– Вам не за что извиняться, – чуть отпустила себя Ева, поняв и ощутив, как напряглась и словно защелкнулась, а мужчина-то ни при чем и к ее горестям отношения не имеет. И никто на свете не имеет. Да и раз уж она решилась, чего уж теперь включать заднюю. – Тема для меня, конечно, болезненная. Но это такая неизбежность, естественный ход жизни, который невозможно остановить, как бы ты ни хотел, – улыбнулась она мудрой, грустной мимолетной улыбкой и продолжила объяснять: – Моему деду в этом году исполнилось бы сто лет, бабушке девяносто пять, а папе девяносто три. Мне вообще-то невероятно повезло, поскольку всех их можно назвать долгожителями и все они ушли в возрасте глубоко за восемьдесят, при этом до последнего дня оставались в великолепном, светлом, аналитическом и логическом разуме и хорошей физической форме и вели активный образ жизни. А по нынешним временам, если ваши старики не в немощи и не в маразме, а вполне себе активны и прекрасно разумны, можно смело причислять такой расклад к божьим подаркам. Не иначе.

– Простите, Ева, за вопрос, а сколько вам лет? – постарался переключить девушку с тяжелых мыслей Павел.

– Тридцать один, – без всякого дурного жеманства, спокойно ответила она ему.

– Слушайте, но вы же знаете, что и близко не выглядите на этот возраст? – искренне подивился Орловский и пояснил: – Я почему и спросил бестактно: потому что вы называли даты жизни родных, а у меня что-то не билось с вашей слишком юной внешностью и цифрами.

– Да, знаю, – кивнула Ева и усмехнулась: – Вы, может, удивитесь, Пал Андреич, но для меня сей факт не является комплиментом, и ни везением, и ни женским фартом небывалым, а ровно наоборот. Может, с возрастом эта особенность моего организма и станет для меня преимуществом, но в данный момент юная внешность лишь осложняет мою жизнь, потому что вызывает постоянную необходимость доказывать свою состоятельность как специалиста, а на удивленные вопросы, типа «девочка, ты что тут делаешь, когда серьезные дяди и тети обсуждают серьезные профессиональные вопросы», приходится не только жестко отвечать, но, в особо тяжелых случаях, и паспорт с дипломом демонстрировать.

– Вы тоже антрополог? – спросил Орловский.

– Ну, Павел же Андреевич, – попеняла ему театрально-обиженно Ева, – мы же вроде договорились, что сейчас моя очередь выдвигать следующую версию о вашей профессии.

– А я вне очереди пролезть решил, уж больно момент удачно в контекст встраивается, так сказать, – посмеялся Орловский.

– Нет, Павел Андреевич, я не антрополог, хотя папа с мамой и их коллеги меня к этому занятию готовили и всерьез затачивали с самого детства. Но, увы, дочь не оправдала их ожиданий и стала врачом. – И, улыбнувшись, призналась наконец: – Я анестезиолог-реаниматолог. Работаю в Детской клинической больнице, в отделении экстренной хирургии.

– Оп-па!.. – смотрел на нее пораженно-изучающе Орловский и, ошарашенный ее признанием, переспросил: – Не, реально, прямо вот детский врач-реаниматолог?

– Ну, в данный момент, да, детский, но вообще-то я специалист широкого профиля, то есть мои компетенции распространяются на пациентов всех возрастных групп. Просто так сложилось, что я проходила в этой клинике интернатуру и мне там все очень понравилось и легло, что называется, на душу: и коллектив потрясающих специалистов, и совершенно замечательный главврач, да и детки. Детская хирургия – это вообще отдельная тема. Поэтому я прошла дополнительный углубленный курс конкретно по детской специализации и осталась в этом отделении после окончания интернатуры.

– Я в охрене, Ева, честно, – признался пораженный Павел. – Вы кажетесь такой хрупкой, ну такая совсем молоденькая девчушка-студенточка, гоношистая, немного на пафосе, но так, совсем немного, без перехлеста, лишь в форме некой защиты и обозначения дистанции. И уж извините, но что есть, то есть, но задиристая и язвительная. Абсолютно современная девица, разве что смартфон к руке не прилип, что для любой девочки сейчас все же странновато, у них гаджеты – это естественное продолжение руки и поставщик жизни и чувств, а так… Ну умненькая не по годам и явно с хорошим воспитанием. И тут дынц! – изобразил мимикой преувеличенное удивление Павел: – Доктор. Анестезиолог, да еще и реаниматолог. Нате по кумполу, Орловский!

– Ну что, бывает, – рассмеялась задорно-искренне Ева, наблюдая за выражением удивления, отразившимся на его лице, – говорят, внешность обманчива.

– Да хрена обманчива! – эмоционально высказался, не согласившись с ней, Орловский. – Уж вам-то, дочери ученых антропологов, должно быть отлично известно, что как раз таки внешность говорит о человеке гораздо больше, чем он может предположить и даже подумать о себе самом, только надо уметь ее читать.

– Вы умеете, это я с первой минуты поняла и оценила, – хмыкнула иронично Ева и, посмеиваясь над ним, изложила свое мнение на эту тему: – И все же иногда внешность бывает сильно обманчива. У меня в практике был как-то случай. Привезли пятилетнего мальчика с черепной травмой. Бабушка с ним гуляла в парке, и их сбил ехавший на электросамокате курьер, у бабушки лишь ушибы и царапины, а вот мальчонка сильно ударился головой об асфальт. Когда мы уже готовили ребенка к операции, примчался его папаша. Я смотрю: папа-то у нас, м-м-да… какой-то задрипанный весь. Одет в дешевские китайские шмутки, выглядит помятым, похоже, что побухивает и уже давно и всерьез: глаза красные, щеки впалые, щетиной неаккуратной заросшие, а на лице маска застарелой усталости, ну такой, знаете, когда уже все по барабану. Шум-шорох папаша этот в отделении поднял серьезный, истерит, панику развел. А мальчик-то, надо сказать, одет в очень дорогие вещи, и обувь у него крутой марки, да и сам ребенок чистенький, и видно по внешнему виду, да и по анализам, что за ребенком следят и ухаживают всерьез, от и до. Ну и какой естественный вывод напрашивается сам собой: что папенька этот, что называется, «выходного дня», с женой, видимо, развелись, потому что он прибухивает, а бывшая его либо сама хорошо зарабатывает, либо замуж за богатого вышла. Ну а когда начали заполнять анкету и документы перед операцией, выяснилось, что этот замученный папаша на самом деле отец-одиночка, его с ребенком бросила жена, когда сынишке исполнился всего годик. А он ни в какой интернат ребенка не отдал и не бросил, даже мысли такой не допустил, а сам поднимает и растит мальчика, ну еще его мать, то есть бабушка мальчика, им помогает. Работает мужик в МЧС и берет дополнительные смены, все деньги тратит только на сына и на маму, чтобы та могла сидеть и заниматься с внуком, пока он работает. И доработался тот папа уже до начальной стадии физического и психологического истощения. Ну а как же, объясняет мужик: надо, чтобы у Витюши все самое лучшее было, чтобы он не чувствовал себя нелюбимым и брошенным из-за предательства матери. Вот вам и внешность, – покачала она головой.

– Бывают исключения, тут я с вами согласен, – вынужден был признать правоту девушки Павел. – Ладно, Ева, будем считать, что в вашем случае я в своих первичных выводах ошибся, а может, подпав под ваше женское очарование, не стал заморачиваться серьезным анализом и просто с удовольствием общаюсь с интересной, невероятно привлекательной девушкой, и все дела.

– Ну почему ошиблись, – хмыкнула Ева, – ничего вы не ошиблись, Пал Андреич, я такая и есть на самом деле, все вы правильно просчитали: гоношистая, не то чтобы агрессивно-задиристая, но ершистая и язвительная однозначно. Все, как в природе и заложено, что называется, предупреждение на расстоянии. И на пафосе я держусь и обязательно применяю в эту же строку, как вы правильно определили, в виде формы дистанцирования с незнакомыми или неприятными мне людьми. Ну а то, что выгляжу моложе своих лет, так это такая генетическая особенность, присущая всем женщинам нашей семьи по маминому роду, – и, со всей очевидностью уходя от предмета их разговора, Ева закрыла тему: – Думаю, на сегодня откровений и разговоров о моей семье более чем достаточно. Может, пора и вам, Пал Андреич, в свою очередь сделать встречный каминг-аут и признаться-таки наконец, чем вы занимаетесь в этой жизни?

– Ну, Ева, – рассмеялся негромко Орловский, – у вас же осталась целая «подача», может, стоит ее придержать до следующего раза? А то вечер уже поздний и долгий, вдумчивый и длинный разговор нам с вами уж не осилить. А мне необычайно интересно поподробней расспросить вас и побольше узнать о вашем необычном семействе, конечно, то, что вы сочтете возможным мне рассказать. Ну и если быть совсем уж откровенным, мне еще очень хочется повозиться в мастерской, хоть недолго.

– Да-да, как же я забыла, – легко рассмеялась Ева, – любимая игрушка простаивает.

– Она, – довольно протянул Орловский. – Вы не можете понять, Ева, того эстетического удовольствия, которое испытывает мастеровой человек при виде крутой, по уму оборудованной мастерской, и непреодолимое желание все в ней попробовать, что называется, «на кончиках пальцев», приладиться к инструменту.

– Эту вашу горячую речь я зачту за полупризнание, – посмеивалась Ева над Орловским. – По крайней мере, смело можно утверждать, что вы дружите со слесарным делом.

– Дружу, и даже очень, – подхватив ее настроение, покивал, ответно посмеиваясь, Павел.

Ему невероятно нравился этот их словесный ироничный пинг-понг, а еще невероятно нравилось наблюдать за девушкой. Познавая и укладывая в своей памяти и разуме ее мимику, особую мелкую моторику и жесты, плавные, буквально завораживающие, присущие только уверенным в себе и знающим себе цену женщинам, и звук ее голоса, выражение ее поразительно ярких голубых глаз.

Погружаться в эту Вселенную под названием Ева, изучать ее, ощущая при этом какое-то необычное щекочущее, как пузырики шампанского, чувство загадки, интриги, азарта и того особого предвкушения, перед разгадыванием этой самой загадки…

Ох, что-то с ним происходит, ох происходит! – с искрящимся чувством легкой восторженности и предчувствия думалось Орловскому.

– Вы планировали выбраться на озера? – задала неожиданный вопрос Ева, выдергивая мужчину из анализа и смакования будоражащих его чувств и ощущений.

– Это на те самые, в которых разводят серьезную рыбу под платную рыбалку? – уточнил Орловский.

– Да, те самые. Два озера в десяти километрах от Калиновки. Одно серьезное, большое, с вытекающей из него речкой. И второе поменьше, поскромней. Их много лет назад, уж и не вспомню когда, но больше пятнадцати точно, взяли в аренду у Минприроды, а какие-то участки и вовсе выкупили пара бизнесменов. Капитально очистили, привели в порядок и запустили рыбу. Обиходили территорию вокруг, окультурили, как говорит наш Иван Леонидович, который, кстати, является одним из партнеров в этом предприятии. Поставили они там небольшие домики-коттеджики, в которых можно переночевать компанией в пять-шесть человек. Вполне себе комфортные и удобные, но без всяких изысков. Если требуется, то дают в прокат снаряжение и удочки, продают в своем магазине сопутствующие товары, копченую рыбу и очищенную, разделанную порционно, приготовленную для жарки или ухи, а также поставляют рыбные полуфабрикаты в рестораны соседнего города. И вполне себе отлично процветают. У них там хорошо – тихо, спокойно, чисто. Очень красивая природа вокруг, на машинах въезжать на территорию запрещено – стоянка в трех километрах от хозяйства, а посетителей довозят до озер на электрокарах.

– Да, я читал их официальный сайт, когда собирался сюда, мне понравилось. Продуманные ребята, – похвалил предпринимателей Орловский и поинтересовался: – А работают у них калиновцы?

– Нет, здесь не очень много людей постоянно проживают, домов десять, может, двенадцать. Калиновка – все же дачный поселок, причем в таковом статусе она и была основана с самого начала своего существования, еще до Октябрьской революции. Тут даже сохранилась пара домов с того времени. А наш дом уже чуть более поздней постройки, годов тридцатых. Его дед Олег купил в пятидесятых годах, именно купил, – подчеркнула Ева, – специально, чтобы маленьких детей на все лето вывозить на природу из Москвы. Далековато, конечно, но уж больно тут рыбалка была знатная и богатая, в том числе и на диких, еще в те времена, озерах, а он фанател по этому делу. Да и бабушке места понравились.

– И не прогадал дедушка ваш с рыбалкой, – поддержал сделанный выбор Орловский.

– Да-а-а, – ностальгически протянула Ева, – нам всем нравилось. А на «рыбобизнес», как здесь этих предпринимателей называют местные жители, работают люди из соседней деревни, что по ту сторону от озер, от Калиновки где-то километров тридцать пять будет. Им эта затея зашла очень даже удачно и выгодно, они же в деревне постоянно живут, и с работой у них там не очень. Имеется соседнее сельхозпредприятие, на котором некоторые трудятся. Но после организации озерной ловли многие пошли работать туда.

– Эдакое деревнеобразующее предприятие вышло, – подсказал формулировку Орловский, – с которым очень свезло местным пейзанам и пейзанкам, я правильно понял?

– Вы правильно поняли, Пал Андреич, – как всегда иронично, с легким намеком на подколку, поддакнула Ева и спросила: – Вы ведь не на машине?

– Нет, я нынче не за рулем, – подтвердил ее догадки Орловский.

– Ну и я нынче не при нем, – продолжила свою мысль Ева. – Последние годы, когда мы сюда приезжали, я обращалась к Ивану Леонидовичу, и тот отвозил меня на озера, забирал и привозил обратно. Так вы как, на озера-то вообще планировали ехать?

– Обязательным порядком, – подтвердил свое желание Павел, – хотя бы в качестве экскурсии.

– Ну и я собиралась. Так, может, наметим день для совместной поездки? – предложила Ева.

– Конечно, – поддержал хорошую идею Орловский и, скорчив наигранно-извинительное выражение лица, попросил: – Только давайте не завтра. Завтра я бы в мастерской посидел.

– Нет, – не стала в этот раз иронизировать и посмеиваться над его желанием Ева, – не завтра точно. Завтра я планировала отдохнуть, почитать, сходить в гости к соседке, договориться о помощи по уборке дома. Ну и навестить Ивана Леонидовича, уважить человека, чаю попить, пообщаться, подарочки вручить небольшие. А то я его даже не уведомила о своем приезде.

– Я помогу вам в уборке, – напомнил Орловский о взятых на себя обязательствах при «заселении», вернее, при подтверждении его заселения законной хозяйкой дома.

– Непременно, когда мы наметим для нее день, – согласилась Ева и «отпустила» мужчину: – Больше не удерживаю, смело можете отправляться в мастерскую.

– Спасибо, – поднимаясь из-за стола, поблагодарил Павел и указал на столешницу: – А посуда… там помыть, и все такое?

– Идите уже, – отмахнулась Ева, – я уберу.

Встав со стула, Орловский коротко, благодарно-церемонно поклонился девушке и двинулся к выходу, но на самом пороге его догнал и остановил, словно хлопнул по спине, вопрос, заданный Евой спокойным, ровным тоном:

– Павел Андреевич, что у вас с ногой? Врожденная патология, несчастный случай или ранение?

Он медленно развернулся, посмотрел на девушку, что-то про себя быстро обдумывая, и хмыкнул:

– Ну да, вы же врач.

– И еще немного, – показала она большим и указательным пальцами, сколько именно занимает это «немного», – антрополог.

– Скажем так: несчастный случай с ранением, – ответил Орловский и спросил: – И когда вы поняли?

– Сразу. Когда вы несли мой чемодан по лестнице на второй этаж. Но сегодня после рыбалки вы сильнее припадали на левую ногу, видимо, перетрудили правую, пострадавшую. Вы поэтому не водите машину?

– Все «да», как говорит один мой знакомый. Ногу я все же перенапряг, предпочтя рыбачить стоя. И машину мне временно запретили водить, – признался Орловский.

– Вот что, Павел Андреевич, давайте договоримся так, – «докторским» безапелляционным тоном постановила Ева. – Если вам нужна перевязка, массаж сведенных мышц или обезболивающее, вы немедленно обращаетесь ко мне. И это не обсуждается.

– Принял, понял, дал обещание, – без дурашливости, на полном серьезе произнес Орловский.

– Вот теперь можете идти, – окончательно отпустила его Ева.

Изучая инструмент, станки и общее устройство мастерской, Орловский прокручивал в голове рассказ Евы, анализировал, останавливался на каких-то подробностях и деталях, но главное не это – он думал о самой девушке, и думал так… Да правильно он думал, как положено. И еще немного больше, чем положено.

Он лукавил, когда уверял Еву, что ему не терпится изучить мастерскую ее деда и повозиться с железками. Нет, ему, разумеется, было весьма любопытно, и руки прямо чесались поработать с чем-нибудь, но сказать, что это желание доминировало, превалировало и затмевало все иные интересы, – нет. У него и своя мастерская имеется, да такого класса и уровня, каких реально мало встретишь в нашей стране.

Девушка Орловскому определенно была на-а-амного интереснее любых мастерских и любых железок.

Ох, как она его зацепила, заинтриговала! До потрохов аж!

Давно его так не торкала женщина, не будила в нем такой увлеченности, интриги, желания непременно разгадать ее загадку. А то, что в ней имеется загадка, да непростая, это Орловский чувствовал всем своим нутром, рефлексами и тренированной интуицией.

Анестезиолог! Охренеть! Реаниматолог! Тем же образом по эмоциям. Он и предположить не мог, что вот эта малышка может быть врачом. Лажанулся он, это факт.

А потому что увлекся.

Не удержавшись от навязчивых мыслей и понимая, что толку в таком состоянии от работы руками не будет, Орловский отложил инструмент, который держал в этот момент, сел на стул за рабочий стол и достал смартфон.

Когда Ангелина Львовна описывала ему удобство и комфорт дома в Калиновке, он спросил, как хоть зовут его хозяйку, и она ответила:

– Ева Валерьевна Ахтарская.

И более никакой информации про собственницу дома не добавила: ни возраст, ни семейное положение, ни кем работает. Скупо-информативно: он спросил – она ответила. Все.

Но Павел запомнил и сейчас набрал в поисковике: «Валерий Ахтарский, Институт этнологии и антропологии РАН». И далее все регалии, о которых упомянула Ева.

Вот что-то подсказывало Орловскому, что Ева Валерьевна фамилию отцовскую пока не меняла.

Поисковик выдал ответ, и, раскрыв статью, в которой имелась и фотография искомого объекта, Павел расширил снимок и всмотрелся в лицо отца Евы, а изучив, углубился в чтение самой статьи.

Ева автоматически убирала со стола, мыла посуду и наводила порядок в кухне, лишь краем сознания отслеживая то, что делает. Все ее мысли были заняты Павлом Андреевичем Орловским.

Ах, как же он ей нравится! Интригует, возбуждает…

Ну да, возбуждает, а как иначе – если женщину не возбуждает мужчина, который ей понравился, так и все остальное неинтересно и по большому счету не имеет значения.

А кстати, сколько у нее секса-то не было? – пришла вдруг неожиданная мысль Еве. А, действительно, сколько?.. – прикинула она и посчитала: так выходит, что года четыре и не было.

«Ох, ни фига! – впервые за все это время осмыслила она эту цифру в полной мере. – Аж четыре года! Обалдеть!»

Об этой стороне жизни Ева как-то даже и не задумывалась все это время – крутилась между заботой о маме, домом, работой и очередной учебой, жила, что называется, на «резервном генераторе», не до мужиков и не до секса вот совсем.

Да и не в сексе, собственно, суть! Хотя и в нем, разумеется, тоже, но…

Этот Павел Андреевич…