Цитаты из книг автора «Сьюзен Коллинз»

– Ты меня любишь. Правда или ложь? Я отвечаю: – Правда.

Я обнимаю его за шею. Секунду он колеблется, потом тоже обнимает меня. Его руки не такие крепкие, как раньше, и все равно теплые и сильные. На меня обрушивается поток воспоминаний, таких сладких воспоминаний. Тысячи моментов, и в каждом из них его объятия были моим единственным убежищем. Тогда я этого не ценила. А сейчас я Пита потеряла.

Тогда я этого не ценила. А сейчас я Пита потеряла.

Может, это риск, может, это самоубийство, однако больше мне ничего не приходит в голову. Я наклоняюсь к Питу и целую его в губы. Все его тело содрогается, но я не отрываюсь, пока хватает воздуха. Мои руки ловят запястья Пита. – Не дай ему разлучить нас.Тяжело дыша, Пит сражается со своими кошмарами.– Нет. Не хочу…Я почти до боли стискиваю его руки.– Будь со мной.Зрачки Пита суживаются до размера булавочных головок, быстро расширяются, затем возвращаются к нормальному размеру. – Всегда, – шепчет он.

Открываю рот, чтобы разродиться какой-нибудь шуткой, – и вдруг начинаю рыдать. Вот вам и сильная.

У нас дома ванна большая, – бросаю я.

А ноль еще никогда не давали? – интересуюсь я. – Все однажды случается в первый раз, – отзывается Цинна.И оказывается совершенно прав. Потому что мы с Питом получаем по дюжине – впервые в истории Голодных игр! Впрочем, никто не спешит обрадоваться.– Зачем они это сделали? – выпаливаю я. – Чтобы другим игрокам не осталось другого выбора, как прикончить вас, – ровным голосом поясняет Хеймитч. – Идите спать. Глаза бы мои на вас не глядели.

Знаю, что мне нужен не огонь Гейла, подпитываемый гневом и ненавистью, а весенний одуванчик – символ возрождения, обещание того, что, несмотря на все потери, жизнь продолжается. Что все снова будет хорошо. И это может дать мне только Пит. И когда он шепчет мне:– Ты меня любишь. Правда или ложь?Я отвечаю: – Правда

– Будь со мной. Зрачки Пита суживаются до размера булавочных головок, быстро расширяются, затем возвращаются к нормальному размеру. – Всегда, – шепчет он.

– Есть такое древнее выражение. Сказано тысячи лет назад на латыни – был такой язык – о городе под названием Рим, – объясняет Плутарх. – «Panem et circenses» переводится как «хлеба и зрелищ». Автор хотел сказать, что люди Рима думают только о развлечениях и о том, как набить брюхо, ради этого забыли о своих политических обязанностях. И, как следствие, потеряли власть.