Ист шагал через базарную площадь. При его приближении торговцы начинали особенно звонко выхвалять свой товар, а некоторые даже норовили ухватить Иста за полу куртки, чтобы хоть таким образом привлечь к себе внимание. Всякий видел, что по рынку идёт богатый покупатель. Сафьяновые сапожки с каблуком на подковке, короткие штаны с подвязками, расшитая куртка и наброшенный на одно плечо алый плащ-пыльник. Главное же – плотно набитый кошелёк, висящий на тиснёном поясе.
Впрочем, остановить юношу никому и не удавалось. Ист проходил через толпу бесследно, словно ртуть сквозь сухой песок, край плаща невесомо выскальзывал из цепляющихся рук, и напрасно торговцы расточали цветы базарного красноречия. Ист не собирался делать покупок, да и денег у него не было. Кошель, набитый звонкими цехинами, лишь мерещился завистливым взглядам. На самом деле не было ничего: ни золотой нитки в волосах, ни обуви с модным каблучком, ни даже штанов. Хийси по-прежнему не признавал никакой одежды, и, значит, ученик должен был ходить голышом. Ну а красивый морок – чтобы не смущать обывателей.
Четыре года Ист провёл вместе с Хийси. За это время он вполне изучил несложную магию леса. Она легко открывается тому, чьи уши свободны, глаза не замазаны и душа не отравлена прогрессом. Лес оказался много проще, чем думалось вначале, но и много сложнее. Стоило допустить хоть одну фальшивую ноту, и живой лес превращался в толпу деревьев, где нет ничего, кроме бестолкового шевеления листьев. Но если ты свой и ведаешь простые древние слова, то лес оказывается единым большим зверем, а всякий зверь покорен слову мага. Можно, если хочется, закрутить тропы в тугой клубок, заставив неприятеля кружить на одном месте, словно муху в бутылочке. А можно в три минуты пройти в ту часть великого леса, что шумит в Индии или Намане. Деревья там растут иные, а лес тот же самый.
Лесной народец, как звали во всём мире обитавшую в дебрях нежить, оказался весьма разным, но даже для юного мага почти не опасным. Нежитью их звали потому, что они не могли родиться, как всякий зверь или человек, но и умереть толком им не удавалось. Тролли, лешие и ракшасы происходили от зверей, в недобрый час получивших дар слова, от людей, сгинувших в чаще, и даже от магов-недоучек, вздумавших покорить лес новомодным волшебством огня и железа. Лес принимал всех, делал своей частью, и они оставались живые, но не живущие: тихие или шумные, бестолковые и хитрые, забавные и уродливые. Настоящие маги держались от леса в стороне, стараясь не прикасаться к его тайнам, зная, что к прошлым векам нет возврата. Один древний Хийси продолжал владычествовать над исконной колыбелью людей и магов.
Совсем рядом с убежищем Хийси обитал один из лесных гномов. Звали этого человечка Сатаром, и по его словам выходило, что он настоящий учёный маг, вроде чернокнижника Парплеуса. Ещё не умея ходить по тайным тропам, Ист познакомился с одичавшим волшебником. Сатар хоть и разговаривал с мальчишкой свысока, но тоже был рад знакомству. Кажется, он не слишком понимал, что с ним творится, и думал, что лишь недавно покинул университет Соломоников, где преподавал теоретические основы генотеизма студентам старших курсов. Он не замечал изменений, произошедших с ним, не видел, что скукожился, словно высушенный белкой рыжик, и скорее напоминает зверька, смеха ради наряженного в камзол, нежели университетского профессора. Не видел даже, что суконный камзол, некогда модный, давно прирос к телу и это уже не одежда, а собственная шерсть, словно в насмешку сохраняющая вычурный портновский покрой.
– Молодой человек, – вещал Сатар в минуты хорошего настроения, – у вас, несомненно, есть задатки, и, как только я закончу здесь свои дела, я возьму вас в ученики. Это великая честь, в университет не принимают кого попало, и уж тем более немногие могут похвастать тем, что я обратил на них внимание.
– А какие у тебя здесь дела? – невежливо спрашивал ничуть не смущённый Ист.
– О-о!.. – Крошечный маг вздымал к небу корявый пальчик. – Это неизречённая тайна! Да будет тебе известно, что здесь располагается величайшее болото мира. А что есть болото, как не остановленная, заснувшая река? Там на дне Стылой Прорвы лежит ключ-камень, который запер великую реку. Я вознамерился достать его, и тогда моя сила сравняется с божественной мощью. Ныне я близок к цели как никогда, осталось сделать последний шаг…
– А почему ты в лесу живёшь, если ты городской колдун? – перебивал нахальный мальчишка.
– Аккомодация, – многозначительно отвечал одичавший профессор. – Природа ревнива, приходится прибегать к мимикрии.
Хийси, когда Ист рассказал о новом знакомстве, лишь усмехнулся.
– Он что, вправду был профессором? – спросил Ист.
– Вправду. А был бы ещё и умным человеком, так и остался бы профессором. Так нет, не утерпел, сунулся куда не следует, вот и мается теперь.
– Это ты его заколдовал?
– Вот ещё, делать мне больше нечего. Сам вляпался. Явился к болоту и стал из своего посоха в трясину молниями садить. Всех лягушек в округе сварил. Ну и надорвался. Лес не любит таких прытких.
– А что, правда на дне Прорвы ключ-камень лежит? Вот бы достать…
– А зачем он? В умной руке любой камень ключом станет, а дураку такая вещь ни к чему. Только сам себя запрёт да так и останется нежитью.
– Так он что, добыл камень-то?
– Не-е… Кабы добыл, так троллем стал бы, а он, сам видишь, простой лесовик. А ты глупостями-то не майся, а лучше скажи, на какой день в этом году чирки на болоте птенцов выведут?
Спустя три года учёбы старик признался, что и прежде подбирал в лесу заплутавших детей, в которых замечал искру волшебства, но все они, испорченные человеческим житьём, не смогли проникнуться лесом, и чаща мстила им за непонимание изгнанием или превращением в полузверя.
А Исту, который ничего не отвергал и боялся не более, чем следует тревожиться за собственную жизнь, лес открылся.
Несколько месяцев Ист путешествовал по всему миру, пугая в ореховых чащах одичавшего йетти, тревожа в тёплых хлябях гороподобного бегемота, силой равного левиафану, и споря в мерзлых тундрах, где и деревьев-то настоящих нет, с говорящим вожаком белых волков.
А потом пришёл к Хийси и попросился в город.
– Всё-таки хочешь? – проскрипел старик. – А зачем, ты подумал? Там свои маги, дохлые, хилые, но опасные. Здесь тебе ни один из них ничего сделать не может, а там ты перед их прелестями беззащитен. Не заметишь, как и сожрут. Это же ревнивые твари: друг друга жалят хуже скорпионов, а ты их уловок не знаешь.
– Потому и хочу туда попасть, что не знаю, – признался Ист.
И вот теперь он шагал через рыночную площадь старинного города Норгая, стараясь ни единым движением не выдать, что прежде не видал селений крупнее захолустного Снегарда. Дико сказать: и в Намане был, и в Лапландии, но только в местах безлюдных, в тундрах и джунглях, а это значит, что нигде не был и до шестнадцати лет ничего, кроме леса, не знал.
Задолго до городских ворот почувствовал Ист дыхание города. Вроде бы ничего не произошло, но словно уши заложило и глаза подёрнуло флёром – и видеть, и слышать стал хуже. Ист и не подозревал, насколько его чувства зависят от магических способностей. За годы учёбы он привык жить в ярком мире, а тут вся яркость оставалась на поверхности, словно краска на трактирной вывеске. Неужто люди настолько слепы, глухи, не умеют чувствовать запахов и видеть сути вещей? Ист старался вспомнить, каким он сам был четыре года назад, но не мог.
Но даже те ошмётки чувств, что сумел он сохранить, обрушили на него неимоверную круговерть ощущений. Люди, люди, люди… Каждый о чём-то думает, всякий чего-то хочет. На рынке всё было понятно: здесь кипела корысть, ползала жадность; мошенники обдумывали уловки, мелкий торговец судорожно пытался заранее подсчитать ожидаемый барыш и соображал, хватит ли денег, чтобы протянуть до следующего базарного дня. Простые, скаредные мысли. Воришка пытался срезать у Иста воображаемый кошелёк, но, получив по рукам воображаемый удар, отскочил, с трудом сдержав крик, а потом долго старался понять, чем перетянул его богатый прохожий, если в руках у него нет ни стека, ни плётки, ни вообще ничего.
Тёмными, непроницаемыми для чувств громадами стояли богатые дома, двухэтажные, с башенками и балконами, похожие на замки, с узкими окнами, прорезанными высоко над землёй, и глухими, прочно запертыми воротами. Кто живёт там, о чём думает – неведомо.
Но самое притягательное находится за городскими стенами, казалось бы, открытое и доступное всякому грабителю, сумевшему собрать полсотни головорезов. Поодаль от города на другом берегу речки поднимаются вызолоченные крыши храма. Там оракул и капище норгайского бога Гунгурда. И даже здесь, среди базарной суеты, чувствует Ист тяжёлое давящее присутствие храма. Туда бы зайти, взглянуть хоть одним глазом, но именно это Хийси запретил крепче всего – и, значит, храм останется в стороне.
А сейчас, наверное, стоит пройти как бы между прочим мимо ремесленных мастерских, полюбоваться на страшное, проклятое богами и магами колдовство мастеровых. В Снегарде ничего подобного не было. Даже седельную мастерскую и кузню дер Насты поставили далеко на отшибе, отгородились от них алтарями победителя чудовищ неукротимого Хаймарта. Кёниг следил, чтобы без дела никто не вздумал подойти к опасному месту, так что Ист ни разу там не бывал. И вот теперь он решил посетить царство техники, заглянуть в самое нутро горна, где плавится и умирает волшебство.
Но сегодня Исту было не суждено попасть ни в гончарную, ни в кузнечную слободу. Лёгкая ладонь коснулась его плеча, и женский голос произнёс:
– Не может ли благородный юноша задержаться всего на одну минуту?
Женщина, сумевшая остановить его, была укутана широким омофором, так что одни глаза блестели под надвинутой на лоб материей. Мыслей незнакомки было не прочитать, словно они скрылись за толстыми стенами богатого дома. Но главное Ист понял: его собеседнице не было совершенно никакого дела до висящего на поясе кошелька, и, значит, речь пойдёт не о деньгах, а о деле, и в чём бы это дело ни заключалось, женщину стоит выслушать.
– Взгляни на этого юношу, Линта.
– На которого?
– По-моему, там есть лишь один юноша, на которого стоит смотреть.
– Вы имеете в виду юного щёголя с фальшивым кошельком? Бьюсь об заклад, что червонцы в его мошне чеканены жестянщиком. Думаю, что у него вообще ничего нет, кроме плаща и камзола. Парень гол, как храмовая крыса, у него нечем поживиться.
– Ты полагаешь, он гол? Кажется, на этот раз ты права больше, чем думаешь. Линта, мне нужен этот мальчик. Приведи его сюда.
– Слушаюсь, госпожа.
– И ещё. Подай мне монашеское платье.
– Монашеское? Может быть, лучше…
– Нет, не может. Я знаю, что делаю. Поторопись, иначе тебе придётся бежать за ним через все торговые ряды. Мы не должны его упустить.
Дубовая в медных заклёпках дверь отворилась перед ним и захлопнулась позади. Теперь Ист был отрезан от мира. Хийси не только не сумел бы помочь ему, но и следить за своим учеником уже не мог, разве что в доме окажется открытым окно. Однако все окна были не просто заперты, но и занавешены плотными портьерами, не позволявшими заглянуть внутрь.
Ист прошёл за укутанной в омофор фигурой в круглую залу, подчиняясь молчаливому приказу, уселся у стены на обитый малиновым бархатом пуф, приготовился ждать. Пока его ничего не тревожило, было лишь ожидание нового и необычного. Помня о предостережениях учителя, Ист постарался надёжней скрыть свои мысли и на всякий случай проверил, в порядке ли его призрачный туалет.
Тонко скрипнула дверь, в залу скользнула женщина. Не та, что остановила его, и вообще непохожая ни на одну из женщин, прежде виданных Истом. На даме было чёрное глухое платье и белый головной платок. Ист уже знал, что так здесь одеваются монахини, отрёкшиеся от света, ушедшие и от людей, и от магов. В то же время ничто в женщине не подсказывало, что она удалилась от мира. И сразу было видно, что вошла не просто дама, а госпожа, привыкшая повелевать и принимать знаки преклонения. Даже супруга кёнига, высокорожденная принцесса, пленённая им во время набега на Монстрель, выглядела бы рядом с этой женщиной захудалой выскочкой.
– Простите меня, добрый юноша, – порывисто произнесла незнакомка, быстро подходя к Исту. – Но я знала, вы не откажете в помощи гибнущей женщине…
Мгновенный взгляд из-под повязанного по самые брови платка ожёг Иста. Две горячие ладони легли ему на грудь. Ист вздрогнул, старательно напоминая себе, что прекрасная монашка не видит всей двусмысленности ситуации и чувствует под ладонями не обнажённое тело, а скользкий наманский шёлк.
– Я вижу, вы благородный человек, дворянин…
– Я… – запнулся Ист. – Я всего лишь школяр, студент из Соломоник.
– Студент… – Она потупилась. – Скоро вы станете магистром, знаменитым чародеем… может быть, вы уже чародей. Конечно, вам нет дела до погибающей затворницы…
– Что вы… – Ист уже ничего не понимал. – Всё, что в моих силах…
– Спасибо… – шёпот едва коснулся ушей.
– Что я должен сделать для вас?
– Не сейчас. Время ещё не пришло. У нас есть полчаса, вы можете пока отдохнуть и, если захотите, выслушать мою историю. Хотите вина, или вы из тех людей, что не прикасаются ни к вину, ни к женщинам?
– Нет, почему… – Ист не знал, как себя вести. – Но всё же лучше воды, особенно если предстоит что-то серьёзное.
– Линта! – позвала дама. – Принеси нам вина, ты знаешь какого – старого хиосского. И кувшин воды из моего родника.
Безмолвная Линта принесла кувшин и маленькую запечатанную амфору с вином, поставила на стол два рубиновых бокала и исчезла, притворив дверь.
– Как вас зовут? – пристально вглядываясь в глаза, спросила дама.
– Ист, – честно ответил Ист и впервые почувствовал, как в сознании незнакомки мелькнула тень досады. Слишком легко и просто он открыл своё имя.
– Кто вы? – принимая правила игры, спросил Ист.
– Не спрашивайте, – последовал ответ. – Зовите меня просто Роксалана… Это настоящее имя, – добавила она после секундного молчания.
Гранатовое вино медленной струйкой стекало в рубин. Бисеринки пота выступали на ледяном хрустале кувшина. Глаза Роксаланы мерцали чёрным светом. Ист никак не мог избавиться от ощущения, что женщина видит его, как он есть на самом деле – обнажённым.
О проекте
О подписке