но и добиться чего-то в этом театре чрезвычайно трудно. Такие интриги! Меня всего-то выдвинули в корифейки, так на следующий же день я в своих пуантах нашла иголку. Хорошо, нас в училище приучили проверять туфли, прежде чем их надеть.

– А что ты думаешь? В нашем театре по-другому? – горячо воскликнула Ира. – Везде одинаково. У нас знаешь какую гадость проделали с одной солисткой? Запихали ей булавки прямо в пачку вокруг талии, так она еле дотанцевала свою вариацию. Разделась – вся исколота и в крови!

– Какая подлость! – возмутилась Леночка.

– Так вот, чтобы с тобой не проделывали подобных «подлостей», надо искать сильного покровителя! Он тебя и защитит, и продвинуться поможет, а то так и будешь колыхаться в общей массе у воды.

Выражение «у воды» означало танцевать в кордебалете на заднем плане. Там во многих спектаклях на кулисе были нарисованы река или озеро. Кто и когда первым дал это определение танцовщицам-неудачницам, неизвестно, но только говорилось так ещё с восемнадцатого века и передавалось из поколения в поколение.

– Ну, знаешь! Это ты уже с перебором. У воды я никогда не танцевала. С самого начала меня ставят в первый ряд.

– Кто бы сомневался! Но тебе ни в какой ряд не надо. Тебе срочно нужен покровитель! И не обижайся!

– Я и не обижаюсь, – вздохнула Леночка. – Только у меня даже на примете никого нет. Вот ты счастливая. Тебе повезло!

И правда. У самой-то Ирины такой покровитель появился сразу же после окончания училища. И не какой-нибудь там, а помощник секретаря Московского горкома партии, возглавляющий отдел по культуре! Дирекция театра его ух как боялась. Потому-то карьера Пушкаревой и шла в гору довольно быстро.

– Всё потому, что ты слишком щепетильна, – продолжала вразумлять подругу Ирина. – Надо на всё смотреть проще.

– Ну не могу я встречаться с тем, кого не люблю. Я же тебе рассказывала, как меня обхаживает балетмейстер Серов. Но я даже представить не могу, чтобы с ним поцеловаться, а уж о чём-то другом и говорить нечего!

– Ну и дура! Эту твою «любовь» можно до скончания века ждать! А Серов, между прочим, очень талантливый и влиятельный человек. Он в нашем театре два балета поставил.

– Но ему уже пятьдесят восемь лет!

– Ну и что? Не семьдесят же пять!

– Но он женат!

– Это совсем не довод, чтобы лишать себя карьеры. Или ты не хочешь стать балериной?!

– Конечно, хочу. Что за вопрос?!

– Ну, так и учись, как другие делают: находят себе влиятельных генералов и живут припеваючи. Бери пример хоть с Лепешинской. С самого начала карьеры у неё был генерал НКВД. Неудивительно, что она сразу имела в театре всё. Думаешь, она этого генерала любила? Черта с два! Как только его арестовали, она тут же себе другого влиятельного генерала нашла. И теперь снова в полном порядке, – продолжала наставлять подругу Ирина.

– Ну, ты скажешь! Лепешинская! У неё Сталинских, Ленинских и Государственных премий знаешь сколько? Вся грудь в орденах! Она в нашем театре большой авторитет! Её все боятся.

– Вот потому у неё и премии, и боятся её, что у неё всегда сильные люди за спиной. А что ты думаешь, ты не так талантлива, как она? И, кроме того, ты красива. У тебя ноги длинные, подъём идеальный, руки – одно загляденье, – нахваливала подругу Ирина. – А у неё? Да, если бы не эти генералы, танцевала бы она со своей фигурой до самой пенсии у воды!

– Нет, нет. Ты к ней несправедлива. Она очень даже хорошая танцовщица, и техника у неё высокая, – бросилась защищать балерину Леночка.

– Да ладно, бог с ней! – отмахнулась Ирина. – Я ведь это только к тому, чтобы ты взялась за ум и нашла себе влиятельного покровителя. О карьере думай!

– А как же Уланова? Ведь у неё за спиной нет мужа-генерала?

– Уланова не в счёт. Она гений! – отрезала подруга.

Леночка, конечно, страстно мечтала стать балериной. Ей так хотелось, чтобы весь зал смотрел только на неё, восторженно следил, затаив дыхание, за её актерской игрой, выраженной в танце, а потом неистово рукоплескал, крича «браво!».

«Наверно, надо послушаться Иришку и переступить черту!» – думала девушка, но момент, когда надо эту черту переступить, она всё оттягивала и оттягивала.

Как-то так получилось, что в отличие от своих подруг Леночка ещё никогда не была влюблена. Ни один из тех юношей, кто пытался за ней ухаживать, не задевал её сердца. Мама успокаивала:

– Ты вся в меня. Я ведь тоже долго не могла влюбиться. А как столкнулась с твоим папой в консерватории, так сразу сердечко ёкнуло. Такая тёплая волна по всему телу прошлась! Подожди. И твоё время придет!

Леночке очень хотелось верить в то, что однажды и она увидит такого человека, от которого её сердечко ёкнет. Только когда же это произойдёт? Ведь ей уже девятнадцать! Где же он бродит, этот человек? Почему никак не зайдёт на ту территорию, где ходит она?

– А ты своего покровителя тоже не любишь? – спросила Леночка подругу. – Ты с ним только ради карьеры?

– Ну почему же. Он мне по-своему нравится, а любовь эта ещё никому ничего хорошего не принесла. Помнишь нашу Аню Туркалову?

– Конечно.

– Ну, и что дала ей любовь? Вышла замуж за своего студента-архитектора, а его распределили в тьму-таракань, где и балета-то нет! Кончилось тем, что он строит новый город, она преподает строителям бальные танцы и при этом пишет, что счастлива! Любовь!!! Ты такую судьбу хочешь?

– Нет. Не хочу. Я без балета жить не смогу.

* * *

Каждое утро Савельева ходила на экзерсис в класс Анастасьевой Галины Львовны. Ежедневная разминка всегда держала её в форме, мастерство оттачивалось, только применить его было негде. Анастасьева считала, что Савельева делает большие успехи. Девушка была трудолюбива, упорна, очень музыкальна, талантлива и хороша собой. Галина Львовна подготовила с ней и танцовщиком Александровым па-де-де из «Лебединого озера». Время было тяжёлое, зарплата в театре маленькая, и многие артисты участвовали в сборных концертах, подрабатывая, как говорится, «на хлеб насущный». Деньги были небольшие, но всё-таки прибавка к зарплате получалась существенная. Участвовала в таких концертах и Савельева. И дело было не только в деньгах. Эти выступления были для Леночки ещё и огромной отдушиной. Ведь именно там она выходила на сцену, ощущая себя полноценной актрисой. Балериной! И, когда зал дружно разражался шквалом оваций во время её исполнения классических тридцати двух фуэте или высоких прыжков, которые ей легко удавались, Леночка была счастлива и буквально летала по сцене, смело кидаясь в руки своему партнёру, на высокую поддержку.

Галина Львовна не раз заявляла в театре о том, чтобы обратили внимание на эту талантливую и очень работящую девушку, но балетмейстеры только отмахивались.

– У нас все талантливые. С какой стати надо отодвинуть других и дать ей зелёный свет? Она что? Дочка Хрущёва?

У них были свои протеже. А эта Савельева вела себя больно независимо. Пока хватит с неё и того, что она стала корифейкой.

* * *

Когда в середине марта вывесили списки актёров, занятых в гастрольной поездке, Леночка буквально летала от счастья. Это была её первая поездка за границу и сразу – Париж!

Вся балетная труппа столпилась около доски объявлений, изучая фамилии счастливчиков. Актёры были в таком возбуждении, какого не бывает даже при премьерах. Те, кто не увидел себя в списках, возмущались несправедливостью, ощущая себя изгоями, и в закулисных разговорах между собой обливали грязью тех, кто ехал. Те же, кто попал в список, громко радовались, чувствуя себя избранными, обнимались, как близкие люди, хотя таковыми никогда не являлись, и уже начинали отсчитывать дни до вылета во Францию.

Но до этого дня отлёта надо было пройти много разных кабинетов, прослушать бесконечные наставления, подписать множество бумаг и, прежде всего, заполнить анкету в несколько листов. В этой анкете каждый должен был правдиво написать все данные не только о себе, но и обо всех своих родных, как ближайших, так и дальних. А вопросы были один другого заковыристее: «привлекался ли кто из родственников к суду», «был ли репрессирован», «находился ли в плену во время войны», «жил ли на территории, оккупированной фашистами» и так далее на четырёх страницах убористым шрифтом.

Лена Савельева легко заполнила анкету. Из всех родственников после войны в живых остались только они с мамой.

Её отец Петр Аркадьевич Савельев, скрипач, очень талантливый музыкант, ушел на фронт осенью сорок первого года и вскоре погиб. Леночка помнила его урывками, ведь ей было тогда чуть больше трёх лет. А может, и вообще не помнила и его образ сложился только из рассказов матери да фотографий, оставшихся в семейном альбоме. Один снимок, который родители сделали перед отправкой отца на фронт, всегда висел в рамочке над маминой кроватью. Оба они были очень серьёзные и смотрели прямо в объектив камеры.

Мама, тоже музыкант, работала концертмейстером в Театре оперетты. Окончила Московскую консерваторию по классу рояля. Именно там она когда-то и столкнулась в коридоре со своим будущим мужем. Ко времени их знакомства Пётр Савельев был полным сиротой. Братьев и сестёр у него не было, его мать умерла при родах, а отец, который так и не женился, скончался от обширного инфаркта, когда сын учился на первом курсе. Ни о каких других родственниках своего отца Леночка никогда не слышала.