Часть 1.Люси

Глава 2. Новая жизнь

Человек меньше всего похож на себя, когда говорит от своего имени. Дайте ему маску, и он расскажет всю правду.

©Оскар Уайльд

За окном льет как из ведра, а я просто смотрю в потолок, дожидаясь окончания лекции. Четверг – самый плохой день в неделе. Наверное, оттого что у меня несколько пар по химии и математике, а это просто адская смесь. Мозг кипит от нескончаемого потока информации, руки отваливаются от писанины, бескрайние конспекты. Наконец-то этот мучительный день подходит к концу.

Смотрю на часы, затем в окно, снова на часы. Считаю секунды. Еще бы немного сил, чтобы вытерпеть. И вот, наконец. Лектор объявляет о том, что мы все свободны. Неужели. Неужели это случилось…

Собрав тетради, выхожу в коридор. Смешиваясь с толпой, иду к лестнице, спускаюсь со второго этажа на первый. Минуя читальный зал, захожу в кафетерий. На раздаче царит шикарная смесь разных вкусовых запахов.

Ароматная булочка с корицей, крепкий горячий кофе для бодрости и немного фруктов – собственно, и весь мой ужин. Не из тех, кто набивается на ночь. Хотя раньше бывало, грешила этим. Ну а кто не любит поесть перед сном? Беру поднос с едой. Двигаюсь в самый конец буфета. Думаю, куда присесть. «О, Люси! Садись к нам!» – раздается знакомый голос.

Осматриваюсь. За столиком возле окна замечаю Ронни и Киру, копающуюся в телефоне. Подхожу к ним, ставлю поднос на стол и сажусь рядом с Ронни. Смотрю на Киру. Бледный цвет кожи, ярко выраженные мешки под глазами. Растрепанные волосы и, в общем, болезненный вид.

– Не обращай на нее внимания, она последнее время то и делает, что зависает в интернете. Такое ощущение, будто Киру вообще ничего в жизни не интересует, – говорит Ронни, затем делает глоток бархатистого чая с лимоном. – Кажется, это депрессия, – поставив кружку на стол, шепчет мне на ухо.

– Про твою сестру до сих пор ничего не известно? – решаюсь спросить у Киры.

– Нет, – Кира отрывается от мобильника, смотрит на меня. – Следователи разводят руками. За пределы королевства она не выезжала. Никаких билетов на ее имя нет. По стране такая же ситуация. Полиция безнадежна. Они просто ничего не могут сделать! Никто ничего не может…

Дрожь в голосе Киры говорит сама за себя. Ни с чем не спутаешь. Вот-вот ее эмоции вырвутся, и она заплачет, вот-вот она закричит. Не от того, что ей тяжело, – от тихой безысходности.

Я научилась это видеть, научилась распознавать в чужих глазах опустошение. Лишь после того, как сама через это прошла.

– Ты веришь, что она жива? До сих пор веришь? – выдает Ронни. Встает. Не дожидаясь ответа, уходит за второй порцией чая.

Ронни, он – чайный наркоман, не может жить без него, как в принципе я без сладкого. Но мне эта любовь не поддается пониманию, ну как можно безумно любить чай? Наверное, никогда этого не пойму. А ведь кто-то ненавидит тортики и задается таким же вопросом…

– Знаю. Да, Роузи не смогла бы уехать или исчезнуть вот так, ничего мне не сказав. Не сказав никому. Сейчас понимаю, что с ней случилось что-то нехорошее, но боюсь даже представить, что она уже давно мертва. Каждый месяц новые опознания. Каждый раз с замиранием сердца молюсь, чтобы в очередном черном мешке… – Кира прикрывает лицо ладонями.

Возвращается Ронни. Обходит меня со спины, ставит чашку на стол.

– Родители уже отчаялись, они делают вид, будто бы ничего не происходит. Понимаешь, Люси? Словно Роуз никогда и не было. Они просто вычеркнули ее и продолжают жить, наслаждаясь тем, что они называют жизнью, – продолжает Кира.

– Явно ты просто преувеличиваешь, – вновь врывается в разговор Ронни.

В конце апреля в колледже «Черное сердце» пропало пятеро студентов. Когда я узнала, оказалась в диком шоке. Спасибо, папочка, что отправил меня в «самое безопасное место в мире»…

Четверо были найдены мертвыми в окрестностях усадьбы спустя две недели. Пятого студента нашли чуть позже в озере. Все местные газеты и журналы только об этом и кричали. Ну и скандал же тогда был, судя по слухам. Многие родители перевели своих детей в другие вузы, а колледж хотели закрыть.

Полиция считает произошедшее событие массовым самоубийством. «Что, простите? Массовое самоубийство? Несколько подростков пошли в лес, пристрелили себя, а потом каким-то образом аккуратно закопали свои тела?» – мелькало в моих мыслях. Нет, ну а что?

Администрация колледжа, естественно, говорит о несчастном случае. Часть верит полиции, кто-то считает, что все-таки студенты были убиты. Кто-то верит в мистику. Правда всегда у всех своя.

Сестра Киры – Роузи – пропала в конце мая, уже после инцидента. Связаны ли оба случая, сложно сказать. За четыре месяца поисков никаких результатов. Хоть Роуз, в отличие от тех ребят, и не нашли мертвой, но, к большому сожалению, фактов, указывающих на то, что она жива, тоже нет.

– Я, пожалуй, пойду к себе, увидимся завтра! – Кира резко встает, не убирая за собой, выходит из кафетерия, внимательно разглядывая что-то в экране.

Допив свой кофе, ставлю кружку на стол.

– Тони! Ты ведь хорошо знал Роуз? Вы же учились на одном курсе? – спрашиваю невзначай.

Ронни молчит. Обхватив кружку руками, гладит ручку. Уводит взгляд от меня.

– Мы общались, у нас были теплые взаимоотношения, но никогда мы не были друзьями… – нервно подскакивает со стула. – Роуз сделала то, что не должна была делать, за это и поплатилась, – берет свой рюкзак и уходит без объяснений.

Что за день такой? Сегодня все сговорились, что ли?

Следующим утром

На часах около семи утра. Ночью не могла заснуть, не выспалась, да и при таких событиях, как в моей жизни, каждый забудет, что такое сон и с чем его едят.

Долго привыкаю спать на новом месте. Уже как месяц прошел, а я… ну как обычно. Иногда меня мучают кошмары, точнее всегда, но с переездом в колледж их стало меньше, видимо, затишье перед бурей либо действительно новая обстановка, свежий воздух и смена распорядка дня идут на пользу.

После завтрака решаюсь заглянуть в библиотеку, в самое безлюдное место в этом колледже, чтобы в тишине подготовиться к семестровой работе по испанскому языку. Ну и, конечно, взять что-нибудь интересное для чтения на досуге, как же без сопливых романов о любви?

В этом колледже очень большая библиотека. Столько книг не видела за всю свою жизнь, а точнее, за свои восемнадцать лет и зим от рождения.

Трехметровые стеллажи ломятся от книжных сборников, многотомных сочинений. Перечитать все и века не хватит. Как заядлый любитель классики, я могу затеряться среди стеллажей, совсем позабыв обо всем на свете. Да что уж там, проще мне вообще переехать жить в библиотеку, ведь и так большую часть своего времени провожу именно здесь.

Языки, как выяснилось, не моя стихия. Испанский дается с большим трудом. Приходится часами зубрить слова и грамматику, чтобы не завалить экзамен. Английский еще куда ни шло, ведь он мой родной, но вот испанский… Почему не выбрала французский? Хотя бы звучит красивее, язык любви и все дела.

За книгами минуты превращаются в секунды. Случайно посмотрев на часы, понимаю, что опаздываю на факультативные занятия по философии. Неделю назад записалась в клуб «всезнаек-ботаников». Вот не дура ли? У меня практически не хватает времени на обязательные предметы, так нет, нужно нагрузить себя по полной программе, нырнуть в учебу с головой. До конца своих дней учиться, учиться и учиться, а потом «оставить кучу учебников в наследство своим кошкам».

Как угорелая вылетаю из библиотеки и несусь «сломя голову» вместе с кипой книг на руках. В последнее время стала очень забывчивой и рассеянной. Говорят, что это происходит из-за стресса. Вполне возможно. Мне подходит этот «диагноз». Стресс и потеря сна – самый мощный удар по иммунитету и организму в целом.

– Простите, я тут немного задержалась, – говорю преподавателю, открыв дверь кабинета, больше похожего на гостиную, в которой расставлено много столов и стульев.

– Мы еще не начинали, но прошу вас больше не опаздывать!

– Да, сэр. Обещаю, это было в первый и последний раз…

Как же иногда меня бесят английские манеры и этикет.

– Присаживайтесь! Повторюсь для «вновь прибывших», меня зовут профессор Ларри Уитмор. Мы с вами будем изучать основы философии. Хоть вы и выбрали мой предмет как дополнительный, все же попрошу относиться к нему так же серьезно, как и к остальным…

Вроде бы пронесло. Давно не бегала. Мои легкие пребывают в небольшом шоке от таких занятий физической культурой. Спустя некоторое время, отдышавшись, понимаю, что забыла свою сумку вместе со всей канцелярской ерундой. Черт, черт, черт!

– Эй, слушай, не одолжишь мне ручку и тетрадь, ну или хотя бы листок? – спрашиваю у парня, который сидит рядом.

Он не обращает внимания.

– Эй?! – толкаю слегка.

Наконец-то оборачивается. Испуганными глазами рассматривает меня.

– Люси! Встреча так встреча. Как же откажешь такой «пунктуальной» девушке! – Макс отрывает из середины тетради два листка, берет лежащую перед ним ручку. – Вот, держи, – подает с читаемым подтекстом, смеется.

Честно говоря, сразу его не узнала. Не думала и не ожидала снова с ним встретиться, да и еще на философии.

– Ты меня очень выручил. Буду благодарна по гроб жизни!

– Не стоит. Будем считать, что это дополнительный бонус к сумке. Ну, знаешь, как в торговых центрах…

Лекция очень нудная, не прошло и пятнадцати минут, а мне уже хочется спать. Опускаю голову на стол. От скуки смотрю на Макса. Сейчас бы уснуть, правда, Люси?

Макс смотрит на доску, в руке переворачивает карандаш и завораживающе другой рукой придерживает свою «буйно тяжелую головушку», ну хоть кому-то интересно.

«Как волны набегают на каменья, и каждая там гибнет в свой черед, так к своему концу спешат мгновенья, в стремленье неизменном – все вперед!»¹, – с Макса взгляд падает на запись в его тетради. Еще один поклонник классики. Теперь мне стало понятным, почему он так сильно похож на шекспировского героя…

– «Родимся мы в огне лучей без тени и к зрелости бежим: но с той поры должны бороться против злых затмений, и время требует назад дары»², – подняв голову, проговариваю шепотом, но так, чтобы было слышно.

– Любишь Шекспира? – удивленно спрашивает, сразу же оторвавшись от речи лектора.

– Знаю наизусть от первой и до последней фразы! Пожалуй, он единственный, кто смог покорить мое сердце, – отвечаю с ноткой сарказма.

– Ланкастер! Томсон! Тише! Если вам неинтересно, то можете покинуть кабинет и продолжить свои личные «беседы» за дверью, – возмущается преподаватель философии.

– Мистер Уитмор, попрошу не забываться, где находитесь! Вы не имеете права указывать на то, что я могу и что не могу делать, находясь в заведении, которое целиком и полностью принадлежит моей «мамочке», к тому же я не ваш студент, – дерзко заявляет Макс.

Профессор застывает на месте. Кажется, еще пара слов, и он умрет от стыда. Прикусывает губу, пытаясь что-то сказать, но не может. Дар речи сняло как рукой. Через десять секунд он вновь начинает моргать, вот-вот придет в чувство.

– Внимание на доску, – произносит Лари Уитмор, обращаясь к аудитории. – Каждый, находясь здесь, считается моим учеником, Ланкастер, – говорит и одновременно что-то пишет маркером.

Макс разговаривает с учителем, как начальник с подчиненным, но не каждый начальник высказывается так по-хамски. Возможно, накричит, но не станет указывать на социальный статус.

Хоть усадьба и принадлежит Ланкастерам, считаю, что все же некрасиво так общаться с персоналом, указывая, где их место. Макс… Он на самом деле ведь добрый и милый, но почему-то очень хочет казаться злодеем, хочет, чтобы в нем видели хулигана. Вот только почему?

Во мне тоже живет дух бунтарства. И… иногда он может вырываться наружу, в не очень подходящий момент. Такие эмоциональные всплески и резкие перемены в настроении – провоцирует щемящая боль. Именно так люди просят помощи, – «Да обрати на меня внимание, наконец! Ну сделай хотя бы вид, что тебе не все равно!». А окружающим опять на тебя наплевать…

14 октября

Этой ночью мне не спится. Походив по комнате, накидываю олимпийку на плечи, выхожу из комнаты в коридор. Возле лестниц есть небольшой укромный уголок с двустворчатым окном почти во всю стену. Иду по памяти. Кромешная темнота. Нащупываю перила. Прохожу чуть дальше и вижу то самое окно. Сажусь на подоконник.

Наблюдаю, как моросит дождь. Маленькие капельки стекают по холодному стеклу. Холодно. Руки в замок. Подношу ко рту и дую на них теплым воздухом. От терпкого дыхания стекло запотевает.

В голове появляется идея. Прислоняю правую руку, пальцем начинаю рисовать произвольные узоры. Люблю так делать еще с детства…

Небо затянуто облаками. Луны и звезд вообще не видно. Увидеть звездное небо в это время года – большая редкость. Случайно замечаю темный силуэт Макса в расплывчатом отражении. Он просто смотрит. Он стоит и смотрит на меня, безмолвно.

– Долго будешь стоять и пялиться?! – произношу, обернув голову к нему.

– Не хотел тебя пугать, – говорит тихо, подходит. Продолжительная пауза. – Не спится?

– Есть такое…

– Тоже люблю сидеть здесь вечерами, смотреть, как капает дождь, – улыбается.

– Я здесь не поэтому, – перебиваю. – Вообще ненавижу одиночество, ненавижу сырость, ненавижу холод. Последние время я ненавижу все вокруг…

– Тогда почему ты здесь? – спрашивает с задумчивым лицом, садится напротив меня.

– Иногда я просто боюсь засыпать. Боюсь вновь оказаться внутри повторяющихся кошмаров. Они то прекращаются, то вновь начинают мучить, – отворачиваю голову от окна и смотрю на лестницу. – Приходится всю ночь скитаться и засыпать с рассветом, тогда шансов избежать…

– Однажды меня тоже преследовал кошмар, – перебивает. – Отголоски прошлого, которые точно так же заставляли умирать каждую ночь, но воскресать к утру.

– И что? – смотрю в глаза Макса. – Он исчез или продолжает мучить?

– Появляется время от времени. Поначалу пытался бороться, но все заканчивалось неудачами. Прошлое – лишь часть нашего пути. Так или иначе, от себя не убежишь…

Макс завороженно смотрит вдаль. Несколько минут он просто молчит, задумавшись о чем-то.

– Со временем я научился терпеть. Теперь уже не так больно… – Пауза.

– Твой шрам… С этим прошлым связан твой кошмар? – неуверенно спрашиваю, протягивая ладонь к его лицу.

– Не смей! Не нужно, – откидывает мою руку. – Никогда! Никогда не прикасайся к моему лицу! – разъяренно кричит.

Макс буквально потемнел. Он наполнился яростью. Спрыгнув с подоконника, он замахивается на меня, нарочно промахнувшись, ударяет кулаком в стекло. Осколки разлетаются по сторонам, чудом не попадая в меня.

Макс находится в не понятном мне состоянии. По его руке струится кровь. В темноте кажется, что она ярко-черного цвета. Он быстро снимает кофту и прикрывает раны.

Резко в левом крыле включается свет, и Макс бежит к лестнице, быстро пропадает из виду. На шум сбегаются люди. Все смотрят на меня, а я ничего не понимаю. Смотрю на осколки, а в них мелькает все мое прошлое.