Про золотую рыбку

* * *

Да-да, про ту самую, о которой уже столько сказок сложено – а лучше всех написал о ней великий поэт Александр Сергеич Пушкин. Большой шаман был, много знал про то, что в мире творится, – а про то, чего не знал, не писал. Вот он и расписал нам в своей сказке во всех подробностях, что да как там со стариком этим и его старухой произошло, а про саму рыбку и жизнь ее рыбью умолчал. Ну там, помутилось синее море, и все. Не знал он, как у них в океане все устроено, а я знаю и вам расскажу.

Рыбы – они, да, говорить умеют, и с людьми, и между собой, конечно, только не ртом, как мы, – рот у них вообще не для этого, – а мыслями обмениваются. Телепатия у них, во. Почему сейчас с людьми не говорят? Не знаю, не хотят, наверное. А той Золотой рыбке приходилось. Такое уж у нее было дело по жизни – с людьми общаться да желания исполнять. Не то чтобы работа: не получала она за это ничего, и не заставлял никто, рыбы же свободный народ, их фиг заставишь, вильнула хвостом – и поминай как звали. А, скажем так, миссия у нее была – людям помогать. И для этой миссии была у нее особая волшебная сила. В старину-то многие знали, в каком месте на берег выйти да как ту рыбку подозвать, и абы с кем не делились, передавали друг другу шепотом, чтобы кто случайный не подслушал. Потому, наверное, люди всё попадались рыбке нормальные, не злые, не жадные – просто шли со своими бедами да кручинами, она и помогала. А на досуге любила она, не поверите, сказки и истории всякие слушать: у них, у рыб, свое как бы радио есть, тоже телепатическое. И больше всего нравились ей истории про всяких королей, рыцарей, принцесс да фей, из тех времен. Ну, про фей слушать ей было не особо интересно, она же сама как бы фея – а вот про принцесс очень любила, да.

Вот так жила она себе спокойно – и тут случается та самая история со стариком, и старухой его, и корытом, которую так прекрасно нам Пушкин описал, что и добавить нечего. Только давайте себе представим, что бедная рыбка чувствовала, пока с ангельским терпением про старухины закидоны выслушивала, а потом и исполняла. Только море вокруг бурлило от невысказанных эмоций… А что в итоге? А в итоге мерзкая старуха совсем на шею сесть вознамерилась, и чтоб рыбка-благодетельница, значит, была у ней на посылках. Тут уж лопнуло рыбкино терпение – неправильно это, не должно на свете быть таких людей! А вредить никому нельзя, можно только отменить уже сделанное. И вот одним изящным движением плавника – имеем разбитое корыто.

Чувствовала рыбка, что все сделала правильно, – а почему-то никак успокоиться не могла. Опротивели ей люди. Все чудилось, что они либо такие же жадные, наглые да глупые, как та старуха, либо, как мужик ее, подкаблучники бесхребетные… Наступило, короче, профес-сио-нальное выгорание вследствие психологической травмы, во. И взмолилась она своему рыбьему богу. А кто у рыб бог? Правильно, Дагон, кто ж еще. Это он для людей страшный, а рыбы все как одна – дети его любимые, и слышит он каждую, и сразу отвечает, стоит лишь той словечко про себя прошептать, и никаких таких выражений подчинения и покорности ему не нужно, свободный же народ.

И вот кричит наша рыбка изо всех сил, хоть и про себя: э-эй! Даго-он!

И он ей сразу в ответ таким басом внушительным: слышу, милая! Что там у тебя случилось?

И она, захлебываясь: все, короче, не могу я больше с людьми, забирай у меня силу волшебную! А он: не вопрос, милая, в любой момент. Она: а помнишь, ты говорил, у меня тогда еще одно желание для себя будет? Он: да, проси чего пожелаешь – и даже не одно, а целых два! На всякий случай, а то мало ли, знаю я вас.

И рыбка, недолго думая: хочу стать принцессой! Да-гон так осторожно: правда принцессой? Принцесса же человек, а не рыба. Рыбка ему: нет-нет, ты не понял, не человеческой принцессой, а рыбьей, пускай я снаружи буду как принцесса, ну, там, такая вся из себя прекрасная, милая и нежная, а внутри по-прежнему собой – только лучше!

Дагон такой: ф-фух, кажется, понял. Только знаешь что, дорогая: ты не забыла, что силы-то волшебной у тебя больше не будет? А рыбка ему на это: да ну и черт с ней, справлюсь! Давай!

Сказано-сделано: зажмурила глазки, и в ту же секунду случилось с ней волшебное превращение.

И вот открывает она потихоньку один глазик, потом другой и видит: мать честная! Чешуя у нее по-прежнему золотистая, но такая вся нежная, с муаровым отливом, тело стройненькое, точеное, плавники длинные и шелковистые, на полметра за ней развеваются, не двигается, а прямо плывет… ну то есть, она и раньше плавать умела, но все как-то не так. А теперь одно слово – красавица! Так ей радостно стало на душе – думает: вот оно, счастье-то, о котором столько слышала, а сама в жизни не видела! И захотелось ей повыше подняться, в более высокие, значит, слои моря-океана, где и света побольше, и корма, и общество, на других посмотреть и себя показать.

Всплыла потихоньку – и давай на свету красоваться, плавничками яркими шевелить, все смотрит, кто ее первый увидит, не принц ли прекрасный. Но тут краем глаза замечает: справа поодаль тень косая да серая маячит. Оглянулась: батюшки, да вот еще одна слева, и как будто бы снизу третья заходит!

Страшно ей стало. Как завопит: Даго-он! Что-о же это! А он ей: это, милая, акулы. Она: да откуда ж они взялись на мою голову! А Дагон ей на это с легкой грустью: а они, милая, всегда были, они тоже тут живут, как и ты.

И тут только дошло до бедной рыбки, что раньше волшебная сила защищала ее от хищных тварей, а теперь нет ее – и разорвут рыбку в клочки в один миг. И кричит она: Дагон, посто-ой! У меня ж еще одно желание есть! Давай быстро превращай меня в кита, кит же больше акулы!

Тут даже Дагон не выдержал. Дура, говорит, мы же рыбы! А кит – животное, мле-ко-пи-тающее, ты, что, не знала? Его предки миллион лет назад к нам в океан с суши сползли на четырех лапах, потом только лапы в плавники превратились. Так что не могу ни в кита, ни в дельфина, по другому ведомству проходят.

Стыдно стало рыбке: сказки-то она с охотой слушала, а в науке была не сильна. Но спасаться-то надо! И кричит она: раз так, хочу оружие! Ну вон, хоть меч, как у рыцаря, знаешь!

И Дагон такой: хм, а что, это идея! Почему бы и нет? Девка бойкая, с оружием себя защитить сумеет. Только куда ей этот меч присобачить? На спину неудобно: пользоваться не сможет, на хвост – не выдержит, слабенький. Остается на башку лепить – и все, прощай, красота. Ну так жизнь дороже, потом поймет-простит.

Сделал – и отключил связь, не смог дальше слушать, что у нее там в голове творится. Пока будет от акул отбиваться – авось привыкнет да полюбит себя такой.

Но что-то не давало ему покоя, жалость, что ли. Все думал, как же помочь, – ас ней сделать больше ничего не мог, желания кончились. Думал-думал, а потом – эх, была не была – просто представил себе внешность ее новую и сотворил такое же существо с мечом на носу. Только мальчика.

Что там дальше с ними было – натурально, тайна, покрытая мраком, об этом не только я не ведаю, но и сам Пушкин, похоже. Но по разным признакам можно предположить. И посейчас существуют в море-океане те рыбы с мечом на носу, так их и называют: меч-рыба. А значит, случилось у тех рыб и знакомство, и любовь, и семья-дет-ки. Выжили и размножились – значит, нужны нашему миру, какие есть.

Только, слышал я, в последнее время что-то меньше их стало – не дай Дагон, вымрут еще. Берегите, короче, океан.

Жадный раджа

* * *

Давным-давно было на севере Индии, в предгорьях, небольшое княжество, и правил им, как водится, один кшатрий. Семья его была богата, любящая жена родила ему пятерых сыновей, с окрестными князьями жил он в мире, дворец его был искусно украшен и полон всего, чего только ни пожелаешь, – в общем, этот раджа имел все основания считать себя счастливейшим из смертных. Но с течением лет и государственные дела, и семейная жизнь прискучили ему, он сделался неспокоен и раздражителен, и придворные день и ночь ломали головы, как бы развлечь своего повелителя, – но ни охота, ни игра в кости, ни общество красивых женщин уже не радовали раджу.

И вот как-то раз один из советников сказал ему: «Господин мой, в соседнем городке у подножия гор живет старый учитель, который известен тем, что в молодости был великим путешественником и обошел, кажется, всю землю от Персии до Китая. Прикажите послать за ним, и он наверняка сможет показать вам какое-нибудь невиданное в мире чудо». Раджа милостиво дал свое согласие.

Однако самый мудрый из придворных сказал остальным, что, по чести, сначала им следовало бы поговорить с учителем: кто знает, станет ли он подчиняться приказам хотя бы и самого раджи. Так и порешили сделать.

Назавтра придворные велели слугам оседлать коней и отправились в городок. Там они спросили у первого встречного, где живет учитель, и тот с охотой показал им дорогу. Учитель – а звали его Бхагван Сингх – жил в маленьком, неказистом на вид домике возле городской стены. Услышав голоса и топот множества коней, он вышел и немало изумился, увидев у себя во дворе столь блестящее общество, – однако вежливо поклонился и радушно предложил гостям войти в дом и разделить с ним скромную трапезу.

В доме было всего две комнаты: в одной учитель жил сам, в другой обучал соседских детей грамоте и арифметике. Кое-как разместившись, придворные отведали угощение и наконец приступили к делу. Они стали сетовать, как тяжела их жизнь при дворе, как много в государстве зависит от расположения духа повелителя и как сложно ему угодить. Поэтому не будет ли господин учитель так великодушен, что поможет развлечь раджу каким-нибудь увлекательным, но не очень трудным путешествием, желательно в такие места, куда не ступала еще нога смертного и где полным-полно невиданных, но неопасных чудес? Иначе все они просто-напросто рискуют лишиться головы.

Учитель выслушал их со вниманием и ответил, что дело это очень непростое, потому что таких мест в мире почти уже не осталось и сам он слишком стар для долгих походов, – но он понимает, сколь важна их просьба, и готов служить повелителю по мере своих скромных сил.

Обрадованные придворные посадили учителя на самую смирную из кобылок и вместе с ним вернулись в столицу. Бхагван Сингх был представлен ко двору и легко сумел завоевать расположение раджи красочными рассказами о былых путешествиях. А на вопрос, нет ли и в наше время поблизости от столицы княжества каких-нибудь чудесных мест, ответил, что знает одно и готов сопроводить повелителя туда. «Я щедро награжу тебя!» – воскликнул раджа. Но учитель ответил, что никакой награды ему не нужно, но он просит повелителя дать ему одно обещание и поклясться всеми богами, что оно будет исполнено.

Раджа нахмурился: какой-то учитель не стоил того, чтобы ради него клясться всеми богами. Но Бхагван Сингх был непреклонен: он сказал, что от этого будет зависеть его жизнь, а может статься, и жизнь самого повелителя. «В чем же я должен клясться?» – спросил раджа. «Поклянитесь, что ничего не унесете из места, куда я вас приведу», – ответил учитель. И раджа скрепя сердце принес требуемую клятву.

На следующее утро из ворот дворца вышел целый караван: придворные, сам повелитель, его личная охрана, множество слуг и телег с припасами. А впереди все на той же кобылке – она пришлась ему по нраву – ехал Бхагван Сингх, указывая дорогу. К вечеру остановились на ночлег, на следующий день достигли предгорий. Начался подъем, путь стал заметно труднее. Затем достигли места, где большая дорога кончалась, а вправо и влево отходили узкие каменистые тропки, по которым с трудом прошел бы даже один конный. Обоз распрягли и оставили, всадники выстроились цепочкой, и учитель решительно повернул кобылку влево. Долго пробирались они по узкой кромке ущелья, и у придворных не единожды сердца уходили в пятки при виде отвесного склона под ногами.

Наконец дорога вывела их на небольшую полянку, а дальше убегала за поворот. Учитель дал знак остановиться. Спешившись, он подошел к повелителю и прошептал ему что-то на ухо. Раджа властным жестом скомандовал всем замолчать.

– Дальше мы пойдем вдвоем!

Придворные и охрана зароптали, но раджа был непреклонен. Учитель заверил их: он жизнью клянется, что повелитель вернется к ним в целости и сохранности не более чем через три часа.

И они скрылись за поворотом.

Через пятьдесят шагов тропинка неожиданно уперлась в отвесную и гладкую, как стена, скалу. Учитель подошел к скале, ударил по камню рукой и негромко воскликнул:

– О Великий!

И в тот же миг случилось чудо: в скальной стене появилась тоненькая трещина, потом стала расширяться, раздался шум, как от камнепада – и посреди скалы разверзлось отверстие высотой в три человеческих роста. Учитель сделал приглашающий жест и первым переступил порог.

И взору раджи открылась прекраснейшая из пещер, когда-либо виденных человеческим глазом. Один зал ее был целиком из розового кварца, в другом молочно-белые сталактиты украшали потолок, в третьем стены покрывали кроваво-красные яхонты. Откуда-то сверху струился приглушенный свет, по полу бежали ручейки, сливаясь в нежно журчащий поток, который в следующем зале превращался в водопад и рассыпался разноцветной радугой. Да, это было поистине восьмое чудо света! Раджа был очарован и никак не мог наглядеться по сторонам.

Так они обошли семь или восемь залов, и тут раджа наконец заметил, что его спутник едва держится на ногах от усталости – очевидно, прошло уже несколько часов. С большой неохотой велел он проводить себя к выходу. Как только они переступили порог, волшебная дверь сама собой закрылась, и их взору предстала гладкая, как прежде, скала.

Придворные встретили их оживленными расспросами, но раджа велел им замолчать. Они устали, сказал он, а рассказывать об увиденном он не собирается – пусть знают только, что это было и вправду достойное зрелище, и слава подземным богам, сотворившим такую красоту.

Караван отправился в обратный путь, а на одном из перекрестков учитель остановился и сказал, что кратчайшая дорога к его дому лежит здесь и он просит позволения откланяться. Раджа милостиво поблагодарил его и отпустил. Он помнил, что тот отказался от награды, а данное учителю обещание он сдержал.

Вернувшись домой в прекрасном настроении, раджа с охотой погрузился в государственные дела и дворцовую жизнь. Так прошло два или три месяца; раджа часто вспоминал удивительную пещеру и ее сокровища и с течением времени все больше жалел, что не может снова посетить ее. Еще раз вызвать учителя? Но Бхагван Сингх ясно дал понять, что их приключение будет единственным в своем роде.

И тут раджу осенило: он же может добраться туда сам! Он постарался запомнить дорогу, а если где-то случится сбиться, его воины обыщут все окрестности и нападут на след. А клятву самому не искать это место он не давал! Правда, учитель что-то говорил про охраняющие пещеру силы – но, поразмыслив, раджа пришел к выводу, что все это сказки: он сам находился внутри много часов, но проявления каких-либо сил не заметил. Конечно, там есть волшебная дверь – но, очевидно, она открывается всякому, кто знает нужное слово, а он хорошо его запомнил. А сколько там драгоценных камней – целые россыпи! И кому они нужны там, под землей! Хорошо бы взять немного и пустить на украшение парадной залы дворца; а если представить себе, сколько некоторые из них могут стоить… конечно, он и его семья ни в чем не нуждаются, но презренный металл в наше время стал значить так много… статус и влияние требуют огромных расходов… нет-нет, он же дал клятву! Но раджа тут же сказал себе, что клятву он давал тогда, а в этот раз учитель ничего и не узнает.

И через несколько дней из ворот дворца вышел еще один караван. На этот раз раджа не стал брать с собой придворных, зато повелителя окружал весь цвет его личной гвардии: пятьдесят храбрых и умелых воинов. А сзади на осликах ехали слуги, нагруженные инструментами и мешками.

Когда добрались до предгорий, раджа не сразу заметил дорогу наверх – пришлось поплутать по окрестностям. Но тропу вдоль карниза он нашел верно и дальше ехал очень довольный собой, веселясь при виде вытянутых лиц напуганных крутым подъемом слуг. Стражу его, конечно, такие пустяки не смущали.

Наконец прибыли к заветному месту. Раджа спешился и с торжественным видом приблизился к скале. Подняв руку, он слегка хлопнул по камню и произнес:

– О Великий!

Однако ничего не произошло. Раджа нахмурился: такого он не ожидал. Он выхватил из ножен меч, рукоятью стукнул о скалу и крикнул уже громче:

– О Великий!

Но и на сей раз скала не отворилась. Раджа заволновался: не хватало только остаться в дураках на глазах у своих же подчиненных! В ярости вырвал он из рук одного из стражников боевой топор и метнул его в стену, во все горло крича волшебное слово.

Скала не дрогнула.

Раджа уже был готов скомандовать слугам взяться за молоты и кирки, как вдруг слова приказа застыли у него на губах.

С оглушительным шумом распахнулась каменная дверь, а за ней стоял, почти подпирая головой потолок, огромный асур. Глаза его сияли, как два солнца, грудь была закована в сверкающий панцирь, а две руки из шести угрожающе сжимали огромный меч и не менее внушительный боевой топор. Грозно зарычал он, и слуги все как один попадали наземь со своих осликов.

Раджа почувствовал, как у него затряслись поджилки и язык прилип к гортани, – но храбрые стражи его не дрогнули и дружно наставили на великана копья, мечи и топоры, ожидая команды. Второй раз зарычал асур, и сорок из пятидесяти воинов, выронив оружие, упали на колени. Не удержался на ногах и сам раджа. Однако десять самых умелых бойцов устояли и, собрав последние силы, бросились в атаку. Раджа понимал, что сражаться бессмысленно и он должен отдать приказ к отступлению, – но страх сковал его по рукам и ногам. В ужасе смотрел он, как асур одним движением опрокидывает его воинов, словно пешки, и поражает каждого его собственным клинком. Потом все стихло.

– Скажи же что-нибудь, земной владыка! – раздался вдруг спокойный негромкий голос. – Или ты проглотил язык?

Раджа не сразу поверил, что это говорит ужасный великан, только что разгромивший отряд его лучших воинов и бросивший на колени его самого. Кое-как он выпрямился и изобразил приветственный поклон.

– П-прошу прощения, господин мой, что пытался вломиться в твое жилище, – но я не знал, что оно принадлежит тебе. Учитель, что привел меня сюда, ни словом о тебе не обмолвился.