Леонид отправлял Тосе и детям переводы, посылки. Но сам наезжал всё реже.
В погожее воскресенье Тося затеяла глажку. За окном на ветках смертным боем дрались воробьи. «Им-то чего делить?» Во дворе, оседлав новенькие велосипеды, гоняли сыновья.
– Тоська, пойдём в горсад! Танцульки сегодня. Развеемся хоть. Живой оркестр будет. – В комнату заглянула Надежда.
– Ещё чего? А ну закрой дверь! – крикнула Евдоха. – «Танцу-ульки ей!..» Тоська, не сходи с ума, говорю. Не молоденька уж. Какие тебе щас танцульки? Это у Надьки ни ребёнка, ни котёнка нету, а у тебя дети, мужик!
– Мам, какой мужик? Видишь, он и не приезжает даже.
– Аа-а… – пропела раздражённо Евдоха, – живи, как знаешь… Я только говорю: ребятёшкам родной отец нужбн. А ты… закрутисся-завертисся и не заметишь, как мне ещё принесёшь. – Мать пристально поглядела на дочь. – Да и куда кавалера-то приведёшь, еслиф чё? Обе комнаты заняты, сама знаешь. – Евдоха вытащила из кармана аптечный пузырёк, – и мне покой… – проглотила таблетку.
– Да никуда я не пойду! – устало перебила дочь, раскладывая готовые простыни, – успокойся уже.
Тося вышла из комнаты.
– Надь, не пойду я!
Прошло ещё десять лет. Изредка наезжал к детям Леонид, но Тосю с собой уже не звал. Отведя намеченный отпуск, торопился домой. Совсем взрослые сыновья щеголяли в модных обновках, хвастали дорогими подарками: «Батя прислал! Батя купил!» Едва окончив школу, старший уехал к отцу на Север, а через год следом укатил и младший.
Стоял неласковый осенний день. Пылил дождь. Хмурая речка полоскала грязные тучи. Сгорбившись, брела Тося по набережной. Синий курёнок свесил из котомки старушечью шею. Женщина остановилась, туже замотала вязаный платок. Варежкой подправила вилок капусты, поглубже затолкала цыплёнка. Протерев мокрую скамейку, присела…
Передохнув, она подняла сумку и пошаркала к дому, где ждала её мать-Евдоха.
Соседская малышня, посмотрев тётишурин телевизор, умчалась на улицу, а за столом осталась скромная троица: розовощёкий крепыш, лет четырёх, и две девочки-близняшки, чуть постарше.
– Да… Вот и ещё одна семидневка лопнула, – грустно заметила женщинам Александровна. Мало того, что Александровна ворожила – всю правду-матку выкладывала, так она ещё и умелой рассказчицей была. Старушка сидела за маленькой прялкой и из клока шерсти вытягивала и ссучивала нить, наматывая её на веретено, и удивлялась: – Надо же, только вчерась четвериг был, а уж сёдни, смотри-ка, опять четвериг!.. – Поплевав на хваткие пальцы, она продолжала: – Не успеешь оглянуться, а жизь-то уж и пролетела! Дак оно и правда что… Вон хоть Надьку мою возьми: вроде, только что малявкой была, – бабуся покачала головою и шепотком поделилась: – А я сразу сказала ей, что с Генкой у их ничё не получится. Бывало, как на карты прикину, так и вижу…
– Это уж точно, жизнь – вода, – занятая своими мыслями, с опозданием подтвердила тётя Шура. – Веруня, ты садись-ка, детка, поближе. Ага…во-от сюда. – Хозяйка опростала чайник, отставила на шесток, – Талинка, и ты ешь-давай, не модничай… Ну? И чего застеснялась? Кушайте. – Тётя Шура придвинула тарелку с шаньгами, – мягонькие, с творожком. Даниловна вон опять принесла с утречка пораньше. – Женщина погладила всех троих по макушкам и, отвернувшись, прошептала: – Мы с Груней-то уж чуть свет в больницу сбегали: Зоя… совсем плохая. Завтра привезут домой… помирать…
Александровна уронила веретёшко. «Хосподи Иисусе Христе… помирать…»
– Я-то уже от сердца валерьянки напилась, вроде, отпустило маленько, – вздохнула тётя Шура.
«Вот беда-то…» – Соседки заохали, запричитали. Хозяйка вытерла глаза, решительно встала. Оглядела всех и сказала: – Будет вам зевать-то, детей напугаете! Не в нашей она воле… жизнь человечья. Она, что минное поле: кто наступил, тот и… пропал. Давайте-ка лучше сообразим, как нам дальше-то… с Зоей… с детями…
Зоя, молодая женщина – мать ребятишек. Широкое окно, в середине барака на первом этаже, опутанное лиловым вьюнком-колокольчиком – её окно, с детства. Она рано осталась сиротой. Родителей не помнила, свою бабушку мамой называла. Росла тихой и послушной. Бабулька в ней души не чаяла, сил не жалела – подымала внучку, образовывала. Одна беда: внучка хворала много: то воспаление лёгких подхватит, то бронхит. Как и чем её только ни лечили! И растирания она принимала и бабушкины отвары пила. «Облепиха, говорят, шибко помогает! На облепихе, мол, водку настоять да каждый день по напёрсточку перед обедом – сроду, говорят, болеть не будешь! – приговаривала бабушка. – И все болячки, что есть, сами и повыскочат!» Врачи советовали на лето выезжать в лесную зону, а ещё лучше район поменять, дескать, этот слишком загазованный. Бабушка на всё лето и отправляла любимицу то на курорт, то в лесной санаторий (спасибо, здравоохранение помогало).
Ну а в санаторном-то лесу и, впрямь, хорошо! Бабушке и самой впору бы в нём остаться, да деньги зарабатывать надо. Пройдут они, бывало, с внучкой по зелёным лужайкам, а там… синие и белые цветочки разбросаны. Птички поют. Солнечные поляны с клубникой-земляникой ожидают забредшего: ешь-не хочу! Красными огоньками в тенёчке вспыхивает костяника – манит пробу снять. Над кустиками застывают оранжевые бабочки. Благодать! Раскрасавицы-берёзы приглашают глотнуть своего прохладного сока! И грибочки в прятки играют! И воздух… ой… какой воздух! – Пить его, не напиться! Глядя на эти красоты, радовалась бабушка за внучку.
Из насиженного места им уезжать насовсем было некуда. В деревню? И чего там, в деревне-то, девчонке молоденькой делать? Хвосты коровам крутить, что ли? Деревня – она и есть деревня. А вот в лесном-то санатории хорошо!
Но как-то в заботах и хлопотах незаметно просочилось в никуда время… Зоя повзрослела и забыла о болезнях. Видно, всё же лечение да бабушкины снадобья помогли. После школы без раздумий девушка поступила в торговый институт. Вечерами училась, а днём работала продавцом в книжном магазине напротив. И вот работала она работала, и запохаживал к ней в отдел курсантик безусый!
– Зой, похоже, неспроста парнишка-то зачастил! Как уставится на тебя… глаз не оторвёт! – замечали лукавые подружки.
Так познакомилась Зоя с Вадимом, славным парнем – будущим пилотом. А незадолго до окончания училища Вадим сделал девушке предложение.
– Ну вот и ладно, вот и слава богу! Успела внученьку поднять да в люди вывести! – радовалась бабушка. – Теперь только взамуж отдам, а там уж и… помирать могу спокойно.
О проекте
О подписке