Уже в то время император Сюй все чаще игнорировал государственные дела. Если раньше он каждое утро начинал с императорских аудиенций и подношений в тронном зале, то со временем вообще перестал там появляться. У него не было особо глубоких чувств к какой-либо из наложниц. Ничто не приносило ему радости и не интересовало его. Чиновники часто прибегали к уговорам, но все было безуспешно. В последнее время император стал получать новости о гибели служивших офицеров. На второй год правления под девизом Тяньсян трое из шести генералов, которые, словно шесть крыльев, следовали за Чжунсюем, один за другим погибли по разным причинам. У одного из них лошадь сошла с ума, женщина-генерал скончалась от тяжелых родов, еще один погиб после обвинения в убийстве и побеге.

Седьмого числа первого месяца на третий год правления под девизом Тяньсян князь Цинхай Фан Цзяньмин на рассвете появился во дворце для утренней аудиенции у императора Сюя. Дежуривший там ночью евнух доложил, что император Сюй сейчас находится в резиденции Драгоценной наложницы принцессы Тилань – во дворце Спокойствия.

– Ну что тебе? Подожди, пока я встану. Мне все равно… Что ты сказал? Кто пришел?

– Ваше величество, к вам прибыл князь Цинхай, как вы и велели вчера, – звонким голосом сообщил дежурный евнух, еще сильнее склонившись к полу.

Внутри и снаружи дворца Спокойствия воцарилась мертвая тишина.

– Пусть заходит.

Фан Цзяньмин вошел во внутренний зал дворца Спокойствия. Ему показалось, что на широкой, роскошно украшенной в традиционном стиле государства Чжун кровати никого не было и там лежали только многослойные тонкие одеяла из парчового атласа и благоухающие подушки, которых было так много, что они даже свисали с кровати.

– Цзяньмин, ты тоже считаешь, что я неправ? – Из кучи парчового атласа медленно поднялся император Сюй. На нем было только белоснежное одеяние.

Фан Цзяньмин все еще по старой привычке обратился к нему:

– Брат Сюй, на данный момент ситуация еще полностью не стабилизировалась. Я беспокоюсь, когда ты находишься один во дворце.

Император Сюй долго и пристально смотрел на него, а затем тихим голосом сказал:

– Дурачок, как ты не понимаешь, что ты единственный во всем мире, кому я полностью доверяю. Вся военная мощь Поднебесной находится в наших с тобой руках. Лучше позаботься о себе и своих обязанностях, князь Цинхай. И помни, что если умрешь ты, то и я без тебя долго не проживу.

Молодой генерал, стоявший рядом с императором, внимательно посмотрел ему в глаза. Шрам в уголке губ образовывал на его ясном и открытом лице подобие улыбки, даже когда он не улыбался.

– Я лишь хочу, чтобы император был в безопасности.

Император устало закрыл глаза, словно больше не мог смотреть на это до боли знакомое родное лицо. Какое-то время он просидел так, а затем тихо пробормотал:

– Тилань, поднимайся.

Парчовое одеяло позади императора Сюя зашевелилось, и оттуда постепенно показалась грациозная обнаженная женская спина, на которую изящно спадали длинные черные волосы. Она повернулась и в недоумении посмотрела на своего повелителя.

– Давай, развернись к нему. Вставай. – Император Сюй указал на Фан Цзяньмина. Тилань помедлила, но затем повернулась и встала. Парчовое одеяло соскользнуло с ее стройных гладких ног и упало на пол.

Фан Цзяньмин не отводил взгляд.

Император Сюй сказал:

– Посмотри на нее внимательно. Я подарю ее тебе. Или другую девушку, которая будет еще красивее, чем она. Тебе нужно только пожелать, и я дам тебе все, что есть в этом мире. Ты совсем не жаждешь любви? Тебе уже двадцать четыре года, а наследников все еще нет.

Фан Цзяньмин улыбнулся и ответил:

– Насколько я осведомлен, в нашем благородном роду Фанов не было ни одного мужчины, который бы умер своей смертью. Кто-то погиб на поле боя, а кто-то был убит в своем кабинете. Зачем же приводить ребенка в этот мир, если он все равно покинет его, скончавшись в муках?

Император Сюй злобно усмехнулся:

– Ну хорошо, хорошо. Поступай как знаешь. Можешь идти.

Евнух, дежуривший у входа, увидел, что князь Цинхай собирается покинуть дворец Спокойствия, и склонился перед ним. Ему стало любопытно, почему Фан Цзяньмин так долго находился в покоях, поэтому евнух украдкой взглянул на него. В этот самый момент юный князь Цинхай высоко поднял голову и посмотрел на предрассветное зимнее облачное небо.

– Сяо Лоцзы.

– Да? – Евнух вопросительно приподнял свои типичные для всех евнухов редкие брови.

– Ты непоколебимо предан императору. Молодец.

Сяо Лоцзы вежливо склонил голову и ответил с заискивающей улыбкой:

– Это естественно, господин. Такие, как мы, кастратами попадаем во дворец для того, чтобы служить императору. Мы не можем сражаться на поле боя и разделить заботы его величества, как это делают высшие чиновники или лекари. Все, что мы можем, – это верно служить и заботиться о нем.

– Это точно… Ты не возглавляешь войска и не занимаешься политикой. Можно считать тебя самым бескорыстным и не претендующим на власть человеком. – Князь Цинхай слегка улыбнулся. Он казался очень радостным.

Вскоре Фан Цзяньмин вернулся в Люшан, чтобы привести в порядок все дела на своих землях и усадьбах. Приехав обратно в Ванчэн, он больше не встречался с императором Сюем.

Четвертого числа второго месяца на високосный год правления под девизом Тяньсян князь Цинхай Фан Цзяньмин скоропостижно скончался от острого сердечного приступа. Посмертно ему была дарована императорская фамилия и титул князь Цзинъи, который обозначал, что он был добродетельным человеком и храбрым воином.

Прошло две недели. В один из самых холодных и мрачных зимних дней во дворце появился командующий тайной стражей императора – евнух Фан Чжу. Император Сюй сел в свою колесницу и направился проведать его. Дул сильный ветер. Просторный дворцовый сад был полностью занесен рыхлым снегом.

В той тусклой комнате было сожжено очень много древесного угля. Так много, что, когда открывалась дверь, чувствовалось только, как лицо обдавало обжигающим воздухом. Император Сюй тотчас снял свою тяжелую шубу, отдал ее в руки слуге и огляделся по сторонам. Комната была почти пустой, лишь в центре стояла одна низкая кушетка. Красный свет тусклого огня отражался от мертвенно-синей руки, свисавшей с кровати. Император Сюй поспешно подошел к ней, и резко поднял занавеску, и тотчас отшатнулся. Старший дворцовый евнух подбежал к императору и посмотрел ему в лицо, но не решился ничего сказать.

На мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина. Было слышно только тихое потрескивание углей.

Старший евнух уже начал думать, что император Сюй лишился дара речи.

Человек, лежавший на низкой кушетке, был весь в крови. Он нахмурился и попытался повернуться на другой бок, однако действие лекарства было еще очень сильным, мужчина едва мог шевелиться. Лишь неизменный шрам в уголке его губ продолжал создавать подобие улыбки. Сшитые из хлопка простыни, на которых он лежал, были все пропитаны кровью и уже приобрели красно-бордовый цвет. А свежая кровь все продолжала течь на кушетку, размазываясь по ней, засыхая и превращаясь в одно большое красное пятно.

– Цзяньмин… ты… зачем ты пошел на это? – слабо, почти беззвучно спросил Сюй и громко вздохнул.

Старший дворцовый евнух посмотрел императору Сюю в глаза. Ему показалось, что в его зрачках вспыхнул яркий свет, который был готов вырваться наружу. Эти глаза выражали те самые чувства, которые были в нем одиннадцать лет назад, когда юный принц Сюй стоял против ветра на воротах Чэнцзи и натягивал свой лук. Однако лицо императора все так же оставалось безмолвным и холодным, словно у каменной статуи.

Спустя какое-то время император Сюй обернулся и сказал людям, стоявшим позади него:

– Подготовьте экипаж, мы возвращаемся во дворец.

В этот момент он вновь стал таким же, каким и был все эти несколько последних лет правления, – равнодушным и надменным. Ему было все безразлично, или так просто казалось. Огонь божественного света, который на мгновение озарил его глаза, тут же стал горсткой пепла. А может, его никогда там и не было.

С тех пор ходили слухи, что во дворце появилась тайная стража, которая занималась секретными делами императора. Возглавил эту тайную стражу евнух. У них были свои люди в военном дивизионе Цзиньцзи, находившемся в окрестностях столицы, и во всех остальных основных дивизионах, расквартированных по царству. Когда один из шести генералов, Гу Дачэн, был убит странствующим рыцарем за то, что позволял своим подчиненным грабить поселения, в народе стали поговаривать, что его смерть была организована именно тайной стражей.

Тридцатого числа десятого месяца на третий год правления под девизом Тяньсян принцесса Яньлина попыталась отравить императора Сюя, но ее попытка не увенчалась успехом, и она бежала. Личная гвардия императора преследовала ее до угловой башни внешней городской стены. Когда ее тело пронзили две точно пущенные стрелы, она воскликнула:

– Я дочь наложницы князя округа Фэньян. Этот император – самозванец. Он убил моих родителей и братьев. Если в этой жизни я собственноручно не убью его, то пусть я вообще больше не буду перерождаться в человеческом обличье. Я стану злым духом и буду вечно скитаться по этому свету из поколения в поколение!

Она выдернула стрелу, пронзившую ее грудь, и упала спиной назад с угловой башни высотой в пять чжанов, разбившись насмерть о дорогу Вечной радости. В год, когда Чу Фэнъи начал восстание, князь округа Фэньян Не Цзинвэнь встал на его сторону. Он был младшим братом наложницы покойного императора из рода Не и дядей принцессы Яньлина и принца Чана. Оказалось, что эта девушка была двоюродной сестрой принцессы Яньлина, поэтому не удивительно, что они были так похожи, что их даже перепутали. А фумадувэй Чжан Иннянь всегда мечтал о богатстве и власти, поэтому он помог девушке притвориться принцессой. Суд завершился на следующий день, и фумадувэй был публично казнен – разорван колесницами на части. В народе ходила молва, что это была настоящая принцесса Яньлина. Она хотела помочь принцу Чану захватить власть, поэтому решила собственноручно отравить императора Сюя, но потерпела неудачу. Чтобы защитить принца Чана, она притворилась дочерью наложницы князя округа Фэньян и сбросилась с башни. Многие не воспринимали эти слухи всерьез. Даже в народе всем было хорошо известно, что принц Чан, который провел большую часть жизни за пределами государства, не был честолюбив, поэтому ни к чему было пятнать его доброе имя.

Одиннадцатого числа четвертого месяца на четвертый год правления под девизом Тяньсян умер последний из шести генералов, оставшийся в живых, – Су Мин. Он отправился с заданием в царство Шан, но, даже не успев выехать из царства Чжун, попал в песчанную бурю и бесследно исчез в пустыне между Цзюйцзы и Доумулань. Весть об этой трагедии пришла пятнадцатого числа шестого месяца, в тот самый день, когда в царстве был введен налог на жемчуг.

Император Сюй взял в руки горшочек с бенгальским фикусом и долгое время, нахмурившись, смотрел на него. Боковые побеги растения уже были прищипнуты так, как нужно, поэтому он взял чайник со свежезаваренным чаем и обильно полил корни, одновременно задав вопрос:

– Какой сейчас месяц и год?

Евнух почтительно ответил:

– Ваше величество, сегодня пятнадцатое число шестого месяца. Вы сегодня утром смотрели налоговые документы этого года на жемчуг.

– Я спрашиваю тебя, какой конкретно сейчас год?

– Под девизом Тяньсян… эээ… четырнадцатый год, – ответил евнух, а про себя подумал, что император не в себе.

Горячий ветер с юго-восточного моря прошел тысячу ли через все царство и, добравшись до столицы, стал сухим и обжигающим. На улице сильно палило солнце и не было никакого намека на дождь. Жители столицы и окрестностей называли этот ветер фёном. Вместе с приходом фёна в Ванчэне началось чрезвычайно жаркое лето.

Хайши со своим отрядом направилась на юг и пересекла горную цепь Минло. Прежде чем они успели разглядеть туманные очертания городских стен Ванчэна, на перевале Циюэ разбушевался сильный ветер.

– Погода в этом году очень странная. Даже чувствуется пар в воздухе. – Хайши непроизвольно сделала глубокий вдох, одновременно удерживая своего нетерпеливо ржущего коня.

Фу И с улыбкой сказал:

– Где уж там. Это просто обычный фён. Боюсь, что в этом году он будет даже более сухим, чем прежде.

– Но… – Хайши состроила недоверчивую гримасу. Этот ветер действительно нельзя было назвать освежающим, но он точно был влажным. Он обдувал их обветренную кожу так, что можно было почувствовать, как она разглаживается.

– Мы же едем с Загробной заставы. Откуда на восточных землях взяться фёну? Здесь всегда ощущается приятная влажность. Господин Фан, вы же родились в столице? Вам еще нормально. Солдаты, которые впервые приезжают к нам на заставу из всех приморских округов, мучаются оттого, что у них течет кровь из носа и сильно трескается кожа. Обычно требуется полгода-год для полной акклиматизации, – сказал Тан Цяньцзы, повернувшись к Хайши, и вопросительно приподнял брови.

– Я родился в приморском округе Линьцзе, но вырос в столице, – почтительно ответила Хайши.

Так за разговорами они обогнули перевал и, дойдя до склона, бодро поскакали вниз. Хайши чутко контролировала лошадь и вдруг удивленно воскликнула. Перевал находился где-то в двадцати ли от ворот Чэнцзи. С высоты птичьего полета можно было увидеть огромный, медленно огибавший городские стены поток из солдат, лошадей и знамен. Он направлялся к воротам Чэнцзи, где как раз прошлым летом три основных дивизиона устраивали парад перед тем, как отправиться в путь. Солдаты, облаченные в красные доспехи, держали красные знамена. Войско было прекрасно обучено. Каждый раз, когда на место прибывало две с половиной тысячи солдат, они формировали строй в пятьдесят рядов по вертикали и горизонтали. Сохраняя между каждым таким строем расстояние в три чжана и синхронно вставая по приказу командира, войска четко соблюдали строй. На площади выстроилось уже больше десяти таких построений, но нескончаемый поток солдат, двигавшихся с юга, продолжал стекаться к воротам. Зрелище было впечатляющим.

Рядом с городским знаменем, на котором был изображен дракон, развевался флаг дивизиона Цзиньцзи. Там же было поднято и ярко-красное треугольное знамя дивизиона Чэнчэн, который служил на заставе Цзюнь.

– Надо же, эти обезьяны с заставы Цзюнь нас опередили. – Тан Цяньцзы покачал головой и обратился к полковникам, скачущим позади него: – Стойте. Давайте остановимся и приведем в порядок наш строй, чтобы не опозориться перед этими обезьянами.

Хайши обернулась назад. Подул фён. Вся ярко-зеленая растительность, покрывавшая горы, заметно высохла и стала по-осеннему золотистой. Строй солдат в доспехах цвета индиго продолжал двигаться по извилистой горной дороге, напоминая стремительный поток реки. После того как командирский корпус передал приказ, в ответ раздался могучий и раскатистый, словно звук прибоя, рев. Он шел все дальше и дальше на север, отзываясь эхом на три-пять ли. Следом за ними двигался сорокатысячный отряд. Летом каждого года на заставах сменялись войска. Военные покидали свои дивизионы, в которых находились все это время, и возвращались обратно в столицу для проведения смотра. Согласно правилам, этот парад проходил на площади перед воротами Чэнцзи, а командующий каждого дивизиона должен был отправиться на аудиенцию к императору для предоставления ему отчета о своей службе.

У подножия горы поднимался туман, полностью окутывая собой скачущего по извилистой дороге человека. Постепенно она смогла разглядеть его лицо и фигуру. Хайши быстро покинула свой строй и поскакала к нему, размахивая руками и крича:

– Чжоин, Чжоин!

Когда Хайши окликнула его, Чжоин уже был совсем рядом. Он был одет в легкое черное одеяние, без головного убора, а на плечо был накинут длинный лук. Вероятно, узнав, что войска, отправленные в три главных дивизиона, вернулись обратно и уже прибыли к воротам Чэнцзи, он покинул императорскую гвардию и поскакал прямо к перевалу. На лице Чжоина сияла широкая улыбка. Окинув взглядом Хайши, он сказал:

– Плохо дело. Мало того, что ты не подрос, так еще и кожа на лице обветрилась и покрылась морщинами.

Черты лица у Чжоина были вытянутыми и прямыми. Если бы еще у него были голубые глаза и светлые волосы, то его вообще нельзя было бы отличить от варвара. Но его глаза и брови были иссиня-черного цвета. Он всю свою жизнь прожил здесь, на восточных землях, где все его считали обворожительно-красивым мужчиной. Хайши не нашлась что ответить и лишь смерила его презрительным взглядом, а затем хитрым голосом спросила:

– А с каких это пор тебя повысили с цяньци до кавалериста? – и показала пальцем на пропускной жетон, висевший на поясе Чжоина. С инкрустированного золотом пропускного жетона с изображением цзоуюя^[24] свисали фиолетовые кисточки. Это была эмблема военного офицера кавалерии. Статус военного офицера императорской гвардии был на два уровня выше рядового офицера того же ранга. Непосредственно же в самой императорской гвардии звание кавалериста было третьим по величине и уступало только званию главнокомандующего и четырех командиров кавалерии, то есть получалось, что Чжоин был одного уровня с главнокомандующим дивизиона Загробной заставы Тан Цяньцзы.

Чжоин лишь улыбнулся, ничего не сказав в ответ. Он расстегнул защелку на левом плече, отвязав серебряную фляжку в форме полумесяца, и передал ей. Фляга была тоненькой и идеально прилегала к телу, скрываясь в зоне подмышек. А если надеть теплое одеяние или доспехи, то ее вообще было невозможно увидеть. Хайши взяла флягу и сделала глоток. Она вытерла рот, засмеялась и сказала:

– Ну да, вставляет. С такой замечательной фляжкой, которую легко незаметно носить с собой, можно пить хорошее вино где угодно.

– Отец спрятал у себя кувшин с вином «три цветка» и не разрешал его открывать до твоего возвращения. Вот сейчас у него и появится повод. – Чжоин ласково посмотрел на Хайши своими блестящими черными глазами.

Хайши незаметно вздохнула. Ее отец, на лице которого всегда было подобие улыбки, все время воспринимал ее только как мужчину. Вспомнив об этом, она невольно почувствовала себя одинокой.

Чжоин подвел свою лошадь поближе к Хайши и, протянув руку, потрепал девушку по голове:

– Я попросил Чжэлю из ткацкой мастерской сшить для тебя новую одежду и оставил ее на твоей кровати. Примерь, как вернешься домой.

– Я уже не ребенок, – натянуто улыбнулась Хайши. Она опустила глаза, а выражение лица стало печальным.

Чжоин весело ответил: