Глава 10

Когда Сева покинул ванную комнату и остановился в прихожей у зеркала, расчёсывая влажные волосы, отец настороженно глянул на него из кухни. Кроме нескольких синяков на руках и нехарактерного для сына бледного лица, Пётр не заметил ничего необычного.

– Сева, ужинать будешь? – позвал он его. – Мама плов приготовила.

– Съем немного, – согласился Всеволод, – если тёплый.

– Тёплый, – засуетился отец. – Но я могу и в микроволновке подогреть, если хочешь погорячее.

– Не надо, пап, спасибо, – оказавшись в кухне, Сева нажал кнопку электрочайника. – Особо аппетита нет. Пару ложек, может, осилю да чаю попью.

– У тебя всё в порядке? – скрывая тревогу, спросил отец.

– Нормально всё, – пожал плечами Всеволод. – А почему ты спросил?

– Да вижу у тебя синяки какие-то на руках.

– Это я в качалке с новым тренажёром переусердствовал, – невозмутимо ответил парень. – Не сразу сообразил, как следует с ним обращаться. А у инструктора не уточнил, на себя понадеялся.

– Надо быть осторожнее, – предостерёг Пётр, исподтишка оглядывая торс Севы. – Ну-ка, повернись. На теле-то нет ушибов?

– Нет ничего, – уверил его Сева. – Ещё на ногах немного, и всё.

– Аккуратнее ты с этими тренажёрами, Севка. А может, давай к маме в больницу съездим. Пусть осмотрит тебя, на рентген, если надо, сводит. А то ты что-то бледный какой-то.

– Пап, – возмутился Всеволод, – ты лучше ничего не придумал, как маму волновать! Говорю же, нормально всё!

– Ладно, – сказал отец, – успокойся. Ужинать давай.

– Вот и давай, – через силу улыбнулся Сева.

– А с тренажёрами, сынок, действительно, будь внимательнее. Не забывай, что мама говорит. С твоим зрением нагрузки должны быть гораздо меньше, чем у других, чтобы не произошло отслоения сетчатки.

– Пап, неужели я не знаю! – снова вспылил Сева. – С тринадцати лет занимаюсь, так что будь уверен, нагрузку рассчитывать давным-давно научился. А вы с мамой вечно со мной как с маленьким. Честное слово, напрягает!

– Для родителей, Севка, ты навсегда ребёнком останешься, – вздохнул Пётр, – даже когда будешь настоящим мужчиной. Это потом поймёшь, когда своя семья да дети будут.

– Понял, пап, – примирительно улыбнулся Всеволод. – Извини меня.

– И ты прости за мою опеку – может, она и вправду чрезмерна. А давай-ка, – воодушевился Пётр в надежде выведать у сына за доверительной беседой обстоятельства конфликта с Мышковцом, – мы с тобой по рюмочке выпьем за начало нашего отпуска.

– Давай, – неожиданно для отца согласился Сева, который почти не употреблял спиртного. – Отпуск – это классно. Несмотря ни на что!

* * *

– Вот, справка твоя готова, – сказала Светлана – миниатюрная женщина невысокого роста в форменном брючном костюме цвета морской волны, с тёмно-каштановыми волосами, подстриженными под каре на пробор без чёлки.

– Спасибо, Света, – Щеглова поднялась ей навстречу с кушетки в ординаторской городской больницы. – Теперь я прищучу этого урода, если что…

– Кого, Оль? – грустно спросила Лисицына.

– Любовника, – бесстрастно пожала плечами Ольга.

– Рассказать не хочешь? – обернулась к ней Светлана, тем временем нажимая кнопку электрочайника на столе, предназначенном для приёма пищи. – Давай чайку попьём, пока на скорой никого не привезли.

– Может, покрепче чего? – спросила Щеглова. – Супермаркет рядом. Я быстро вернусь.

– Не надо, здесь у Коршакова коньяк есть, – по-доброму улыбнулась Лисицына. – Он говорит, «если что, всегда пользуйтесь». Сам-то не пьёт. Хочешь, в кофеёк добавлю, а хочешь, стопочку налью. Я-то, извини, не смогу тебе компанию составить.

– Ну, чокнись хоть чаем, – через пять минут приподняла Ольга кофейную чашку, на треть наполненную коньяком.

– За здоровье, – тепло ответила Светлана. – И чтобы любовники были только хорошие!

– Никакие не нужны, – опрокинув в себя напиток, скривилась Щеглова. – Без них обойдусь. Меньше проблем.

– Какие твои годы? – осторожно предположила Лисицына. – Только такие негодяи, с рукоприкладством, действительно ни к чему.

– Вот поэтому, Света, мне и понадобилась справка, чтобы он больше ко мне не таскался. Пригрожу посадить – сразу отстанет.

– Кто он? Я его знаю?

– Вряд ли, – уклончиво ответила Щеглова. – Так, знакомый по работе.

– Опять с работы?

– Почему опять? – удивилась Ольга. – А, ты Матвея вспомнила, – сообразила она.

– Да, – кивнула Светлана, отпивая глоток чая, – его. Мне казалось, ты его любила. Разве нет?

– Никого я, Света, в своей жизни не любила.

Ольга едва удержалась, чтобы не добавить «кроме Петра», остановившись в последний момент, хотя ей невыносимо хотелось. И про то, что берегла себя для Петра, тоже очень хотелось сказать. Но как скажешь? Да и смысл теперь говорить, когда столько времени прошло. Ждала, что Петя когда-нибудь проникнется её преданностью, да так и не дождалась.

– Он всего лишь оказался первым, Матвей, – продолжила Ольга, – а никакой любви меж нами не было. У него, что называется, плоть взыграла, пока жена беременная была. А я… просто решила, что пора пришла… Что толку было чахнуть над своей никому не нужной честью, словно Кощей над златом? – ухмыльнулась Щеглова.

Она украдкой глянула на Светлану, зачем-то растерянно помешивающую ложечкой чай, который всегда пила без сахара, с тоской предвкушая нравоучения по поводу того, что стоило подождать, когда придёт настоящая любовь. Ольга даже ответную фразу заготовила, что не всем в жизни повезло, как Светлане с Петром. Однако она забыла, что Лисицына никогда не следовала в своих суждениях стереотипам и не стремилась морализировать. Вместо этого, как и много лет назад, Светлана пожалела Ольгу.

– Напрасно ты тогда аборт сделала, – печально сказала Лисицына. – Сейчас бы ребёночку уже тринадцатый год пошёл.

– Если бы да кабы, – беззлобно отмахнулась Щеглова. – Не суждено, значит. Видно, судьба у меня такая: без совпадений в любви всю жизнь мыкаться.

– Зачем ты так говоришь, Оля? – мягко упрекнула Светлана. – Никогда не надо терять надежду на счастье.

– Нет уж, Светочка, – покачала головой Ольга, – кому смолоду не суждено счастье обрести, тому так и прозябать дальше. Без взаимности, любви и ласки… – горько добавила она. – Это только в романах пишут да в кино показывают, будто жизнь в сорок лет только начинается. А на самом деле всё гораздо печальнее и… противнее. Налей-ка ещё глоточек, подруга, – попросила Щеглова.

– Пожалуйста, – потянулась к бутылке Лисицына. – Только по поводу романов ты не права. Самые лучшие из них написаны именно для того, чтобы помочь человеку обрести счастье, указать возможный путь к нему.