Глава II. Сон-самогон

* * *

– Бабушка, почему нельзя в церковь ходить?

– Ба! Глупости! Конечно можно, но только по воскресеньям.

– А почему в остальные дни нельзя?

– Потому как запрещено!

– Почему?

– Всё, Люба, полноте! Сказано, нельзя! Нечистая по лесу бродит, до церкви не дойдёшь! Не вздумай, слышишь? Не вздумай, коли жить охота!

* * *

Запись №134.

Очередной заказ. Купейный вагон. «Здрасте! Добрый вечер!»

Соседи веселые, общительные. Поезд тронулся. И славно.

Меня посещает много мыслей. В основном, смысл их сводился к одному – что буду делать потом? Денег будет много! Может за границу? Море, солнце, песок… Или в горы? В Альпы… Снежные вершины, лыжи, мороз… Хорошо мечтать.

Такова моя участь. Отец учил меня не доверять людям, держаться стороной. Все одинаковые.…

Я одинок. Одиночество не всегда показатель неблагополучия личности. В наш суровый век это даже показатель силы. Общество другое, ценности поменялись.

С одной стороны, хорошо читать великие романы. Они открывают глаза. На жизнь, на людские поступки. С другой… Тем событиям давний срок. Реальность сейчас другая. Намного суровее и беспощаднее.

Миром правит сильный механизм – деньги. Так говорил мой отец, так говорила мать. Я долго оправдывал обратное. И в романах было по-другому. Всё к благодетелям призывали, учили, мол, деньги зло, и… Веришь им. На то они и великие.

Все хотят стать великими. Я не исключение.

Моя работа не внесёт меня в золотые исторические страницы. Скорее, в людские легенды, поучительные истории или в криминальную хронику.

Пообщался с соседями, попил чай, плотно поел. Скука.

Они всё лезли с расспросами, кто я, кем работаю, куда еду. Я тактично и кратко отвечал на вопросы стандартной ложью.

Поезд мчался вперед. Начинает клонить в сон. Странные звуки колёс. Поезд сильно кидает вправо-влево. Будто…

Запись №135.

Мне лучше. Голова прошла. Решил записать, что со мной произошло в эти два дня. Никогда бы не подумал…

Поезд шатало резкими порывами, вагон дёрнулся, я упал на пол. Почувствовал, как взлетаю в потолок. Громкий звук удара, разбивается окно. Дальше не помню… Видимо ударился головой об потолок или стену… Неважно.

Когда очнулся, вагон был разбит, я лежал неподалёку на траве. Голова трещала, всё тело болело невыносимо. Рядом со мной – дневник. Положил его за пазуху, накрыл дырявой рубашкой.

Я встал, огляделся: крушение! Длинный след стёсанной земли с клочками травы позади. Как много тел… Плевать. Нужно найти свои вещи.

Обследовал вагон. Нашёл кошелёк и туфли. «Профессионального оборудования» не было. Видимо, оно где-то там, сзади. Или придавило вагоном. Плюнул на это дело. Увидел тропу за вагоном.

Смутно помню, что было дальше. Брел по извилистой тропе где-то в лесной чаще. Шёл прихрамывая, много спотыкался.

Невыносимо хотелось пить.

Туман. Туман? Откуда ему бы там взяться?

Услышал голоса.

Пошёл на них. Набрёл на стройку.

Оказались голоса местных рабочих. Я упал в обморок, они меня привели в чувство, дали воды. Лезли с расспросами. В больницу хотели отвезти…

– Слушай, мужик, у тебя кажется сотрясение головы! Тебе бы до ближайшей больницы!

– Не нужна мне больница! Порядок. Что это за место?

– Глубинка! Богом забытое место!

– Ммм… Дом у вас кто-нибудь сдает?

– Не знаю. Наташка, продавщица наша, должна знать!

Я открыл кошелёк.

– Держи. Заводи!

– Да тут целое состояние!

– Вези!

– Понял! Это я мигом.

Пусто. Помню, как в село приехали. И мне вдруг стало необычайно хорошо. Я не понимал, что чувствовал… Такое у меня было пару раз, но в других обстоятельствах.

Я вышел из машины, вдохнул воздуха, пошёл до магазина. Шаг за шагом чувствовал… Вру. Ничего не чувствовал! Мне было не хорошо, нет, мне было… Я… Слился со всем вокруг. Словно я нужный винтик, я здесь свой, и иду в своем ладе, и всё вокруг в своём ладе… Но запах… божественно! Мягкие, сладкие запахи… Почему всегда так нельзя? Жизнь тогда казалась раем до наступления настоящего или…

Зашёл в магазин. Летали мухи, шумно работали холодильники.

– О, приезжий! Добро пожаловать! Проездом или отдохнуть? – встретила с порога продавщица.

– П-простите?

Боже, как она прекрасна… Глаз не оторвать.

– Я говорю, вы проездом или отдохнуть?

Её голос…

– Я здесь случайно. Чрезвычайная ситуация. Крушение поезда…

– Какой поезд? Ничего об этом не слышала. Да и мужики ничего не болтали…

– Поверьте. У меня всё тело в синяках. Голова, – показал рукой на рану, —до сих пор…

– Во чудеса! Так вам к знахарке, бабке Лидке надо! Вдруг сотрясение!

Сентиментальность делала её ещё краше.

– Всё хорошо, не беспокойтесь. Мне сказали, что вы знаете, кто из местных сдаёт дом.

– Тёть Маня! Большакова! Хорошая женщина. Вы́ходит лучше любого доктора! Меня Наташей зовут. А вас?

– Григорий. Гриша.

Профессиональная осторожность… Зачем?

– Я вас отведу! Вам что-нибудь нужно? Может водочки?

– Спасибо, но…

– А лучше самогону! Дядя Коля сам делает. Всем нравиться! Уж очень он хорош, и вам поможет!

– У вас поразительный талант… Продавать.

Я действительно это сказал?

– Это да! Всё могу продать! Поэтому здесь и работаю.

– Всё? Себя… тоже? – мягко произнёс я.

Зачем?

Небольшая пауза.

– И себя. – утвердительно и с улыбкой ответила Наташа.

С ней что-то не так… Не может быть всё так гладко.

– Вы чего задумались? Григорий?

– Извините… Всё никак не приду в себя.

Да чтоб меня… Только сейчас задумался: что меня побудило сказать ей это?

– А знаете что! Я навещу вас сегодня! В нашу глушь редко кто попадает. Больше стороной обходят. Страсть как хочется поговорить с новым человеком! Тем более у вас захватывающая история. Не против?

– Нет… Нет… Конечно, заходи.

Я не мог ей отказать. Приворот? Ведьма?

– Прекрасно! После работы зайду! А ты пока самогонки выпей, да поброди по окрестностям! У нас старая церковь есть. Как раз от дома Большаков идёт тропа. По ней и найдешь! Она там единственная. Ночью не заблудишься!

– Хорошо, я обязательно посмотрю.

– Договорились!

Будь она трижды проклята. Я долго не понимал… Да и сейчас не понимаю… Как?! Ну как девушка такой необычайной красоты, дарованной сразу и от Бога и Дьявола, спрятана в такой глуши….

Большое хозяйство у Большаковых. Все на месте, полный комплект: куры, козы, коровы, дворняжка по кличке Тузик, кошка Пряха, рыжая бестия. Смотрит на меня постоянно своими зелено-ядовитыми глазами.

Дворняга смирная. Всё больше спит. Лает по делу. Люблю практичность.

К обеду начался дождь. Ливень, словно единое полотно, накрыл село серым свинцом.

Я наколол щепок, растопил печку. Треск дров… Легкий запах дыма. И шум дождя приятный… Особенно капли, что бьют по ведрам и по крыше старого сарая. Свежесть… Выпил самогона. Вкусный, ядреный. Тело изнутри словно охватило огнём.

Я потер холодные ладони друг об друга, лёг на кровать и слушал дождь. В комнате постепенно становилось тепло, комфортно. Неистовое наслаждение. Захотелось спать.

По мне ползли блохи. Я чувствовал их укусы на ногах и лице.

Проснулся.

Дождь не прекращался. Бил ещё сильнее.

За окном ночь. Небо затянулось черной пеленой, вокруг мрачно и темно.

Молния подсветила морду собаки, которая показалась в окне. Это был Тузик. Он стоял на двух лапах, скалил зубы. Его глаза светились белыми огоньками.

От страха укрылся одеялом.

Это всё сон… Сон! Я сплю!

Галлюцинации.

Мгновение спустя, из окна выглянула бледное тело нагой девушки. Длинные волосы свисали вниз, закрывая её лик. На голове был засохший венок. Она аккуратным движением руки с длинными пальцами и острыми как бритва ногтями сжала пламя свечи. Посмеялась детским хохотом и исчезла.

По чердаку послышались шаги, будто пробежался маленький ребенок.

Я выбежал на улицу.

Ноги сами вели меня куда-то.

Тропа.

Я оглядывался по сторонам. Моё сердце билось быстрее и быстрее.

Кругом шептали голоса, настойчиво уговаривая свернуть с тропы.

Закон запрещает. Мы не можем зайти на эту тропу!

Иди к нам! Мы тебя давно ждали!

Посмотри на нас! Посмотри!

«Не сходи с тропы, не слушай голоса! Пропадёшь навеки в хаосе!»

Строка из «Законы Глубинки. Том I».

Колокольчики не прекращали отбивать короткие протяжные звуки от порывов ветра.

С болот были слышны женские голоса.

Пение?

С двух сторон от тропы духи, призраки и другая нечисть, шатаясь на месте, смотрели на меня.

Кричали, молили, протягивали руки.

Сердце било молотом, кровь шумела в висках, руки слегка дрожали. Я сдержал дрожь. Успокоился, сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов. Расслабил плечи, пошевелил занемевшей от волнения шеей.

Вдруг показался силуэт передо мной. Мужик. Охотник?

– Эй, милсдарь, зайца видали?

– Нет.

– Тьфу ты, етить твою мать! Ушёл!

Лицо… Где я его раньше видел?

Охотник свернул с тропы и растворился в тумане.

Запись №136.

Среди тумана показалась церковь. Из окон прорезался тусклый свет.

Я забежал в церковь.

Перед пустым иконостасом, подсвеченным огарками от свеч, стоял священник.

Или кто-то очень на него похожий.

– С чем пришёл, добрый человек? – спросил священник с длинной бородой, обратив свой проникающий взгляд на меня. В одно руке он теребил чётками, во второй держал зелёное яблоко.

– Кто ты?

– Поди забыл меня? – улыбнулся он, – Меня зовут Евстафий. А какое нынче твоё имя?

Я долго колебался. Но не смог. Язык был мне не подвластен. Чёртов самогон?

– Яков. – стиснув зубы, пересилил себя.

– Правда не так горька на вкус. Здравствуй, Яков. Как ты здесь оказался в этот раз?

– Поезд сошёл с рельс. Что…

– Твой конечный маршрут. – заключил священник.

– Это не то место, где я должен быть!

– Ты здесь был много раз. Давным-давно. И вот, ты вернулся. Видимо, это твоя судьба.

– Откуда ты знаешь? Что это значит?

– И снова этот разговор. Погоди минутку, я зажёг не все свечи.

Свечи? Там есть рубильник. И лампочка на потолке…

Я подошёл, дёрнул ручку вверх. Но ничего не произошло.

– А что ж, света нет?

– Свет? Нееет! – протянул священник, – Откуда? Свет – там, «вверху». А нам и огарков хватает.

– Почему икон нет? Где кресты? Украли?

– Зачем они нужны? Без них что? Веры нет? – откусывая яблоко произнёс Евстафий.

– Правда… И без всего этого, вера есть вера.

– Последняя… Готово. – проворчал Евстафий. – Можно поговорить.

Я что-то чувствую… Всё вокруг ускорилось, будто проматывают киноплёнку.

– Разговоры ни к чему. Исповедуй меня, отец. Я тебе заплачу.

– Т-цок! Ай-ай-ай! – вертел осуждающе головой влево-вправо Евстафий.

– Что? Не продажный?

– Я то? Продажный. А ты?

– В смысле?

– Вижу, «вверху» люди привыкли за деньги каяться в грехах своих. Это ни вера, ни покаяние.

– Здесь по-другому?

– А здесь, юноша, нет услуг, тут вера! Когда ты мне даёшь монету, чтобы я твои грехи отпустил… Ты сам себя купить пытался. Понял?

Меня как будто в чан с холодной водой бросили. Сердце забилось сильнее, изо рта пошёл пар.

– Что исповедуешь?

– Веру.

– В Христа?

– Могу в Аллаха, в Будду. Могу и в Сатану.

– Это же…

– Что? Безбожно? Библия написана для рогатого, чего уж тут удивляться?

Вдруг пол завибрировал от быстрых коротких ударов.

– Что в подвале бьётся?

– Повышенная аритмия! Не обращай внимание. Это от самогона.

– П-понял. А что за подвалом?

– Дальше бездна! Чистота! Первородный хаос! – с огнём в глазах сказал Евстафий.

– Смерть?

– Нет! Смерть, юноша, совсем другое.

Удары прекратились.

В церковь вбежал Гриша. Откуда я его знаю!?

Снял маленькую шапочку грязными от крови руками. В слезах упал на колени перед Евстафием, начал быстро говорить.

Я помню тебя. Я был тобой.

– Ступай, Гриша. Тебя давно ждут.

– Я не хочу! Не хочу! – рыдал Гришка, стоя на коленях.

– Так ты сможешь очистить себя.

– Нет! Нет! Нет!

Пепел. Облегчение. Ясность.

– Истина такая же переменная. Не стоит предавать ей особый смысл или привязываться к ней. – держа в ладонях пепел, произнёс Евстафий. – Возвращайся в свой дом. У тебя незаконченное дело. Последнее дело.

– О чём ты, старец?

– Лиана.

– Она умерла, когда мне было всего восемь.

– Нет, гнилая душа. Она жива! И более того, ты об этом знаешь, но избегаешь. Боишься снова увидеть её.

– Я не могу.

– Нет, можешь. Иначе снова окажешься здесь и всё повториться. Будь здоров, Яков. Надеюсь, это была наша последняя встреча.

Евстафий как-то раз чётко сказал: «Создатель – врожденный тиран, пребывающий в тайне, показывающий пути истины. Тот, кто пойдёт по его тропам, получит ясность мысли, порядок, а душа, заплутавшая во мраке, обретёт покой. В создателя не нужно верить, чтобы он существовал. Он просто есть. Именно потому, что человек в рамках своего познания воспринимает Вселенную как конечную сущность.

Итак, Яков. Настоящее имя или он соврал? Не спешите осуждать тень, пока не увидите от чего она падает.

Извините за нескромный вопрос, а Вы… часто врёте? Окружающим пол беды. Себе? Часто ли Вы трезво убеждаете себя в чём-то? Безобидная штука. Ложь, вранье… А потом! Эх, да. Границы стираются, появляется непонимание, что реально, а что выдумка.

Но кто же он, этот лжец? 

Утро.

Чудесный самогон. Ничего не скажешь.

Лес был куда чуднее. Или мне померещился тот охотник? Может, сознание сочинило эту галлюцинацию? Всё запутанно… С этим местом и в прям что-то неладное.

Я не помню, как дошёл. И шёл ли я вообще… Или вовсе никуда не ходил, а это был всего лишь сон или пьяный бред…

Голова прошла. Давно так бодро себя не чувствовал!

Много вопросов…

Церковь выглядела будто ей тысяча лет, не меньше!

Бред… Просто бред.

Всему тут есть логическое объяснение.

Гришка. Он пришёл каяться.... Искренно, я почувствовал! К чёрту.

Хочется иногда, даже такому вечно одинокому страннику как я, тёплого, женского плеча, нежный взгляд из двух глаз, пылающий страстью. Прикосновений рук…

Приятный уху треск дров из печки, старая кровать, перина, рядом Наташка… Моя любимая Наташка. Лежит нагая, обхватив ногами моё тело словно змея, носом трется об щеку. Шепчет:

– Любимый… Не бросай меня.

Сначала я поцеловал её в нижнюю губу, затем в верхнюю.

Её волосы сливались с моим телом в одно целое.

Изо рта шёл пар.

Я чувствую, что знаю её всю жизнь.

Теперь всё по-другому.

Набожность человеческая вполне объяснима. Стоит посмотреть на небо… На тысячи, миллионы святил, между которыми световых лет не счесть. Насколько человек ничтожен перед необъятным…

Или же нет? Философия, философия…

Извините. Замолк.

Я чист, голова ясна.

Я был склонен жить как Маленький принц, или как барон Мюнхгаузен. Они и их авторы видят жизнь такой, какая она есть. Они её не усложняют. В этом их правда.

Бежать.

До станции! Единственный выход.

Так, стоп, стоп, стоп! Без паники! Так! Вещи… Да хер с ними.

Как же Наташа? Нет, никогда!

Принятие.

Тепло, шёл дождь.

Белые лепестки абрикоса, стоявшего одиноко в лесной глуши, медленно уносил ветер.