Вордвард шагнул вперед и резко ткнул железным пальцем в обвисшее брюхо Ильяша. Тот всхрюкнул и повалился набок.

– И что нам с этим прославленным батыром делать? – протянул Хавбек.

– Я думаю, его следует повесить, – посоветовал Вордвард.

– Нет! – вскинулся Ильяш, порываясь встать.

– Обоснуй, – неясно кому повелел хан.

– Я Илья Муромец, потомок знаменитого богатыря, – заторопился Ильяш и даже приподняться сумел, встав на колени. – Мой прадед тридцать лет с печи не слезал, силушку копил, а ваши обормоты меня с лежанки сдернули, хотя я всего десять лет отбыл. Вели им меня на место вернуть, и тогда я через двадцать лет вам всем покажу, каково на богатыря наезжать!

Хавбек смеялся, тряся тугим брюхом, которое ничуть не уступало таковому же у Ильяша.

– Ты забавник, – молвил владыка, отсмеявшись. – Тебя можно было бы взять в шуты, если бы тебя ноги держали. А так с тобой возможно поступить двояко. Посему повелеваем: если то, что нам поведал пленник, правда, то он подлежит немедленной смерти. Если же это ложь, в чем мы не сомневаемся, то за обман величества обманщика следует казнить. Теперь послушаем, почему негодяя должно именно повесить, а не, скажем, обезглавить или утопить в болоте.

– Он толст и очень слаб, – объявил Форд Варвар. – У него тонкая шея, она не выдержит веса жирной туши. Когда его повесят, она вытянется, словно у гусака. Полагаю, это будет до невозможности смешно.

– А на чем вешать? В этой дикой деревне даже виселицы нет.

– На воротах.

– Я вижу, ты знаток. Займись. Получится, будешь моим палачом.

Будущий маркграф Муромский презрительно усмехнулся, благо что под опущенным забралом усмешку невозможно заметить, и наклонился, желая схватить Ильяша за шиворот, но с отвращением отшатнулся.

– Да он обделался! Воняет до невозможности!

– Вешай, вешай! – усмехнулся Хавбек.

Варвар Форд выпрямился во весь рост, повелительно крикнул:

– Веревку на ворота через перекладину!

Словно в ответ раздался глухой удар. Возникшая из ниоткуда великанская стрела, которую можно было бы принять за копье, если бы не густое оперение, пробила латы, не способные защитить владельца. Отточенный наконечник на целую пядь вышел со спины. Вордвард покачнулся и грянулся на землю всеми сочленениями.

– Кто стрелял? Откуда? – голос бека сорвался.

– Вернее всего, били с дальнего холма, – подсказал толмач. – Это Карачарова гора – логово Ильи Муромца.

– Кто может стрелять на такое расстояние, да еще прицельно?! К тому же это не стрела, а что-то несусветное. Она по руке разве что Джабраилу!

– На такое расстояние способен стрелять тот, кто может метать стрелы такой величины, – строго произнес толмач.

Старик в рабском колпаке, он стоял на самом виду, ничуть не боясь таинственного стрелка. Что может угрожать рабу? Иное дело – хан Хавбек. Прятаться здесь было некуда, телохранители стояли в растерянности, не понимая, на кого бросаться, и не догадываясь, что следует прикрыть господина своим телом. Зато ханский конь стоял спокойно. За ним и укрылся великий завоеватель.

– Стрелять с горы вражий богатырь может, но проломиться сквозь лес ему не так просто, – произнес придворный мудрец, сопровождавший Хавбека в походе. – Мы вполне можем уйти из-под обстрела.

– Повелитель, прикажи, мы прорвемся сквозь чащу и принесем тебе голову врага! – командир ближней сотни взлетел на коня, сабля прочертила над головой огненный след.

В следующее мгновение герой кувыркнулся на землю, просаженный новой стрелой.

– Отходим, – быстро приказал Хавбек хан.

Реферы бежали, как привыкли завлекать ложным бегством противника, готовые в любую минуту развернуться и обрушить на врага тучу стрел. Но никто за ними не гнался, лишь трое отставших, которым поручили повесить Ильяша, попали под выстрел. На этот раз стрела оказалась без стального наконечника и не пропорола человека насквозь, но удар был так силен, что рефер упал, захлебнувшись кровью, хлынувшею горлом. Двое других бросили бесчувственного Ильяша и припустили следом за товарищами. Кони их скакали далеко впереди.

* * *

Муромчане не сразу вышли из укрытия. Только когда Ильюнь с вершины дуба свистнул по-соловьиному, что, мол, набежники по взаправде ушли, стрелки оставили боевую позицию.

Ильяк первым делом подошел к поверженным врагам, сорвал железные наконечники со стрел, затем без всякого почтения к убитым, упершись в тела ногой, выдернул древко.

– Добренно, – ворчал он. – Серьезно ничто не сломалось, прочее можно поправить.

Ильяна подбежала к лежащему ниц Ильяшу и всплеснула руками:

– Батюшки-светы! Да он, никак, помер со страху. Теперь только и остается портки его чистить.

Илюха оглядел поле несостоявшейся битвы, покривил губы над телом брата и скомандовал голосом, не терпящем возражений:

– Парни, у кого луки охотничьи есть, айда к старой гати, проводим дорогих гостей до самой околицы.

Луки нашлись, почитай, у всех.

* * *

Новая, неустоявшаяся гать ходила ходуном под ногами спешащего войска. Гольды и реферы, ближние телохранители, придворные мудрецы и поэты, которых хан неведомо зачем таскал за собой, бежали так, будто войско было разбито в жесточайшем сражении.

Хавбек хан торопился в самой середине своего смешавшегося войска. Породистого скакуна, на котором он въезжал сюда, бек потерял, путаясь в мокром лесу. В голове мудрого повелителя оставалась единственная вечно повторяемая не мысль, а сказка, какие вечерами кыпчакские матери рассказывают своим малышам:

«Есть на далеком севере за непролазными болотами Муромская земля. Населяют ее карлики-земледельцы, не знающие оружия и войны, и великаны, которых зовут муромцами. Великаны ленивы и просто так не выходят из топких болот. Но когда чужаки вторгаются на Муромщину и начинают побивать землепашцев, один из великанов встает и начинает творить расправу. Лук в его руках, каким только молнии метать. Вместо меча или палицы в его деснице вырванный с корнем дуб. Спасения от бешеного гиганта нет».

Странно, в самой глупой и несбыточной сказке непременно найдется зерно истины. К несчастью, зерно обнаруживается всегда слишком поздно.

Хавбек потряс головой, возвращая мысли к насущным делам. Что случилось? Враг идет по пятам, почему же они остановились?

– Дороги нет, – меланхолично заметил стоящий впереди гольд.

Хавбек оттолкнул дикаря, так что тот, не удержавшись, ухнул с настила. Следующие воины каким-то образом пропустили хана, и даже мимо коней Хавбек ухитрялся протискиваться, ухватившись за луку седла. Наконец он увидел, что случилось на его пути. Гать, которую только что уложили в болото, исчезла. Несколько дней назад реферы укладывали здесь свежесрубленные стволы, скрепляли их поперечинами и шли по ним дальше. Бревна ложились на плывун, хлипкое сооружение раскачивалось и грозило разойтись под ногами, но все же почти три сотни всадников сумели перейти на ту сторону топи. Как добираться назад, да еще с добычей, Хавбека не слишком заботило. Главное, не впасть в раж, не порубить всех поселян, а уж там пленники настелют новую дорогу, понадежнее прежней.

Однако случилось неожиданное: глупая сказочка обернулась страшной правдой, и войску, так и не вступившему в битву, приходится отступать по раздолбанной дороге.

Оно бы и ничего, но теперь даже такой, негодной дороги не стало. Плывун, содранный и измятый, уже не скрывал густой болотной жижи, а ведь прежде гольд-кипперы, нацепив огромные плетенные из лозы мокроступы, переползали по плывуну на тот берег. Постройка уничтожила плывун, раскрыв липкую бездну, прятавшуюся под ним. А теперь бревна, уложенные на моховой ковер, пропали. Ничего чудесного в пропаже не было. Можно было наблюдать, как несколько совсем не великанского вида людей оттаскивают очередной ствол, зацепив его арканом, едва ли не тем самым, на котором не успели повесить пленника.

Спрашивается, как эти люди проникли на ту сторону? Получается, что у них есть еще один путь, которым пренебрегли воины Хавбека.

Первым в ряду его людей стоял рефер, одетый в доспех из распаренных кабаньих клыков. На голове – стальная мисюра, в руке круглый обшитый кожей щит, густо утыканный вражескими стрелами.

– Что смотришь? – крикнул Хавбек. – Воин должен не укрываться, а нападать. Стреляй!

– Бесполезно, – ответил воин. – Отсюда может бить всего один человек, который стоит самым первым, а у них прорва стрелков в сухих камышах скрывается. Попробуй раскрыться – мигом убьют. А пока они не стреляют, припас берегут.

– Стреляй, кому говорят! – завопил хан. – Ты что же, так и будешь любоваться, как они разрушают дорогу?

Рефер опустил щит и вскинул лук. Выстрелить он не успел, десяток тонких охотничьих стрел вонзились в лицо, а боевой срезень ударил в горло, разом прекратив мучения. Ни одна стрела не прошла мимо, недаром говорят, что лесной охотник, выследив куницу, бьет ее из лука в глаз.

Расталкивая реферов, Хавбек поспешил назад. Уйти с поганого болота, где сгинет без следа любое войско, найти обходные пути, которыми пробрались муромчане. И вообще, не до края же земного круга тянутся топи. Нужно скорей вырваться из ловушки и больше никогда, никогда!..

– Дорогу! Дорогу! – крик прервал размышления полководца. Навстречу Хавбеку двигалась группа реферов, тащивших на плечах перемазанный илом древесный ствол. Никто и не подумал остановиться и встать перед владыкой на колени.

– Дорогу! – Впереди шагал командир второй сотни. Он расчищал путь для несущих бревно. И он же единственный узнал бека.

– Что здесь происходит?

– Гать, где мы недавно проходили, разобрана. В зарослях – вражеские лучники. Назад пути нет. Мы снимаем там настил и будем переносить его вперед, где ближе конец топи.

– Там тоже лучники!

– Это война!

Не обращая больше внимания на Хавбека, сотник двинулся вперед.

– По камышам – навесом! – командовал он. – Выкурить мерзавцев!

Нечистая сила, что же происходит? Навесом стреляют во время штурма городков и крепостей, чтобы поразить тех, кто прячется за частоколом или земляными валами. А тут – сухой прошлогодний камыш – и вдруг – стрельба навесом. Надо же такое придумать!

– Дорогу! Дорогу!

Ну вот, еще одну слегу тащат, перемазанные, как твари преисподние, лезут прямо на него, безо всякого почтения.

Хавбек пихнул первого носильщика, но в ответ последовал такой толчок, что хан не удержался на скользкой лесине и съехал в ждущую болотную густотень.

– А! Помогите!

Реферы с грузом прошлепали мимо, словно не им кричал господин. Так бегут по тропке муравьи: в одну сторону нагруженные соломинками, в другую – порожние. И никому нет дела до гибнущего владыки.

Ладони соскользнули с мокрого бревна, за которое не удалось зацепиться.

– Эй, кто там? Спасите!..

Грязная вода лезет в рот. На бревенчатом настиле полно народу, но у каждого свои заботы, никому нет дела, что гибнет повелитель. Повелитель – это тот, кто ведет войско к победе, а когда он бежит, не приняв боя, никто пальцем не пошевелит, чтобы выручить неудачника. Скорее уж сами реферы удавят бывшего повелителя. Повесят на воротах, чтобы полюбоваться, как вытянется его шея.

Темная вода сомкнулась, несколько пузырей всплыло на поверхность.

* * *

Боевой лук вооруженного всадника куда сильнее охотничьего лука, с каким ходят на белку, малую птицу и тому подобную живность. К тому же серьезных стрелков среди реферов куда больше, чем муромцев.

Реферы стояли на самом виду, то и дело кто-то из них падал в трясину и уже не появлялся на свет, но боевые стрелы, выпущенные наугад, летели и порой находили невидимую цель. Взмахнув руками, поймал грудью стрелу и упал навзничь Ильюн, тонко вскрикнула Ильяна, которой вражеский выстрел просадил плечо.

Илюшка ухватил раненую в охапку, потащил прочь от обстрела.

– Дура! Говорил тебе: не дело девке воевать…

– Ничо! Я троих набежников с тропы сшибла. А рана на живом заживет.

– Отходим! – протяжно крикнул кузнец Ильяк. – Кончайте геройствовать, лишних голов ни у кого нет.

– Так ведь уйдут недруги! – негодовал кто-то. – Вон их еще сколько на тропе топчется. Неужто позволим им уйти?

– Пусть бегут! – рявкнул Ильяк. – Пусть по всем землям разносят старую новость, что не оскудела наша земля богатырями и на всякого супостата найдется у нас свой Илья Муромец.