Кстати, о корсете. Я морщусь от непривычного ощущения сдавливания в районе грудной клетки и живота, надеясь, что не выгляжу глупо, ведь я не видела себя со стороны.

Пытаясь отвлечься от мыслей, я начинаю рассматривать лепнину, бархат и роскошь мероприятия, на которое попала. Вопросы продолжают роиться у меня в голове, и я осознаю, что не знаю, как начать с ним беседу. Как вообще к нему подойти? Я ведь выросла в деревне и мало что знала о манерах, а из детства помнила еще меньше. Поэтому сейчас жалела, что была слишком глупой и не расспросила у служанки, как себя вести. Оставалось лишь уповать на несколько уроков изящных манер, которые перед аукционом преподала нам графиня. Но я точно помнила из правил хорошего тона, что приглашать на танец должен он, а не я.

Я делаю вид, что изучаю красивую вазу с алыми розами, и ищу его среди гостей. Замечаю, что в той компании, где стоит графиня, его больше нет, и внутри меня все холодеет. И без того расшатанные нервы дают о себе знать. Я начинаю отчаянно искать его глазами, молясь, чтобы он не покинул зал.

Я ведь даже не знаю, для чего ему этот танец и зачем делать такой отвлекающий маневр. А что, если он передумал дарить мне свободу? Что тогда?

Горло жжет, но я не позволяю себе такую слабость, как слезы.

Я его найду, обязательно найду!

Я оборачиваюсь, чтобы оглядеть вторую половину зала, как вдруг врезаюсь в чью-то грудь. Пальцами успеваю нащупать бархатную поверхность черного, как ночь, камзола, украшенного богатой вышивкой.

– Простите! – тихий писк слетает с моих губ, и я поднимаю голову, встречаясь с сапфировыми глазами, сверкающими в прорезях металлической маски. В то же мгновение я будто проваливаюсь в мягчайшее облако, которое обволакивает мое сознание. Тону в его глазах – холодных, как бушующие воды океана Бурь. Все вокруг меркнет в сравнении с ним, таким нечеловечески красивым, пусть даже половину лица скрывает маска. Его черные волосы словно вбирают в себя весь свет: на них не пляшут и отблески от хрустальных ламп в зале.

Я не сразу понимаю, что он придерживает меня за руку с того момента, как я наткнулась на него. Именно это и не позволяет мне упасть. Его ладонь очень горячая в сравнении с моими скользкими, холодными руками. От него пахнет проливными дождями, грозой, хвоей и бушующим океаном в прохладную июньскую ночь. Растворившись в запахе, я краем сознания понимаю, что слишком долго молчу и безотрывно гляжу на него. Поэтому нехотя разрываю этот момент своими словами:

– Прошу прощения, господин. Я не хотела никого задеть, – пытаюсь извиниться за свое столкновение с ним, чувствуя, как краснеют щеки.

– Я прощу вас, если вы подарите мне танец, – говорит он бархатистым голосом. Таким приятным, что сначала я слышу его мелодичность и только потом разбираю слова.

– Да, – вновь с запинкой отвечаю я. – Конечно.

В этот момент я чувствую себя невероятной идиоткой. Из головы исчезают все мысли, кроме тех, что продолжают вращаться вокруг мужчины.

Он галантно протягивает мне руку, и я отчаянно цепляюсь за нее, как за спасительный круг. Вижу, как его губы трогает чувственная улыбка, и надеюсь, он простит мне подобное поведение. Хотя он явно в курсе того, как влияет на девушек.

Мужчина выводит меня в центр зала и мягко берет за талию. Я чувствую тепло его ладоней и жалею, что на мне корсет, который к тому же не дает нормально дышать. Под зазвучавшую мелодию он начинает вести меня в танце, и я с удивлением осознаю, что не совершаю ни единой ошибки в движениях. Рядом с ним я словно плыву по воздуху, а мои ноги едва ли касаются пола, пока он кружит меня, словно пушинку.

Внезапно его руки исчезают с моей талии, и я ощущаю это так отчетливо, будто меня лишили последней крупицы тепла. Мы начинаем обходить друг друга по кругу, едва соприкасаясь ладонями, и его взгляд ласкает мою кожу, словно шелк. Запах хвои и свежести после дождя проникают в мое тело и окутывают плотным коконом. Потом мы снова кружимся, и у меня в голове мелькает мысль, от которой меня обдает жаром.

Этот мужчина заплатил за меня миллион триста тысяч таллинов. Он отдал эти деньги за мою свободу, а я, глупая, наоборот желаю оказаться у него в плену.

Мы кружимся, кружимся и кружимся в танце, пока мелодия не обрывается, а мое сердце не пропускает удар.

– Благодарю вас за танец, прекрасная незнакомка. – Мужчина целует тыльную сторону моей ладони, и я впервые желаю взмолиться, прямо здесь и сейчас попросить его обменять свою свободу на…

На что?

Мои глупые мечты разбиваются об осознание того, что я совершенно его не знаю. Да, меня невероятно тянет к нему, да, он завораживает, но… Он заплатил за мою свободу, а не за тело. И я должна с благодарностью принять его дар и исчезнуть из его жизни.

Ни больше, ни меньше.

– Госпожа. – Я даже не замечаю, как рядом со мной появляется слуга в маске и склоняется к моему уху: – Вас в саду дожидается посыльный.

– Хорошо, иду, – отвечаю слуге и бросаю последний взгляд на мужчину.

Он улыбается уголками губ и кивает, позволяя мне уйти.

Я вдруг осознаю, что не знаю его имени, но представляться уже слишком поздно.

– Спасибо вам, – говорю от чистого сердца, глядя ему в глаза.

– Удачи, – шепчет он одними губами, после чего я, с тяжелым грузом на сердце, следую за слугой прочь из зала.

Я чувствую, как к глазам подступают слезы. Понимаю, что какой-то частью моей души этот мужчина уже завладел.

Навеки.

***

– Госпожа? Все в порядке? – интересуется слуга, когда мы идем по пустому коридору, а я на ходу пытаюсь вытереть влагу из уголков глаз. С маской это получается крайне плохо, но я не сдаюсь.

Дура, дура, дура!

Он выкупил меня, сделал добрый жест, помог мне, а я…

О, великая Ночь, что со мной вообще происходит?

– Все в порядке, – отвечаю я. Увидев недоверчивый взгляд слуги, добавляю: – Правда. Все хорошо. Просто не верится, что я смогла это совершить.

Юноша (по крайней мере я думаю, что это он) ободряюще улыбается мне:

– Вы хорошо справляетесь. Осталось еще немного. Потерпите, и этот ад скоро кончится.

Мне вдруг становится интересно, знает ли он о том, кому именно помогает, но спрашивать об этом я не решаюсь. Мало ли кто мог нас подслушивать, спрятавшись в многочисленных комнатках для прислуги, которые мы минуем по коридору. Возле одной из дверей мы останавливаемся, и слуга тихо шепчет:

– Заходите внутрь и переодевайтесь. Сменная одежда уже лежит в корзине. Поменяйте все, кроме маски. Она должна остаться на вас. У нас пара минут.

– Хорошо.

В небольшой комнате пахнет все теми же травами и чесноком. Интересно, зачем нужны все эти обереги?

Я начинаю раздеваться, как вдруг понимаю, что не умею расшнуровывать корсет. Залившись краской, выглядываю за дверь в коридор, где меня ждет слуга, и произношу:

– У меня проблема.

Юноша, который привалился к стене в ожидании меня, взволнованно подходит к двери.

– Что такое? Нет одежды?

– Нет, не в этом дело, – отвечаю я, смущаясь еще сильнее.

– Тогда что случилось? – не унимается тот.

– Я… я н-никогда не носила корсетов. И не могу… н-не могу его расстегнуть, – заикаясь, говорю я.

Слуга выдыхает, и на его лице появляется ободряющая улыбка.

– Не переживай, я тебе помогу. И не бойся, я не буду потом подглядывать или приставать. Только помогу.

Я пропускаю его в комнату и отворачиваюсь к стене. Слуга начинает проворными пальцами расшнуровывать завязки на моем платье, и мне кажется, что я не выдержу и вот-вот свалюсь в обморок от переизбытка чувств.

– Эй, ты только дыши, хорошо? Все в порядке. С кем не бывает.

Он явно пытается отвлечь меня от удушающих мыслей. Я даже не понимаю, как быстро мы перешли на «ты».

– Со мной такое впервые. – Я сглатываю и решаю вытащить из прически камни. – А ты…

– У меня две сестры. – Судя по его голосу, он улыбается. – Одной девятнадцать, она старше меня на два года, а второй пятнадцать. Так что я часто шнурую все эти глупые рюшки, когда ей надо выйти в свет. Моя семья не настолько бедна, как храмовые мыши, поэтому один выход в несколько месяцев мы можем себе позволить. К тому же слугам поместья хорошо платят.

– Ты служишь графине? – спрашиваю я, одной рукой придерживая платье, чтобы не соскользнуло на пол. Потом оглядываюсь и вижу, что слуга отвернулся, стараясь не глядеть в мою сторону.

– Нет, я служу герцогу. Прибыл на этот прием вместе с его свитой.

Услышав слово «герцог», я замираю и напрочь забываю про простое платье, в которое переодевалась.

В Ладоргане был лишь один герцог – Киран Ердин, правая рука Императора и его побратим. О нем знал каждый ребенок во всех уголках Империи, потому что именно благодаря Кирану Ердину и их третьему соратнику, Багровому Лорану, наш Император пришел к власти.

У меня пересыхает в горле.

– Герцогу Ердину?

Я часто слышала от деревенских страшные байки о нем. Кроме того, герцог, которого девушки ни разу не видели, славился своей неземной красотой.

Неужели именно Киран Ердин выкупил меня сегодня? Я не могу в это поверить. Да и как, если с этой позиции самый богатый и влиятельный человек в Империи обратил на меня свое внимание!

– Именно ему. Ты готова?

«Нет», – думаю про себя, но отвечаю другое:

– Почти.

Пышное платье с бала я кладу в корзину, откуда достала сменную одежду и темный теплый плащ, который накидываю на плечи. На бедрах закрепляю ремень, а на него вешаю мешочек, который также взяла из корзины. Даже не раскрывая его, понимаю, что в нем лежат монеты, гребень и что-то еще, что я не могу определить на ощупь.

Темные волосы волнами рассыпаются по плечам, когда я вытаскиваю из прически последнюю заколку и кладу ее в холщовый мешочек рядом с остальными камнями. Я выбрала из волос все украшения до единого. Чужое богатство мне ни к чему.

Помня его наставление, маску я оставляю на лице.

– Я готова.

– Отлично.

Мы покидаем комнату, плотно затворив за собой дверь, и вскоре выходим из усадьбы в тихий сад, который окутывают ночная тьма и свежесть вечерней прохлады. На заднем дворе у самых ворот нас уже ждут вороной жеребец и мужчина в кожаной броне, с коротко стриженными темными волосами, прямым носом и орлиным взглядом.

Слуга обменивается с ним паролями, а потом передает меня незнакомцу.

– Это Рейнольд. Он отвезет тебя в столицу, в храм Пяти.

Я киваю мужчине, и тот неожиданно говорит мне:

– Зови меня Рей.

– Хорошо.

После того как слуга исчезает в темноте сада, Рей в одно мгновение хватает меня за талию, сажает верхом на могучего коня и вручает поводья. Мягко поглаживает животное по голове, успокаивая его и давая ему время привыкнуть ко мне, а затем взлетает в седло позади меня. Я передаю ему поводья, и он пятками пришпоривает коня, разворачивая его к воротам.

Мы срываемся с места, уносясь прямо в черную ночь.