Но того, что поднимется такая шумиха, не ожидал никто. Мировое сообщество в раз позабыло об эпидемии, обернув всю свою злобу, негодование и страх против новой угрозы: неподконтрольные никому и ничему неуязвимые люди со сверхспособностями стали врагом номер один. И, если с восхождением Дерека на пьедестал отношение к нам изменилось в лучшую сторону, то теперь все было в точности да наоборот. Заседания совета безопасности взрывались от наплыва недовольства в наш адрес, новостные каналы по всему миру пестрили рассуждениями по поводу исходящей от нас угрозы вселенского масштаба.

Все вдруг будто в один день проснулись и осознали, что вышедшие из себя неуязвимые могут разрушить эту планету в один день, и никто не успеет им помешать. Как в каком-нибудь комиксе, все вдруг разом задумались о том, что неуязвимым ничто не мешает обратить свои силы не в то русло и из супергероев превратиться в суперзлодеев. Мир разделился на два противостоящих друг другу лагеря: одни видели в нас спасение, другие – прямую дорожку к исчезновению всей цивилизации. Митинги и протесты на фоне безработицы и затянувшегося локдауна не шли ни в какие сравнения с тем, что началось сейчас. Эта была настоящая гражданская война, захлестнувшая все континенты. И я не был к этому готов.

Никто не был готов к открытому противостоянию людей на улицах в таком масштабе, и все, кто стал мне так дорог за последние месяцы, оказались втянуты в самый эпицентр этой войны. Города стали самым настоящим полем сражений, особенно все плохо было в странах, где чуть ли не у каждой семьи в арсенале было огнестрельное оружие… Я даже и предположить не мог, что их окажется так много. Да я вообще не подозревал, что когда-нибудь буду сравнивать жестокость людей со зверствами лабораторий Ворлдчайлд, но и тут они умудрились меня удивить.

Мы метались от одной столицы к другой в жалких попытках утихомирить разбушевавшийся народ, но, чем больше усилий мы прикладывали, тем меньше от этого было толку. Никакие увещевания обезумевшей толпы, демонстрации лучших навыков Литой, мной, Дереком и остальными не помогали. Я сбился со счета: во скольких открытых столкновениях, где десятки людей гибли на моих глазах, я успел поучаствовать, но все было тщетно. И это был какой-то ад. Гнойный нарыв негодования, долгое время набухающий среди мирных людей, лопнул, и казалось, что конца и края человеческим жертвам не будет. Хуже того, активизировались различные террористические группировки, которым был только на руку воцарившийся хаос.

Темный, отчаявшийся народ, что с них взять, но творящееся на улицах не раз наводило меня на мысли, что я был бы сейчас вполне не против отсиживаться где-нибудь в подвалах Ворлдчайлд, проводить свои исследования, смотреть сериальчики и ночью мечтать о большой любви с моей знойной красоткой Кесседи, а не разгонять обезумевшую толпу.

Требования, которые выдвигали предводители сопротивления, были одно хуже другого. Им было мало простого свержения властей, отстранения Дерека и ему подобных от всех ветвей управления. Нас были готовы стереть в порошок, или хотя бы заковать в кандалы и засадить в клетки, наподобие диким зверям. И только в силу благоразумия некоторых представителей государств, понимающих, что если пойти сейчас на поводу у воинствующих мятежников, то неизвестно, какого социопата они выдвинут в качестве альтернативного варианта, мы все еще сохраняли свои шаткие позиции.

А потом наступил конец. Словно мольбы миллионов людей вдруг были услышаны. Как говорила моя мама – беда не приходит одна, а тут она не просто пришла, а феерично ворвалась в нашу жизнь, перевернув все к верх ногами.

Я и несколько моих союзников из Таймлесс сидели в штабе в один из редких дней затишья, обсуждая дальнейшие планы. И я никогда не помнил этих суетливых, веселых ребят такими раздавленными. Все причастные к нашему показательному выступлению в Форест Сити уже устали винить себя в воцарившемся кошмаре. Жалкие попытки оправдать себя доводами, что это стало лишь искрой для давно назревавшего пожара, перестали иметь хоть какой-то вес.

– Дилан, ты сможешь принести из моей комнаты бутылочку виски? – пробормотал Дерек, потирая лоб. Он все чаще пропускал заседания совета, устав выслушивать бесконечный поток грязи в свой адрес от особо дотошных представителей других государств, проводя больше времени с нами, и даже Бен перестал его в этом винить. Да что там греха таить, сам глава штаба стал отстраненным и безучастным, словно утратив веру в наше дело, постоянно витая в облаках, чаще всего даже не принимая участия в этих сборах, пропадая на недели, как сегодня. – Не могу больше этого терпеть на трезвую голову, да и остальным не помешает расслабиться.

Окружающие одобрительно кивнули, и я метнулся в комнату Дерека… но ничего не произошло. Я попытался снова, поднатужившись, но не двинулся с места.

– Ник, твоих рук дело? – я уставился на него исподлобья, ведь, кроме него, никто не мог мне помешать. – Не хочешь пить сам, не мешай травиться алкоголем другим.

– Что я? Я ничего не делал, – пробормотал Ник, удивленно глядя мне в глаза. – Дилан, правда, я тут не причем.

– Не понимаю, – прошептал я себе под нос, попытавшись снова. Эффект был прежним. – Да какого черта!

Под недоумевающие взгляды соратников я вскочил на ноги и отошел от своего стула, попытавшись изменить отправную точку. Ну же, работай, проклятая ты суперсила! Стоит ли говорить, что эффекта было ноль.

– Ник, если ты таким образом решил разрядить обстановочку, то идея так себе, завязывай! – прорычал я ему, подойдя вплотную.

– Да говорю тебе, я здесь не причем! – прокричал Николас в ответ, меча глазами молнии.

– Дилан…, – пробормотала Тереза, побледнев. – Это правда не он. Я… Никого из вас не чувствую. Абсолютно никого.

Мы с Дереком и Терезой испуганно переглянулись, боясь молвить хоть слово, но тут же тишину нарушил Пол.

– И я…, – парнишка сглотнул, подтверждая мои самые страшные опасения. – Я никого из вас не слышу. Полная тишина.

– Дилан, – на глазах Кесседи навернулись слезы, отчего все внутри меня сжалось в тугой комок. Женские слезы я вообще никогда не понимал и не знал, как реагировать, а от одного взгляда на свою бывшую девушку и вовсе впал в ступор. – Я даже не могу вспомнить свои видения. Белое полотно перед глазами и все…

– Хорош комедию ломать, вы чего, – буркнул Дерек, взмахнув рукой в сторону стоящего перед Ником стакана воды.

При любых других обстоятельствах этот жест заставил бы порыв ветра перевернуть стакан или вынудил бы всю воду оказаться на рубашке Николаса за считанные секунды, но ничего не произошло. Молчание в кабинете достигло своего апогея. Все, кто обладал способностями, по очереди стали проверять свои навыки, но дар каждого из нас будто пропал, испарился в одночасье, и никакие отчаянные попытки, концентрация внимания, жалкие потуги и пар из ушей не имели никакого эффекта.

– Это все какой-то абсурд, – и до этого-то не блиставшая золотистым загаром Лита, теперь и вовсе белая как простыня, судорожно принялась колотить по клавишам телефона. – Надо позвонить Бену, он точно знает, что произошло, не может не знать!

Все с замиранием сердца ждали как смертного приговора, когда на другом конце провода ей ответит единственный, кто знает о наших навыках больше, чем кто-либо другой.

– Переводит на голосовую почту, – будто вот-вот готовая потерять сознание, прошептала Лита чуть слышно. – Бен оставил нас. Теперь мы сами по себе.

Глава 10 – Дерек

Хорошие новости – теперь весь мир не был готов разорвать нас на куски. Плохие новости – мы стали просто неуязвимы, без каких-либо дополнительных бонусов, таких нужных в воцарившейся во всем мире вакханалии, но и это теперь подверглось сомнению. Раны, что мы получали в бесконечных столкновениях с обезумевшими людьми, затягивались гораздо хуже, чем прежде, повергая в настоящий ужас. Быть может, это был просто исполинских размеров страх, тупое самовнушение, но легче не становилось.

Я боялся, что однажды мне могут пригодиться давно забытые навыки ведения боя в горячих точках, но теперь не мог отделаться от постоянного чувства дежавю. Да только сейчас полем брани стала не богом забытая страна, а до этого процветающий мир, разрушаемый народами, который никогда не стал бы ввязываться в конфликты… И это было по-настоящему страшно.

Я как мог пытался успокоить тех членов штаба Таймлесс, кто не привык получать пулю, чувствовать ослепляющую боль, но, из каких-то идиотских геройских побуждений, по-прежнему желающих участвовать в разгонах акций протеста. Пусть самовыдвиженцев в этой бессмысленной бойне с каждым днем становилось все меньше. Перспектива испустить дух посреди жаждущих крови улиц не радовала и меня самого, но моя должность, которую я теперь проклял по-настоящему, обязывала.

Самым ужасным во всем этом безумии было то, что теперь я отчетливо понимал одну простую истину: если бы Хлоя все еще была жива, она бы точно не осталась в стороне. Она не вернулась после пожара в Форест Сити, пусть даже и узнала бы каким-то неведомым образом, что это была всего лишь фикция, жалкая попытка выманить ее из ее убежища… Но способности еще были при ней, когда началась эта бесполезная война народов, и то, что она и тогда не объявилась, не попыталась все исправить означало только одно: ее просто больше нет.

Быть может тогда, в палате Таймлесс, находясь на грани безумия, Хлоя нашла решение: силой мысли заставила себя умереть и исчезнуть навсегда так же, как заставляла других людей делать то, что она велит. Другого объяснения уже просто не было.

С этой мыслью я пришел к единственному, кто по-настоящему мог меня понять: к Нику. Я не мог сказать, что он стал моим другом, но, закопав топор войны, мне стало проще оказаться в его шкуре, и оттого было еще больнее. Пусть Николас и был для нее давно перевернутой страницей, да и он сам смог пойти дальше с Литой, но сейчас, видя растерянность и утрату в его глазах, я будто пришел к мысли, что нас теперь навеки связывает одно на двоих раздирающее душу чувство вины и невероятной потери. И эту рану ничто не могло залечить. Даже не представляю, как он смог пройти через это дважды, ведь мне и одного раза хватило, чтобы утратить связь с реальностью.

И оттого я отчаянней шел в бой на этих улицах, разящих отовсюду смертью, громче кричал на бесконечных собраниях, пытаясь вразумить напыщенных идиотов, не ведающих, что они творят, закрывая границы и ведя войну против собственных сограждан, вел за собой членов Таймлесс, подло взывая их к мукам совести за убийство той единственной, кто мог это все исправить. Выбивался из сил, пытаясь сделать хоть что-то, чего она так и не смогла…

В глубине души я надеялся, что очередная пуля или граната убьет меня и избавит от этой бесконечной пытки, но судьба будто издевалась надо мной: умереть я не мог, как бы не старался. Даже наоборот, моя неуязвимость снова вернулась в своем полном обличии, больше не вызывая никаких сомнений: это проклятье со мной до конца моих дней. И это раздражало сильнее, до скрежета зубов и побелевших костяшек сжимаемых мною в ярости кулаков, и казалось, что сгорать в этой непроглядной тьме мне теперь придется вечность.

А потом началась какая-то чертовщина. Я думал, что меня уже ничем не удивишь, но кому-то это охренеть как удавалось. Приходя в себя в своей резиденции в Лондоне после очередной бойни, я валялся на диване гостиной, осушая одну бутылку рома за другой. Алкоголь остался единственным лекарством, которое хоть ненадолго заглушало эту нестерпимую боль.

– Дерек, ты не поверишь, – без нервного стука, которым Дилан обычно предупреждал о своем вторжении, парнишка ворвался в комнату. Не говоря больше ни слова, он отыскал на барной стойке пульт от телевизора и щелкнул клавишей.

Ничего необычного: типичная разгромленная улица когда-то прекрасного города, разбитые витрины каким-то невероятным образом до этого дня уцелевших магазинов, баррикады, несметное количество гильз на асфальте, снующие от одного бездыханного тела к другому военные медики… И огромная зеленая надпись на стене многоэтажки: «Остановитесь».

– И что? – буркнул я, не понимая, где тут Дилан нашел сенсацию.

– Ты что, слепой? – истерично прокричал Дилан, нервно щелкая клавишами, явно подыскивая нужный канал. – А теперь?

Картинка на экране сменилась: теперь, судя по не рассевшемуся до конца дыму, на видео были запечатлены первые минуты после бойни, в которой мы участвовали. Журналистка в кадре, одетая в явно неподходящую этой грязной улице белую рубашку, бронежилет и каску, стоя прямо на фоне того самого здания, что-то самозабвенно лепетала. Я уж был готов отвести взгляд, борясь с тошнотворным чувством погружения в эту стихию бессмысленного убийства снова, как замер, боясь моргнуть: прямо на глазах стена многоэтажки начала обрастать той самой надписью «Остановитесь», что я видел минуту назад. Опешивший оператор приблизил ракурс настолько, насколько смог, пробормотав что-то нечленораздельное девушке, оставшейся теперь за кадром.

– Это что, мать твою… Мох?! – онемевшими губами прошептал я, едва не упав с дивана.

– Ну наконец-то! – воскликнул Дилан, взмахнув руками. – Дерек, это на всех каналах! Мох вырос меньше, чем за минуту, стена глухая, доступа к ней ни у кого нет, здание проверили от и до, никаких следов того, что кто-то подготовил эту дичь заранее, мох просто вырос и все! Сам по себе!

– Это же невозможно… Уму непостижимо, – я присел, чувствуя, что адреналин уничтожил весь алкоголь, что был в моей крови. – Есть запись?

– Да записей завались! – присев рядом со мной, Дилан без труда отыскал ссылку на видео-сервис в своем смартфоне.

Мы вместе просмотрели видео с десяток раз, через несколько минут к нам присоединились Келлан и Кесседи, которые на перебой кричали о том, что все проверили, благо за долгие годы хакерства у Келла все еще остались какие-то навыки, независимые от дара: это точно был не фейк и не монтаж, мох такой же реальный, как и любое другое растение на этой земле, но как и почему он появился, никто и предположить не смел.

А потом все повторилось, только в куда более впечатляющих масштабах. Прямо посреди очередной битвы на улицах города, когда десятки людей с каждой стороны уже простились с жизнью, пробиваясь сквозь асфальт под моими ногами, начали расти цветы. Сочные, полные жизни разноцветные тюльпаны распускаясь на глазах, затапливали улицы, заставляя опешивших людей прекратить стрельбу, а пустующий огромный рекламный баннер оброс той самой мховой надписью «Остановитесь». Застыв в тишине, люди сложили оружие, бессильные в своем трепете перед высшими силами, чем бы они ни были: битва была окончена.

Если у меня и оставались какие-то сомнения после просмотра видео, то теперь я видел все своими собственными глазами, собственными руками трогал сочные бутоны, вдыхал их свежий аромат, держа этот символ зыбкого перемирия трясущимися пальцами словно хрустальное изваяние, боясь неуклюжим движением разрушить этот мираж. Но будто впервые за последние месяцы, эти цветы были самым реальным, что я видел, кто бы не был виновником их появления.

Взоры всего мира обратились на это чудо, просвет среди беспроглядной тьмы, но дельного объяснения не смог дать ни один ученый. До пены у рта мы спорили о происхождении надписей и цветов, сидя в штабе Таймлесс, цепляясь за зыбкую надежду, что кто-то из наших смог сохранить свой дар по каким-то одному черту известным причинам, когда никто не смог. Перерыв тысячи бумаг, оставленных безвестно пропавшим Беном, мы нашли несколько номеров телефонов тех, кто когда-то был одаренным неуязвимым, но из каких-либо личных соображений остался в стороне от их деятельности: все они подтвердили, что лишение своих способностей коснулось и их тоже. И оттого загадка происхождения проклятой растительности была еще более противной.

Зато на заседаниях совета безопасности ООН дела пошли в гору: эпидемия резко и повсеместно пошла на спад, лидеры государств, и без того довольные, что я лишился своих способностей и уже не так сильно раздражаю мировое сообщество одним своим существованием, теперь почему-то решили, что только я и моя команда из Таймлесс сможем найти истоки загадочного явления, переманив их творца на свою сторону. В конце концов от этих выпадов любителя растений был толк: сражения и акции протестов сходили на нет там, где появлялись эти надписи из мха и поля цветов. Хотя бы на пару недель устаканивался шаткий мир, позволяя противникам либо набраться сил, либо сложить оружие.

Я бы мог списать происходящее на происки пацифистов, нашедших способы каким-то образом заранее подготавливать почву для своих замысловатых выступлений в прямом и переносном смысле, но только если бы это не начало происходить буквально везде. Тут и там с интервалами в несколько часов прямо посреди городских улиц, закованных в бетон и асфальт, расцветали сады. Все было слишком хорошо организованно, продумано до мелочей. Да даже если это и была группа неравнодушных, имеющих союзников по всему миру, они просто не могли знать всех мест, где проходят сражения, не могли приложить свою руку в абсолютно разных точках планеты. Но, вопреки всем разумным доводам, это происходило, сводя с ума каждого, кто пытался разобраться в происходящем, и только распаляло и без того неистовое желание найти тех, кто к этому причастен.

И мы начали искать. Храни судьба того, кто придумал частные авиалинии, ведь благодаря личному самолету, ставшему для меня родным домом, я бывал в большинстве городов, где происходила эта чертовщина. Лучшие умы разведывательных организаций, шпионы, нобелевские лауреаты и аналитики бились над загадкой происхождения цветов и предупреждающих надписей на улицах. Ступая в очередное сражение теперь мы знали, что в тени закоулков неустанно следят за каждым, кто может стоять за всем этим, улавливая мимолетное движение любого, кто покажется странным.

И кое-что начало проясняться. Загадочная личность в капюшоне появлялась на одном снимке за другим, но, словно зная, в какую сторону повернуться, чтобы укрыться от объективов скрытых фотокамер, она или он не являли никому своего лица, оставаясь в тени. Образ был нечетким, перманентно размытым, но всегда примерно одного роста и комплекции, что повергало в шок: один человек не мог перемещаться по всей планете с такой скоростью, тем более оставаясь незамеченным для таможни. И это было либо много чертовски похожих людей… либо всего один, что в принципе казалось абсурдом.

Улицы Вены утопали в лужах, дождь стоял стеной, отчего наши попытки поймать загадочного Плюща, как прозвал его Дилан, яростный любитель комиксов, сводились на нет. Все шло по привычному сценарию: акция протеста, вышедшая из-под контроля толпа, уже совершенно непонятно за что сражающаяся, первый брошенный коктейль Молотова, слезоточивый газ, первый выстрел, беспорядочная пальба, крики людей… И распускающиеся ландыши, чей дурманящий аромат, перемешанный с запахом дождя, затапливал воздух. Мощные деревья, прорывающиеся прямо сквозь асфальт, превратили улицу в прекрасный весенний сад… Краем глаза я уловил какой-то удаляющийся в переулок до боли знакомый силуэт в капюшоне.

– Дилан, – трясущимися губами шепнул я парнишке, кивнув в сторону зацепившего мой взгляд человека.

– Не может быть…, – так же не веря своим глазам, пробормотал парень, кивком подзывая к себе ждущих сигнала спецагентов.

Вместе мы, перебегая от укрытия к укрытию, прячась за спинами опешивших демонстрантов, последовали за загадочной личностью. Но, не прошли мы и сотни метров, как человек застыл. И я клянусь, это не было наваждением, но силуэт не мог принадлежать никому, кроме нее… Сквозь пелену дождя я даже увидел локон серебристых волос.

– Хлоя? – глотая перекрывающий кислород ком в горле, прошептал я, коснувшись плеча незнакомки.

Эта секунда тянулась вечность. Миллион мыслей: зыбкая надежда, счастливое предвкушение и невероятный страх ошибки пронеслись сквозь меня за доли секунды гигантским потоком, сбивающим с ног и выбивающим воздух из легких. Словно кто-то заехал мне четким ударом прямо в солнечное сплетение.