Глава 2

Окончательно я расслабилась, когда в доме начали появляться люди из новостных каналов. Иван ничем не занимался вполсилы, с привычным рвением вовлекся и в политику. Я только теперь поняла, в каком напряжении жила все эти годы, боясь себе признаться в страхе – о нем говорили только частые ночные кошмары. А наяву я не задавала себе вопросов, чтобы на них не отвечать.

Но теперь новая жизнь уже не мерещилась – именно она и наступала, моя только роль никак не изменилась, поэтому я решила ее менять:

– Вань, я с ума схожу от безделья, – заявила как-то за завтраком.

Супруг мягко улыбнулся. Взгляд у него теплый – не знаю, кого видят его подчиненные и конкуренты, не знаю, кого видят новые друзья-политики, но на меня он всегда смотрел именно так.

– И что же ты придумала себе в качестве развлечения? Только не говори, что казино! – он решил пошутить, что делал редко и лишь в самом хорошем настроении. – Казино как хобби можно иметь, только если ты его владелец.

Я засмеялась:

– Нет, дорогой, обойдусь без таких игрушек! Я тут подумала – может, мне в спортзал начать ходить? Твои ребята там прописались – я слышала их разговоры. Там охраны больше, чем дома! Неужели мне и там что-то угрожает? Или теперь мне вообще ничего не угрожает?

Последний вопрос я задала вкрадчиво, боясь и надеясь услышать ответ. Но Ваня задумался и выдал, пожав плечами:

– Ходи в зал, коль хочешь. Хоть на кулинарные курсы, если они тебе сдались. Все, чтобы ты улыбалась, Лиза!

Его реакция вдохновила еще немного поднажать:

– Да зачем мне кулинарные? Лучше нашей Евгении Прокопьевны все равно готовить не научусь! А вот на курсы дизайна с удовольствием бы записалась.

– А дизайн тебе зачем? – муж весело поглядывал на меня. – Лучше того петуха в перьях, который нам в прошлом году первый этаж обустраивал, тоже не сумеешь.

– Кто знает? – я счастливо улыбнулась, поскольку встретила не холодный протест, как раньше, а настоящее шутливое обсуждение. – Может, он те же курсы когда-то закончил, а теперь вот, – я махнула рукой на безупречно стильную фреску на стене, – зарабатывает!

– Ага, бабла я ему тогда килограмма три отвалил, – припомнил Иван. – Но тебе-то, девочка, зачем грязной работой заниматься, когда в мире полно петухов в перьях?

И я продолжала, придерживаясь той же ироничной интонации:

– А может, я всемирно известным дизайнером стану? Тебя президентом изберут, а жена должна соответствовать – попу накачаю, английский подтяну и добью всех мировым именем!

Ваня зычно расхохотался, а потом кивнул:

– Записывайся, Лиза, куда хочешь. Я, старик, иногда забываю, какая ты у меня молоденькая – тебе жить надо, подружками обзавестись, с которыми посплетничать можно, интересами. Ты же у меня талантливая, а я запер талант и оставил только себе.

– Ты не старик! И мне не нравится, когда ты так говоришь, – серьезно ответила я и ничуть не кривила душой. Возраст шел моему мужу как никому другому, а по энергичности он заткнул бы за пояс любого восемнадцатилетнего парня. Абсолютно все рядом с ним блекли, не в состоянии затмить ауру силы.

И он не мог не чувствовать, что именно так я всегда считала. Но взгляд его стал еще теплее. Я выбрала самый удачный момент для подобного разговора – Иван пребывал в отличном настроении, в чем я тоже увидела знак изменения нашей жизни.

– И то верно. Поживем еще, Лиз! Теперь так поживем, как ты даже представить не могла. Но давай без перегибов, не будем рисковать. Если с твоей головы хоть волосок упадет, то я этот город в порошок сотру и через сито просею, но этим волоски на место не возвращаются. А безопасных мест не бывает – мне ли не знать? – он многозначительно усмехнулся. – Потому только с охраной, чтобы у меня сердце на месте сидело.

– Разумеется! – я и не рассматривала другие варианты, но радовалась все сильнее.

– Из своих парней посмотрю, у кого шкура потолще, чтобы в случае чего хватило спускать… Или слушай, а может, мы тебе телохранителя наймем? Ну, знаешь, такие в пиджачках и галстуках, как в фильмах про страшных негритянок. Такими пижонами и перед подружками похвастаться не стыдно.

Я уже смеялась до слез. Мужа я любила, но в таком настрое – просто обожала.

– Давай в пиджачке, Ваня. Буду носить его, как сумочку.

– Забили, красивая моя девочка. – Иван махнул вошедшему Коше, который молчаливым кивком напомнил мужу о встрече. – Поищу. Своим-то я доверяю больше, но моих в какие пиджаки ни ряди, а все равно бандитская наружность торчит, не спрячешь.

Коша на этой фразе растянул губы в скептической улыбке. Вообще-то, Ваня немного преувеличивает – вот, например, если с Коши стянуть вечную черную футболку и кожаную куртку и принарядить в костюм от Армани, то он вполне может сойти за интеллигента. А вот на некоторых, наподобие Славки, никакой костюм не налезет – Славка так раскачался, что одним своим видом устрашает. Машина по швам трещит, когда он за руль садится, куда уж какому-то Армани.

Ваня поспешил на встречу – пришел кто-то из очень важных гостей, но я все же успела перехватить его и чмокнуть в щеку, прошептав:

– Спасибо.

Не так уж мне был интересен дизайн или курсы английского, и вряд ли мне нужны подружки для сплетен, но сами эти изменения говорили о глобальном перевороте. Дышать сразу стало легче, как если бы я все годы жила под грузом, и он за одну минуту исчез. Летала по дому и прикидывала, чем займусь сначала, а через полчаса твердо решила – вот всем по порядку и займусь.

Настроение было преотличным, и, услышав о приходе Максима, я сама побежала в синюю гостиную – предупредить, что его отец некоторое время будет занят. Младший сын мужа был моим ровесником, но отношения между нами по понятной причине всегда оставались напряженными. Он внешностью пошел в мать, ни капли брутальности отца не унаследовал, очень красивый, но какой-то пустой, как если бы под презентабельной оболочкой не скрывалось жил. Он ко мне относился по большей части равнодушно – мы просто придерживались военного нейтралитета.

– Здравствуй, Максим! – я отвлекла парня от разглядывания картины над камином. – Иван занят, встреча с важным человеком.

– У него всегда встречи с важными людьми, – парень ответил и лишь потом обернулся, скривившись. – А, ты все еще здесь, Лизавета? Не заменили тебя на кого помоложе?

Примерно одинаковое приветствие всякий раз. Его отношение вполне объяснимо – детская обида за мать, себя и брата, которых Иван просто выдвинул когда-то из своей жизни. С его бывшей женой я виделась всего единожды, она никогда сюда не приходила. Довольно красивая, но пожилая женщина, которая вообще никакого негатива ко мне не демонстрировала. То ли слишком спокойная, то ли достаточно мудрая, чтобы понимать: Иван женился во второй раз после нескольких лет развода, и для нее конкретно нет никакого значения, на ком: пустышке-блондинке-модельке или лауреатке Нобелевской премии.

– Как видишь. Могу я предложить тебе что-нибудь выпить?

– Выпил уже вчера. – Максим рухнул в кресло так устало, будто был старше своего отца. – Машину разбил. Отец опять орать будет.

– Покричит и купит новую. Как в прошлый раз. – Я заняла изящное кресло напротив.

– Ты воспитывать меня решила, мамочка? – Он ухмыльнулся. – Выискалась тут тоже. Но видишь ли, какая проблема, Лизавета, твои дни тоже не всегда будут такими сладкими. Не думаешь же ты, что раз выскочила замуж за самого Морозова, то до конца дней теперь будешь в жемчугах ходить? Ничего подобного. Стукнет тебе максимум тридцать, и пойдешь на списание. Не перевелись еще крашеные куклы на Руси, которые за деньги готовы на все.

Я старалась не реагировать на выпады, а в двадцатый раз это уже просто:

– Может, так и будет. Тогда и порадуешься.

– Будет-будет, – заверял Максим скорее самого себя. – Но хуже всего, что ничего ты с него не получишь. Вышвырнет в том, в чем в дом его пришла. Как нас вышвырнул. Так прими добрый совет от сыночка – начинай откладывать с маникюрчика уже сейчас.

Я отвернулась к камину, чтобы скрыть улыбку. Да, Иван от предыдущей жены отмежевался, но она живет в хорошей квартире в центре и вряд ли испытывает особую нужду. А сыновья его вообще преспокойно обращаются при необходимости: проигрался – папа долг заплатит, машину разбил – папа купит, в полицию попал за разбитую в пьяном виде витрину – папа отправит своих ребят и юристов, чтобы вытащили шалопая. Папа поорет, конечно, иногда подзатыльник даст, но проблему решит. Максиму ли жаловаться? Иван для них плохой отец, с этим сложно спорить, он вообще предпочитает с ними не общаться и никаких теплых чувств не демонстрирует, но если речь идет только о деньгах и связях, то отшвыривается ими от предыдущей семьи, чтобы не припекали. И Максима наверняка именно это больше всего раздражает, а не то, что наш дом шикарнее квартиры матери.

И «советчик» разошелся, раз я не реагировала:

– Ты бесплодная, что ли? Хоть бы ребенка успела родить – тогда за счет него на улице не сдохнешь. Или фигурку боишься попортить? Так зря. Всегда найдется моложе, красивее и фигуристее.

Я невольно широко заулыбалась. А ведь теперь действительно можно и о ребенке подумать, я раньше в эти мысли не углублялась. За себя было страшно, а уж за ребенка – тем более. Но среда меняется! Папа у моего малыша будет солидным бизнесменом или политиком, а не каким-то главарем банды…

– Ты чего лыбишься? – не понял Максим. – Уже беременная? Поздравляю! – как выплюнул. – Страховка для корыстной суки.

Настроение он мне испортить не смог – наоборот, я улыбалась все шире, представляя, как забеременею, когда ситуация окончательно стабилизируется. И в моей жизни появится дополнительный смысл, которого я так долго ждала. Ответила, поскольку его больше раздражало мое молчание:

– Ты можешь не верить, Максим, но когда я выходила замуж за твоего отца, меньше всего думала о роскоши. Меня смущала его деятельность, но я не могла оторвать от него взгляда. Никому не нужная, даже родному отцу, я вдруг стала нужна – и кому? Настоящему граниту, стене, рядом с которой любая женщина была бы счастлива. За четыре года я только укрепилась в этом мнении. Если твой отец меня завтра разлюбит – я буду в отчаянии. Но только потому, что такого мужчину больше не встречу. В нем есть недостатки – я их вижу. И для меня важнее другое.

– А, так ты папика себе нашла? Детскую травму лечишь? – собеседник выловил только это. – Так это ненадолго. Увидишь молодой хер – сразу по постелькам заскачешь текущей кошкой, даже про роскошь забудешь. И у таких стерв есть гормоны.

Все-таки он кретин. Или я не умею объяснить? Или ему бесполезно объяснять? Покачала головой, но Максим продолжил:

– Или ты уже? Давай тогда и меня в очередь впиши! Любви до гроба не обещаю, но нуждающейся вставить могу.

Я закатила глаза к потолку, все же не выдержав:

– Изменить Ване – это все равно что себе изменить. А ты просто идиот!

Он подался вперед и спросил тише:

– Неужели совсем не нравлюсь?

Я разглядывала его лицо несколько минут, чтобы самой себе ответить. Холеный красавчик, таких девчонки обожают. Сказала спокойно и размеренно:

– Нет. В тебе нет ни грамма того, что могло бы вызвать во мне симпатию. Я каждый раз удивляюсь, что ты его сын – такой жалкий, инфантильный и ничем на отца не похожий.

Мой ответ его разозлил. Максим вскочил на ноги, встала и я, решив, что лучше уйти. Надо же, повелась на провокации и все же допустила скандал. Но уйти не удалось – он перехватил меня за локоть и развернул к себе. Притянул, попытался перехватить за талию. У меня от отвращения мурашки побежали. Я четыре года ничего подобного не испытывала! В последний раз меня лапали на тех банкетах с эскортом, и тогда я терпела, поскольку была беззащитной. Но я разучилась терпеть и разучилась чувствовать себя одной во всем мире. И потому бездумно залепила ему пощечину.

Получилось не слишком сильно – я своей вспышкой его неожиданно рассмешила. Максим меня не выпустил, но и к себе не притягивал.

– Что же так однозначно-то, Лизавета? Еще бы разок подумала. Или у тебя между ног чешется, только когда ты дряблый живот видишь? Показать, как выглядит молодое тело?

– Отпусти!

Он не пытался меня поцеловать или что-то подобное, просто издевался. Я не видела в нем страсти, я ему даже не нравилась – это была чистая провокация или проверка. Максим хотел достать меня насмешками, а я не собиралась ему объяснять, что кроме его отца у меня любовников не было и не будет, что мне плевать, какой там у него пресс. Да я тут накачанных самцов по двадцать в день вижу – один другого мужественнее, но никто из ребят Ивана не вызывает во мне и толики желания. Этому придурку не ответы нужны, а мое раздражение. А еще вероятнее, он в очередной раз проверяет любовь отца – что тот сделает, если я сейчас побегу жаловаться? Новую машину не купит? И тогда можно будет ныть с полным основанием: богатый папочка бросил сыночка на произвол судьбы. Таким слабакам обязательно нужно основание для нытья.

– Отпусти, гад! Меня от тебя тошнит!

Его отшвырнули от меня так внезапно, что я вскрикнула. Максим отлетел к стене, но не упал. Почти сразу выпрямился и осклабился:

– Да это шутка, Коша! Ничего я ей не сделал.

Коша оставался бесконечно спокойным:

– Юмор. Понимаю. За такие шутки, Максим Иванович, меня попросят сломать вам челюсть в трех местах. Потом оплатят лечение. Но я ломать умею так, что до конца жизни будет напоминанием.

Максим побледнел – он Кошу опасался сильнее, чем меня. Это я могла бы сыпать угрозами, которые ничего не стоят, но Коша Ивана знает как никто другой. Если он так говорит, то с почти абсолютной вероятностью так и будет. Я поспешила уйти, но все же в проходе остановилась и попросила тихо:

– Коша, не надо беспокоить такой ерундой Ваню. Мы просто повздорили, и никаких двусмысленных намеков Максим мне не делал.

Успела зацепить благодарный взгляд избалованного идиота и вышла. Максим был мне отвратителен, но и он услышал Кошины слова – больше подобного не повторится. А я ни в коем случае не хочу, чтобы из-за меня Иван калечил собственного сына. Коша нам обоим дал ответ на незаданный вопрос, а что произошло бы, побеги я с жалобами. Все-таки не зря Максим так жаждет получить подтверждения любви отца, поскольку на самом деле любовь того очень относительна. Иван способен обидеть любого… ну, вот разве что у Коши и у меня полный иммунитет. Но только лишь по причине, что мы оба ни разу не дали повода нас упрекнуть.

О недоразумении я быстро забыла, вовлекаясь в новшества. Мне даже посещение тренажерного зала показалось приключением. Мы, конечно, с Ваней в люди выходили – на выставки, в театр, на приемы. Но там все не то и не так, больше вычурности, чем людей под ней. А в зале было иначе, потому и захватывающе, хотя окружали меня все те же лица, что и дома. Инструктор боялся ко мне подойти близко под косыми взглядами парней. Для них самих я была бесполым существом, но так лишь спокойнее. И понравилось, как тянет вечером перенапряженные мышцы, словно сила в них появлялась через эту боль. Со следующей недели начну ездить и на курсы, к тому времени Иван подберет телохранителя, которому сможет доверить мою жизнь.

Смена целей и направлений жизни были такими вдохновляющими, что я начала снова петь для Ивана после ужина, возобновив нашу старую традицию.