Мне потребовалось несколько секунд понять, что это изречение Сократа. Нас учили этому в университете на занятиях по гуманитарным наукам. Осознание того, что ты ничего не знаешь… Кажется, смысл был такой. Истинного знания не получить, пока не заметишь, что ты невежественен.
– Мама меня так назвала. Ей хотелось, чтобы я не почивал на лаврах, даже если, выучившись, достигну многого, а стремился к тому, что действительно важно. Мама занималась книгами по философии. Сама их не писала, но делала. Отец говорил, что, до того как стать домохозяйкой, она работала в компании, которая выпускала подобную литературу.
Свою мать он называл «мамой», а отца – «отец». Интересно, почему он делал такое разделение? Пока я размышляла над этим, Кадзума повернулся ко мне спиной и пошел по направлению к школьным воротам.
– Тебе дали такое имя, а ты, Иинума, бросил учебу, да?
Я догнала его около ворот. У нас, учителей, тоже была сменка, и мы не имели права выходить за пределы школы в школьной обуви. Я сознательно нарушила это правило ради собственных представлений об идеальном учителе.
– Я уже очень давно бросил.
– Стал хулиганом? – немного посомневавшись, решительно продолжила я. – Разве тебе не хочется быть таким, как хотела твоя мама?
Я задумалась об этом во время нашего разговора с Газетой. Мать Кадзумы погибла под колесами мотоцикла, которым управляли парни, которые нигде не учились, нигде не работали, а только развлекались. Кадзума впал в такое отчаяние, что прекратил учиться, начал разгуливать по ночному городу и попал на учет в полиции. То есть он пытается стать таким же хулиганом, как те, кто убил его мать.
Кадзума остановился, плечи его напряглись. Однако его голова и шея как будто принадлежали другому живому существу. В голосе не произошло никаких перемен.
– Я делаю то, что считаю правильным. Потому что просто жить не имеет смысла.
Даже сейчас, по прошествии тринадцати лет, я до сих пор помню этот его голос: как будто он читает примечания к книге.
К восьми я наконец-то закончила работу и направилась в офис «Сыскного агентства домашних животных. Эдзоэ и Ёсиока». Сэйити не было, только Эдзоэ и Люк, то есть уже не Люк.
– Вы действительно возьмете его себе?
– Пока не найду кого-то, кто его возьмет. Так, Пес?
Эдзоэ по-прежнему был в старой футболке и джинсах. Он развалился на диване и попивал пивко из банки. На живот ему положил голову щенок бладхаунда, которого только несколько дней назад назвали Люком, а теперь он стал Псом. Он спал, видимо, чувствуя себя в полной безопасности.
– А деньги за поиск вам заплатят?
Я села на стул в рабочем пространстве в глубине офиса. Он состоял из двух смежных комнат: комнаты с диваном и маленькой кухней и рабочего пространства с двумя столами, где сидела я. На диване валялся Эдзоэ – и, даже если б не валялся, сидеть с ним рядом было бы странно. Поэтому я прошла внутрь и села на офисный стул Сэйити. Офисным у него было одно название: складной стул с металлическими ножками, который они купили с Эдзоэ в комиссионке – тысяча иен за пару.
– Сказали, что готовы перечислить прямо завтра. К тому же сумму побольше, с компенсацией ухода за псом. Заплатили кучу денег за собаку, а теперь еще за то, что отдали ее… Не понимаю я, о чем думают эти богатеи.
«Только ли богатеев ты не понимаешь? По-моему, и обычных людей тоже», – подумала я, глядя, как Эдзоэ поглощает один за другим красные бейберри.
– Оставьте хоть немного…
На тарелке лежали плоды бейберри, которые я вчера собрала на острове Глазунья. Вроде бы они понравились Сэйити, и я отдала их ему вместе с пакетом, сказав: «Ешь, чтобы снять усталость». Наверное, Сэйити разрешил ему – раз он лопает их, нисколько не стесняясь.
– Вкусные… Как они там называются?
– Бейберри.
– Надо было попросить Ёсиоку, чтобы он заодно набрал их. Он же как раз поехал на остров Глазунья по твоему указанию.
– Я ему ничего не указывала.
Вечером Сэйити поехал на остров по моей просьбе. Наверное, сейчас он уже возвращается обратно на лодке, сделав все дела. Было уже поздно, и я беспокоилась, хотя сама же его и попросила.
– Так, и зачем ты его туда отправила?
– Это связано с моей работой.
…После ухода Кадзумы я вернулась в кабинет естественных наук. Открыла шкаф, где хранились микроскопы, проверила ручки настройки у каждого и достала из другого шкафа пресс для окрашенных растений. И тут же остановилась, заметив, что пресс испачкан какой-то жидкостью.
Меня охватило дурное предчувствие. Я тотчас вернулась в учительскую, взяла сумочку, вышла из комнаты и поднялась по лестнице на самый верх. Мобильным телефоном разрешалось пользоваться только в учительской, но мне не хотелось, чтобы мой разговор слышали коллеги. На крыше я вынула телефон из сумочки и набрала Сэйити. Я знала, что у него сегодня первый выходной после открытия офиса, но больше мне не на кого было положиться.
– У меня к тебе просьба…
Место на острове Глазунья, где был Кадзума. Разрытая земля, как будто там что-то закапывали. Мне нужно было обязательно уточнить один момент.
– …Эдзоэ, вы что-нибудь знаете о Сократе?
– Это отец философии.
– Да.
– Только это и знаю.
Он шмыгнул носом и хлюпнул недопитым пивом в банке. Спавший у него на животе Пес повел ушами во сне. У него были висячие уши, но и они поднялись вверх больше чем наполовину.
В этот момент послышались шаги: кто-то поднимался по лестнице. Когда открылась входная дверь, Пес мгновенно приподнялся и встал в стойку. Эдзоэ поморщился: видимо, щенок надавил ему лапами на живот. В офис вошел Сэйити; он улыбнулся мне.
– Когда я пришел на лодочную станцию, они уже заканчивали работать. Я пообещал им скоро вернуться, и мне удалось уговорить их на весельную лодку. Но быстро я им ее не вернул – и они на меня рассердились.
– Прости, это был твой выходной…
– Ничего, ничего… – Он посмотрел на Эдзоэ, и лицо у него посуровело. – Я же просил тебя не сжирать всё.
– А? – Эдзоэ хотел было слопать бейберри, но остановился.
Глаза у Сэйити налились кровью. Он подошел к Эдзоэ; лежащий у него на животе Пес напрягся.
– Ты просил?
– Просил.
– А я не слышал. Громче надо говорить.
– А я думал, мы спокойно поедим их сегодня во время обсуждения планов по продвижению кампании…
И дальше – один выпятив грудь, а второй продолжая валяться на диване – они стали пререкаться как дети малые. Так как речь шла о еде, они издевались над фигурами друг друга. Неужели все мужчины одинаковы? Если правда, то, наверное, компании, состоящие только из сотрудников-мужчин, – чудеса, да и только.
– Ладно, я виноват. Не буду больше их есть, – сказал наконец Эдзоэ и поставил тарелку с несколькими оставшимися плодами на край низкого столика. Так, будто он убирает подальше от себя что-то грязное. Наверное, нарочно так сделал. Сэйити, увидев это, хотел было еще что-то сказать, но передумал и вздохнул, как будто из старой шины выпустили воздух.
– Что там с моей просьбой? – спросила я.
Он наконец вспомнил и повернулся ко мне:
– Вот же я удивился: всё было так, как ты сказала.
Услышав его ответ, я сразу же достала мобильник. Перед тем как уйти из школы, я выяснила номер домашнего телефона Кадзумы. Если проверка, которую провел Сэйити на острове Глазунья, означает именно то, что я предполагаю, нужно как можно быстрее связаться с Кадзумой. Я набрала его номер; послышался один гудок, и телефон переключился на автоответчик. Я убрала мобильник в сумочку и оглянулась на диван, где лежал, надувшись, Эдзоэ.
– У этого Пса реально волшебный нос?
Мы поехали к Кадзуме Иинуме домой, сверяясь с адресом. Из офиса две остановки на автобусе на юго-запад. Его дом стоял одиноко, в отдалении от элегантного жилого квартала на холме. Спуск остался у нас за спиной, по центральной прибрежной дороге время от времени на высокой скорости проезжали автомобили. Именно здесь погибла мать Кадзумы.
– Похоже, никого нет.
Я кивнула в ответ на слова Сэйити и заглянула за ворота. Свет в доме был полностью выключен, все окна темные. В гараже не было машины, виднелись только большие и маленькие коробки и вещи в углу у стены, небрежно поставленные одна на другую. Безымянный щенок изо всех сил нюхал землю у нас под ногами.
– А этот… Иинума… он что, вместе с хулиганами, о которых ты сейчас говорила?
– Может быть, не знаю.
По дороге сюда я рассказала о Кадзуме всё, что знала. О смерти матери, случившейся год и несколько месяцев тому назад. Про учет в полиции в прошлом месяце. О следах использования пресса в кабинете естественных наук.
– Рика, как ты догадалась только по цветам и листьям, что это болиголов?
– Сначала мне просто показалось похожим…
Место на острове Глазунья, где был Кадзума. Только там не было травы, а землю взрыхлили. Рядом росли зонтичные растения. И мне показалось, что их белые цветы и листья очень похожи на болиголов, который я раньше видела в атласе, – полевую траву, во всех частях которой содержится токсичный алкалоид кониин. Если сделать выжимку такого растения, получится смертельно опасный яд. Родиной болиголова является Европа, в Японии он широко не распространен. Иногда его можно встретить на Хоккайдо; имелись даже случаи того, как местные жители съедали его по ошибке и получали отравление. В остальных же регионах он встречается крайне редко.
Вчера, после того как вернулась домой из ветклиники Сугая, я пролистала справочники растений, которые у меня были. Чем больше я рассматривала помещенные там фотографии, тем сильнее убеждалась в существующем сходстве. Разумеется, в тот момент мной руководил искренний интерес разузнать побольше об этом растении. Однако…
«Я делаю то, что считаю правильным, – вспомнила я слова Кадзумы. – Потому что просто жить не имеет смысла».
А после этого я нашла пресс, которым кто-то пользовался.
Известно, что в прошлом месяце, когда Кадзуму задержала полиция на улице поздно ночью, он был в компании нескольких человек. Они сбежали оттуда, полицейские пытались их догнать, но Кадзума выскочил навстречу полицейским и помешал погоне. Наверное, тогда удалось скрыться двоим? Может быть, Кадзума дал им возможность убежать, поскольку не хотел, чтобы в полиции узнали о его связи с ними? Ведь если его план осуществится, то, знай полиция, что они связаны друг с другом, Кадзуму заподозрят как преступника.
Вчера на острове Глазунья у него была лопата. Он специально взял ее с собой – значит, ему было известно, что на острове растет болиголов. Может быть, он узнал об этом в первом классе во время поездки на остров с биологическим кружком, который тогда вел другой учитель, и они нашли болиголов… После того как Кадзума уплыл на резиновой лодке, я пошла на место, где он предположительно был, и увидела разрыхленную почву, как будто там что-то копали. Но Кадзума ничего не закапывал, а, скорее всего, выкопал болиголов вместе с корнями. Вот и остались следы.
Конечно, может быть, все это плод моего воображения. Лучше всего, если это так и есть. Но в любом случае я не могла не проверить. Поэтому связалась с Сэйити и попросила его съездить на остров Глазунья. Чтобы он посмотрел, действительно ли там растет болиголов.
– Если он не дома… – Почесав за ухом, Сэйити бросил взгляд на Пса, копавшегося у него под ногами. – Ну что, будем полагаться на него?
Мы замучились вытаскивать щенка из офиса. Надеть ошейник и поводок было легко, а вот дальше… Когда Сэйити, взяв Пса на руки, пытался пройти через дверь, тот стал дико сопротивляться. Может быть, он решил, что его опять собрались отправить на тот остров? Он дрыгал лапами и визжал, смотря на Эдзоэ, будто просил его о помощи. А Эдзоэ встал с дивана, делая вид, что ничего не замечает, зашел в комнату в глубине и закрыл дверь. В конце концов бушующую собаку удалось как-то успокоить. Потребовалось двадцать минут, чтобы уговорить его и выйти из здания, где был расположен офис.
– Не знаю, получится у нас или нет…
Я достала пластиковый пакет из сумочки. В нем были бейберри, которые не доел Эдзоэ. Красные плоды в темноте выглядели почти черными.
– Наверное, если собаку этому не учили, ей будет сложно идти по следу.
Это и без реплики Сэйити было понятно. К тому же Кадзума мог и не надеть сегодня кроссовки, которые я видела на нем в школе. Но если мое воображение имело под собой реальную почву, нам надо было спешить. Сок, выжатый из болиголова, не сохраняет долго свои ядовитые свойства. Если Кадзума смотрел информацию о болиголове, то он должен был знать и об этом.
– Может, у этой собаки талант…
Мы добрались до узкого темного места.
Северо-восток города, c обратной стороны заброшенного завода, расположенного вдоль проспекта. Завод находился в просвете между многоквартирными домами, стоящими задними фасадами друг к другу. Он всякий раз бросался мне в глаза, когда я шла по проспекту, но я не могла вспомнить название компании-владельца. Где-то около года назад вывеску сняли, и туда больше никто не заходил. Завод так и остался пустовать. Сквозь щели в асфальте на парковке прорастали кислица и канадский золотарник. По стенам ползли лозы каузониса. Завод был по-настоящему заброшен.
Я тихонько заглянула в щель разбитого матового окна и увидела чьи-то тени. Освещения, конечно же, не было. При этом через противоположное окно попадал свет от фонарей на проспекте, так что лиц было совсем не разглядеть. Послышались молодые мужские голоса. Похоже, болтали приятели. Они периодически грубо ржали. Один из голосов абсолютно точно принадлежал Кадзуме. Он разговаривал вежливо – видимо, остальные парни были старше его.
Часть темного помещения осветилась оранжевым светом. Лицо парня, приблизившего к своему рту зажигалку, принадлежало уже не ребенку, но сохранило какие-то детские черты. Пламя зажигалки немного осветило помещение, и я поняла, что внутри практически ничего нет. Наверное, раньше это был цех, где стояли всякие станки и оборудование. Видимо, их убрали – остался только бетонный пол.
Теней было три, включая Кадзуму.
Из разбитого окна доносился какой-то неприятный запах. Табак, похоже…
– Чего ты как малявка из началки… – Один из парней засмеялся, на его смех накладывался смех второго. – У нас тут не школьная экскурсия. Чё там у тебя внутри?
– Серьезный напиток.
– Странный ты, Такаси…
Судя по всему, Кадзума назвался этим парням вымышленным именем.
– Ну-ка, дай попробовать.
– Это моё, не дам.
Я решительно положила руку на оконную раму. Надавила на нее с силой, но рама не сдвинулась с места. Кажется, ее заклинило… нет, она была закрыта на шпингалет. Я просунула руку в разбитое окно и открыла его.
– Не стоит этого делать. – Голос Сэйити задрожал. Вообще-то не только голос – дрожала и его рука, которой он держал поводок Пса. Но сейчас могло произойти что-то непоправимое. Я положила свою руку на руку Сэйити и крикнула, так чтобы это было слышно внутри:
– Такаси!
По наступившей в темноте тишине я поняла, что невидимые глаза всех, кто там был, направлены на меня. Я открыла окно, взялась обеими руками за раму и оттолкнулась ногами от земли. Впервые в жизни я залезала в здание через окно, и, конечно, у меня не получилось. В детстве я даже не умела крутиться на турнике. Подтянувшись на руках, повисла, ища ногами опору. Но я же только что видела, что никакой опоры там нет. Я все равно бессмысленно дрыгала ногами, корпус мой наклонился вперед; еще одно мгновение – и, сделав полуоборот, я грохнулась на пол внутри здания.
– Ты… кто такая?
Я застонала, ползая по полу. Один из парней зажег зажигалку и подошел ко мне. Я поправила юбку и кое-как встала сначала на одну ногу, потом на вторую. Посмотрела на Кадзуму, стоявшего неподалеку от парня, и усилием воли заговорила холодно и трезво:
– Я его знакомая.
Кадзума повернул ко мне лицо; оно было похоже на маску, высвечивающуюся в полутьме. Пламя зажигалки дрожало, и от этого выражение его лица менялось каждую секунду. Какое оно настоящее, было непонятно. На шее у него покачивался серебристый термос на ремешке.
– У тебя какое к нему дело?
Парень с зажигалкой подошел ко мне совсем близко. Он говорил абсолютно невозмутимо, при этом в его словах чувствовалась отточенная угроза. Мне стало очень страшно.
– А у него, думаю, дел к тебе нет, так что давай отсюда.
– Это место не ваше. Скорее всего, вы проникли сюда незаконно.
В таком случае я, видимо, тоже… Я специально думала об этом, чтобы успокоиться.
Послышался прерывающийся звук двигателя. Свет автомобильных фар исчез, отразившись в окне. В такое время по улицам люди не ходят. Даже если я громко закричу, никто не услышит. Хотя нет – нельзя, чтобы кто-нибудь узнал. Мне нужно решить все самой.
– Ты уходить не собираешься? – будто издеваясь, произнес парень и приблизился ко мне еще на один шаг. Он и так стоял очень близко ко мне, а теперь его грудь, обтянутая футболкой, оказалась прямо у меня перед глазами. Я чувствовала запах его пота. От пламени зажигалки делалось горячо щеке.
– Имей в виду… Мы человека убили.
За его спиной Кадзума опустил голову. Интересно, что было написано на его лице? Трагедию, в результате которой изменилась его жизнь, использовали в качестве козыря, в качестве самого сильного оружия. Что он подумал, услышав это?
– Ну-ка… Она где-то одного возраста с нами.
Ко мне подошел еще один парень. Он, как и тот, что стоял совсем рядом со мной, провел по мне взглядом с головы до ног. Дальше слышались голоса, и, хотя они доносились из разных точек, я почему-то не могла понять, кому какой принадлежит.
– А она секси.
– Вон юбку напялила, хоть сейчас ее бери…
– Надо пофоткать будет.
– Потом говна не оберешься…
По проспекту проехал грузовик, окна затряслись. Когда шум стих, Кадзума поднял голову.
– Сэнсэй, зачем вы сюда пришли?
Мне показалось, что парни хотя и ненамного, но попятились, узнав, что я учитель. За их спинами Кадзума схватился за термос, висящий у него на шее, и поднял обе руки вверх.
– Я всё подготовил, не надо мне мешать.
Он снял крышку термоса и бросил ее на пол. Что он собирается делать? В сложившихся обстоятельствах Кадзума не сможет дать парням выпить то, что налито в термосе; начнем с того, что я сама не позволю ему этого сделать. Ведь я и пришла сюда, чтобы ему помешать.
Держа в руках термос, Кадзума сделал вдох; казалось, он принял важное решение. На выдохе сказал:
– На самом деле меня зовут не Такаси, а Кадзума.
Парни замерли.
– Наверное, услышав одно только мое имя, вы не поймете, поэтому скажу: моя фамилия – Иинума.
Я впервые видела эмоции на лице Кадзумы. Он улыбался. Губы у него были сомкнуты, щеки поднялись вверх, глаза превратились в щелочки, выглядел он радостно. Поднял термос ко рту – и у меня внутри всё похолодело. Может быть, я ошиблась и не поняла его цель?
– А что значит твое имя?
И тут я вспомнила.
– Сократ…
У стеблей болиголова были особенные красные пятнышки, их называли «кровью Сократа». После того как философ получил смертный приговор, он сам расстался с жизнью, выпив сок болиголова. Когда философ был в тюрьме, его соратники предлагали ему бежать, но он, покачав головой, выпил перед теми, кто осуждал его, переданный ему смертельный яд и умер. Его героическая смерть впоследствии поставила его в один ряд с распятым Иисусом Христом, и о нем стали говорить из поколения в поколение.
– Вот, смотрите внимательно, что вы наделали…
Парковка у заброшенного завода располагалась на ступеньку выше пешеходной зоны. Мы сидели на краю бордюра. Время от времени перед нашими глазами проносился свет фар автомобилей, проезжавших по проспекту. Всякий раз, когда по ближайшей к нам полосе справа налево проезжала машина, фонари, стоявшие у дороги, удлиняли свою тень. Сначала тени удлинялись влево и энергично наступали на нас, но, не доходя до того места, где мы расположились, они всякий раз исчезали прямо перед нами.
– Я бы, наверное, мог их убить.
Сидя между мной и Сэйити, Кадзума смотрел на свои колени. Щенок, который привел нас сюда, энергично нюхал его кроссовки.
– Но я не сделал этого… а перед ними…
Кадзума не договорил до конца, взяв обеими руками пустой термос.
Я успела буквально за мгновение до.
О проекте
О подписке
Другие проекты