Только хмурый хрен, сидящий рядом со мной за столом, а теперь за рулём, выбивался из общей атмосферы.
– Пристегнись, – выронил Артём небрежно, для чего ему пришлось отвлечься от дороги, чтобы бросить на меня раздраженный взгляд.
– Как скажете, мой белый господин.
Покорно пристегнулась и сложила ручки на коленях. Мало ли, какие еще могут быть настроения у сына полицейского. Вдруг он шмальнёт в меня.
– А ты, вообще, улыбаться умеешь? Ну, знаешь, так чтобы искренне, не злорадно и не только своим сестрёнкам, – повернулась я к парню и специально стала на него пялиться. Даже голову чуть набок склонила, чтобы удобнее было его раздражать. – Просто все твои такие милые, улыбчивые. Даже твой папа оказался улыбакой. А ты… тебя будто подкинули в счастливую семью.
Артём ничего не ответил. Ноздри его слегка раздулись, не по-доброму заиграли желваки.
Я что-то не так сказала? Шутка не удалась?
Дабы избежать возможного конфликта, и, так и не дождавшись никакого ответа, я отвернулась к окну, чтобы молча смотреть в закат.
– Кстати, а почему «Маруся»? – не выдержала я уже через несколько минут. – Это как у «Фиксиков» папус и мася вместо папы и мамы?
– А как я её должен называть?
– Ну, не знаю. Мамой, например. Вроде, так называют женщину, которая тебя родила…
– По-твоему, во сколько она меня родила? В десять? – посмотрел на меня, как на идиотку.
– Полшестого, – буркнула я раздраженно и снова отвернулась к окну.
Согласна. Сглупила. Но и Артём тоже хорош. Из душки за семейным столом снова превратился в душнилу.
– «Фиксики», – злобный смешок покинул его легкие. Парень явно хотел сказать мне пару резких и очень матерных слов, но вместо этого смотрел перед собой и нервно разминал шею. – Моя мама умерла, когда мне было семь. Маруся – это новая батина семья.
После короткого, но весьма доходчиво пояснения, всё стало ясно.
И тот факт, что Артём рассказал мне это, скорее всего, был обусловлен тем, что за столом мой язык не очень крепко держался за зубами, когда я рассказывала о себе и о том, что я находилась и до сих пор нахожусь под опекой самого старшего брата.
– Слушай… прости, – произнесла я тихо и взглянула на профиль парня. Артём отвлекся от дороги и непонимающе посмотрел на меня. – Ну, за то, что назвала тебя подкидышем. Наверное, – да не «наверное», а точно – тебе это было неприятно. Беру свои слова обратно в рот.
– В рот надо брать кое-что другое, если действительно хочешь извиниться, – в уголке губ этого засранца притаилась улыбка. Айсберг на меня не злится.
– Пошёл ты! – с легкой улыбкой аккуратно ударила его кулаком по плечу. – У тебя влажные салфетки есть? Хочу стереть этот макияж, а-то меня в общагу не пустят с таким лицом.
– В пакете на заднем твои выстиранные тряпки. Наверное, еще мокрые. Возьми их, – бросил он пренебрежительно.
– А ты только со мной такой говнюк или ты, в принципе, женоненавистник?
– С чего ты взяла, что я женоненавистник?
– С первого взгляда. Ты же еще, не зная меня, уже с первой секунды начал питать ко мне неподдельное отвращение. В чем дело? У тебя какие-то проблемы с противоположным полом?
– Никаких, – самоуверенно ответил парень. – Просто на дух не переношу малолеток, подобных тебе.
– Это каких таких «подобных мне»? Можно поподробнее? – чтобы лучше его слышать и видеть, я вся подобралась на сиденье и развернулась к нему. – Рассказывай. Что заткнулся? За слова отвечать ссыкатно?
– А у тебя есть, чем мне пригрозить? – глянул Артем на меня скептически и с насмешкой.
– А ты сомневаешься? – не осталась я в долгу.
Разговариваю, блин, как мои братья. С кем поведешься…
– Как бы тебе помягче… – сказал парень и сделал вид, будто и правда собирается что-то для меня смягчать. – Ты и подобные тебе – тупые куклы, – смягчил так смягчил! – В чём ты пришла на то свидание в кафешку?
– Как ты уже сказал, в декольте до клитора.
– Именно, – кивнул Артём. – Вы же все, малолетки, выглядите так, будто выпали из мамкиного шкафа. Эта косметика, платья, туфли… Выставляете все, как на витрине, а в башке пусто. Я уж молчу о том, какая хуйня просыпается поутру без косметики. Вы какого-то хрена решили, что нам достаточно смазливой картинки, и клали на то, что башка не только для прически, а рот не только для помады. Ты можешь быть тупой, но выгляди хотя бы на свой возраст.
Чё?!
– У тебя какая-то психологическая травма, связанная с малолеткой, которая утром тебя напугала, проснувшись без косметики? И платье у меня, кстати, было приличное. Я, вообще, люблю платья и туфли. Ясно? Вот поживешь с двумя братьями, подонашиваешь за ними шмотки, и я посмотрю, как ты запоёшь. И, вообще, что это за предвзятое отношение к девушкам моложе двадцати? Ты сам-то принц, что ли? Платье и макияж ему не понравились… – скрестив руки на груди, я отвернулась к окну. – Просто скажи, что в твоём вкусе милфы, и иди в задницу.
– Твою мать… – шумно выдохнул Артём. – Ну, вот пришла ты на свидание, села напротив меня, а дальше что? А дальше – сигнал потерян. Перекати-поле. Сверчки… Ты села и смотрела мне в рот тупыми глазами, ожидая, когда разговаривать и задавать темы начну я. Когда холоп начнёт развлекать принцессу.
– Тебя когда-нибудь душили пальцами ног? – поинтересовалась я. – Просто, у меня одна рука болит. Ногами удобнее будет. И, к тому же, ты принял меня за попрошайку и проститутку. Как выяснилось…
– За плохую проститутку.
– Что?!
– Нет, что ли? – усмехнулся парень, мельком глянув на меня. – Ты, получается, даже на бургер не смогла передернуть. И уже определись, чем ты недовольна: тем, что я принял тебя за проститутку, или тем, что за плохую проститутку?
– Господи, – вздохнула я и, прикрыв глаза, уткнулась лбом в прохладное стекло. – А кому-то сейчас достается прекрасный Серкан Болат.
Я не стала скромничать. Потому что… пошёл он в задницу!
Будь он приятным парнем, я бы сделала бы вид, что мне совсем несложно дотащить пакеты и контейнеры от какой-нибудь остановки до общаги. Да я бы даже наплевала на то, что я на каблуках и с раненной рукой и ногой. Вплыла бы в общагу аки прекрасный лебедь, чтобы он смотрел мне вслед и слюни пускал.
Но конкретно взятый черствый Пряник заслуживал того, чтобы его вздрочнули. Поэтому я сказала ему подвезти меня до самой общаги. Фиг с ними, с этими контейнерами. По лестнице на свой этаж я с ними как-нибудь поднимусь.
– И пакет с моими шмотками, – щёлкнула я пальцами, вспомнив, что Артём сказал, что мои вещи на заднем пассажирском.
С каменной мордой, парень потянулся за пакетом и передал его мне.
Составив на капоте его машины башню из контейнеров, я наклонилась к опущенному стеклу пассажирской двери и почти даже мило улыбнулась парню.
– Спасибо, что подвёз.
– Не за что, – его лицо не выражало никаких эмоций. Только густая бровь слегка дёрнулась.
– И еще раз с днем рождения тебя, – продолжала я симулировать улыбку. – Кстати, у меня для тебя есть подарок. Сейчас. Где же он? – пока Артём хмурил брови, пытаясь понять, что я ему приготовила, я шарила в заднем кармане его, кстати, джинсов. – О! Нашла! Вот. Это тебе, – мой средний палец был оттопырен в его сторону, и теперь моя улыбка была самой настоящей. – С днём рождения, говнюк.
Уголки его губ слегка приподнялись, в серых глазах блеснула загадинка.
Подавив тяжелый вздох, я оттолкнулась от машины и, взяв с ее капота пищевые контейнеры с вкусняшками, пошла ко входу в общагу.
Чтобы открыть дверь, мне пришлось удерживать контейнеры одной рукой и подбородком, а второй рукой с двумя пакетами в ней тянуть за дверную ручку.
– Хоть бы помог, осёл, – бурчала я себе под нос.
Поверх моей руки легла теплая широкая ладонь и открыла дверь шире. Взглядом проследила, откуда эта ладонь растёт. Из-за того, что я удерживала подбородком башню из контейнеров, смотреть на высокую колокольню приходилось исподлобья.
– Шагай, Пшёнка, – кивнул Артём в сторону открытой специально для меня двери.
– Какое благородство, Пряня, – закатила я глаза и гордой лебедью вплыла в здание. Даже волосами умудрилась тряхнуть, чтобы они волнами колыхались в такт цоканью каблуков.
– С женихами нельзя, Гордеева, – шутливо остановила меня Альбина Марковна.
– Это не жених. Это курьер, который приносит только плохое настроение. Ни в коем случае не впускайте его.
– Красивый стервец! – расплылась женщина в кокетливой улыбке, дарованной парню.
Но большим шоком для меня оказалось то, что Артём улыбался ей ничуть не меньше.
Ну, теперь понятно, почему ему не нравятся сверстницы – настоявшееся вино вкуснее. Но не настолько же настоявшееся, как Альбина Марковна! Женщине под семьдесят! Она и так с трудом ходит. Пощади, ирод!
С силой зажмурила глаза, чтобы это развидеть. Входная дверь в общагу, наконец, закрылась, а Пряник исчез с поля моего зрения.
Дальше я смогла себе позволить идти сгорбленной и пыхтящей верблюдью.
В комнату я ввалилась едва дыша. Контейнеры сразу поставила на наш небольшой обеденный столик. Пакеты оставила рядом с туфлями, которые сняла у порога.
Под обалделый взгляд Гели я молча прошла к своей кровати и завалилась на неё лицом в подушку.
– Охренеть! – «разморозилась» Геля, вернув себе дар речи. – Чтобы я так на свидания ходила! – быстрые шаги по полу дали мне понять, что она подбежала к столу. – Ты на свиданку с бабкой какой-то бегала? Откуда столько хавки?
– Поверь, на такое свидание ты ни за что не захочешь, – перекатившись на спину, я закинула руки за голову и одобрительно кивнула подруге, которая со взглядом голодного щенка смотрела то на меня, то на контейнеры. – Ешь, конечно.
– Правда, Оль, откуда столько всего? И скажи сразу, у этого парня есть брат?
– У него есть две младшие сестры трёх и шести лет.
– Чёрт! Он неидеален. Я разочарована.
– И знаешь, что это за парень?
– Мне всё равно, кто он. Но за этот салат я готова расцеловать его руки, – Геля зачерпнула вилкой салат с фунчозой из контейнера и напихала себе полный рот. – Божественно! Я в раю!
– Я, всё-таки, скажу, что это за парень. А это тот самый парень, хам из кафе.
– Подожди, – нахмурилась подругу и, пожав ногу под себя, села на стул. – Ты же, вроде, к другому на свиданку шла.
– В том-то и дело, что я даже до него не дошла. Из-за собаки этого хама я оказалась в луже, а потом у него дома и попала на его день рождения. Представляешь?
– Так это его шмотки?
– Ну, не мои же. Или ты думаешь, что я из тех гопарей на районе, которые туфли с трениками сочетают?
– Не знаю. Но эти толстовка и джинсы тебе точно идут. Прикольно выглядишь.
– Угу. Будто кошелек у тебя в подворотне отжать хочу, – повернувшись на бок, я блаженно прикрыла глаза. – Спать хочу.
– Эй! В смысле «спать»?! Ты сегодня обещала в клуб со мной сходить. Забыла?
– Гель, какой, нафиг, клуб? Я сегодня искупалась в луже, у меня разбита коленка и содрана ладонь. А еще я только что внизу заработала непоправимую психологическую травму. Единственное, что я сейчас хочу – это надеть свои трусы и лечь спать.
– Ты без трусов, что ли?
– Угу.
– А говоришь, что свиданка плохо прошла.
– Извращенка, – швырнула я в нее плюшевого медвежонка и тихо хохотнула. – Тебе вот прям обязательно сегодня тащиться в клуб? Может, отложим на завтра?
– Я сегодня хочу. Ты обещала, что мы вместе пойдём. И ты, кстати, уже и так два раза переносила. Я ведь и обидеться могу.
Ох, уж это тонкое психологическое давление детскими обидками.
– Ладно. Но я иду в джинсах, не крашусь, и мы просто танцуем пару часов.
– Обычно после таких слов начинается грандиозная пьянка, – подметила Оля.
– Мне завтра на работу. Ничего грандиозного я делать не буду.
– А после таких слов начинается пьянка, о которой будут слагать легенды.
О проекте
О подписке
Другие проекты
