– О чём? – Она вытягивает лицо, вскинув брови дугой. – А ты о вчерашней лекции. Нет, мы идём сегодня на вечерний матч. – Обычно в такие моменты она захлёбывалась эмоциями, характерно вздымая кисти рук на уровни груди и содрогаясь всем телом, начинала трястись. Наверное, это не слишком уж важный матч, ухмыльнулось моё внутреннее «я».

Подруга вдруг впала в оцепенение, словно у неё сел заряд, как у электрического механизма, но кинув косой взгляд на меня, она взвизгнула, вскинула руки на уровни груди и содрогаясь мелкими конвульсиями всего тела, выпалила:

– Вечером будет матч между выпускной группой и отрядом астронавтов. Представляешь? Третья, там будут Клён, Кипарис, Ястреб, да вся выпускная группа. Представляешь? И в матче против астронавтов! Наверное, на стадионе будет много и жителей купола! В своих ярких костюмах. Ах, – и она закатила глаза, престав дёргаться.

– Подкуполники? – Я не удержалась от сарказма.

Подкупольниками прозвали людей, живущих под куполом. Каждого из них можно легко отличить по цвету одежды, чуть желтоватой коже и странным именам. Почти всё их имена что-то из космоса, хоть изучай астрономию по их родословным. А вместо кода семьи у них фамилии. Фамилии… Ещё раз мысленно протягиваю это слово, для меня всегда было странным, но что-то в нём есть скрытое, словно секретное.

– Третья, а ты не хочешь жить под куполом? Третья? – Подруга ухмыльнулась, уставившись на меня скривив губы.

– Мне всё равно! – Огрызаюсь, и, схватив её за руку, шагаю в сторону академии. – Мы опаздываем.

– Третья, купол, это же… это… – Захлебнувшись эмоциями, не унималась она. – Там, всегда светло, тепло, нет пыли и чистейший кислород без осадка, ты можешь дышать им просто так… без баллона. – Размахивает на бегу своими длинными руками, словно они плохо прикручены к её телу болтами.

А что такое, по сути, купол? Замыкаюсь в своих мыслях от её болтовни. Это полностью изолированный мир, шар диаметром в несколько километров, окружённый стенами из прозрачного пластика. Под крышей установлены очистительные сооружения воздуха и светильник с громадной мощностью, что освещает всё пространство внутри, уверяют, он схож с тем самым, что был на поверхности земли. Говорят, там даже нет лимита на воду и электричество. Это, наверное, всего лишь вымысел, придуманный людьми. Не могут же они не платить за воздух. И как воздух может быть без пыли? От пыли не избавиться, она везде. Ну, и как можно не платить за воздух? Как бы они тогда жили? Дышали? Они бы вымерли от астмы. Всё это сказки…

– Я вот, очень хочу жить под куполом. – Дёрнула Река за руку, снова закатив свои бледно-серые глаза.

Пожимаю плечами:

– Не знаю, я там не была.

– Я тоже, – выпалила она, – но очень бы хотела! – Её улыбка расплылась на всю ширину лица.

– Леди, – преподаватель химических наук воскрес, словно из пустоты, протягивая пластиковые карточки, не успели мы перешагнуть порог. – Ваши талоны! При следующем опоздании вы будете лишены квот. – Слова звучали ровными отрывистыми слогами, что усугубляло чувство вины.

Ежедневно каждому студенту выдают по два талона один на воду, второй с квотой на электричество для планшетов. Мы должны внести в ежедневник: статья – доход, выбрав «субсидия» поставив пометку «на обучение». Всё это должны сделать ещё до того, как двери отсканировав наш пропуск, отползут, дребезжа металлическим лязгом, отползут в сторону.

Утренняя лекция о минералах настолько утомительна, засыпаю, подперев лицо рукой. Очнулась, вздрогнув, роняя голову, едва не ударившись о стол.

Следом было почвоведение, проспала всю лекцию, примостив голову возле контейнера с реагентами, и уже к механике удалось чувствовать себя более-менее сносно.

Весьма бойкий недавний выпускник нашей же академии, молодой академик с кодом М-Ю5386, эмоционально рассказывал о важной роли механических приборов обработки земли, дающие шанс выращивать больше продовольствия и возможность помочь нам лучше жить. Странная формулировка, но я прониклась к его красноречию, хотя, по сути, так, и не поняла, для чего он так долго рассказывал о важности механизмов, не рассказав ни об одном из них.

В двенадцать часов наступило обеденное время. Общая столовая для всей академии гудела голосами и вспышками смеха. Каждому студенту в обмен на талон выдают бесплатные тюбики с желе и упаковку тёртых безвкусных овощей выращенные младшими группами на внеклассных уроках. Когда-то и мы выращивали такие же овощи, под проповедь старшего лаборанта: «Как это важно, нужно и необходимо. Каждый человек должен это уметь, а тем более девочки». Как же тогда всё было для меня просто и понятно, без всех этих мыслей.

Река стреляет глазами в пространстве столовой, Октябрина молчаливо жуёт, я разглядываю желтоватую мутноватую массу и снова на обед мне досталось желе с рыбным вкусом. На десерт немного сладких тёртых корней с зелёными стеблями. Даже открывать не хочется.

– Больше всего ненавижу молочный пудинг. – Река отставила маленькую баночку на поднос Октябрины, тоже наша подруга, всегда молчаливая, послушная и всё понимающая. Ну, или нам так хотелось думать. Так, вот Октябрина с каким-то фанатизмом любила этот пудинг в принципе, как и всё съестное.

– Можно мне? – Она моргнула, и её бледные щёки чуть порозовели.

– Бери. – Подёрнула плечами Река.

– А я не люблю рыбное желе. – Показала свой тюбик.

– Ух ты, а мне досталось желе «дикие овощи». Меняемся? Рыбу больше уважаю, чем «дикие овощи».

«Дикие овощи», я любила ровно так же, как и рыбное желе, разницы никакой, одно чуть солёное, другое чуть горькое, обменялась одним кивком головы. Два самых распространённых и доступных желе в наше время «рыба», пахнущая аквариумами с планктоном и «дикие овощи». Последние по запаху не отличить от удобрений в теплице. Ковыряла вилкой на тарелке кусок увядшей полупрозрачной тыквы, сухой, словно стружка поликарбоната.

– Интересно, а молоко на самом деле такое же на вкус было? – Октябрина уже доедала пудинг. – На истории говорили, что на самом деле его из животных добывали.

Мы с Рекой, не сговариваясь, переглянувшись в попытке сдержать смех. Не удалось. Рассмеялись в голос, резанув и без того гудящее пространство.

– Ну, ты и скажешь! – Река заливалась звонким хохотом. – Как из животных можно добывать молоко?

Октябрина всегда умела придумать что-то такое из ряда вон выходящее. Мы любили подругу, тем более что она была доброй и молчаливой. В жизни ей повезло меньше, чем нам. Её мамы не стало, когда она только родилась, а её отец, будучи камнетёсом, был либо на работе, либо спал после работы. Собственно, мы были единственными, с кем она могла поговорить. Мы любим её и привыкли к её странностям, но вот порой обижаем её такими поступками, как сейчас.

Не успела подруга даже показать хоть намёк на обиду, как Река вспыхнула румянцем, её глаза распахнулись, словно, излучая лазерное свечение, и взгляд сварочным бластером устремился в сторону входа. В дверях появились Клён и Кипарис, два неразлучных друга и лучших игрока в команде нашей академии. Скорее, всего, они будут поступать на астронавтов, и возможно, им это удастся. Если Кипарис не поступит, завалив аттестацию по механике, то ему придётся идти по стопам отца и быть обычным камнетёсом. Но, сейчас… Это самые перспективные парни в нашей академии. (Дословная цитата моей подруги).

Двери не переставали крутиться, впуская следом и других игроков сборной нашей академии. Но для Реки, на фоне этих двух парней, остальные меркли, словно их и вовсе не было. Она до сих пор не могла определиться, кто из них ей нравился больше. Просто нравились оба, и она мечтала о том, кто из них был в поле видимости, а когда они были вместе, её разрывало на части, но счастье её в этот момент было безгранично.

– Кого бы ты выбрала? – Мои слова не успели прозвучать, потонув в отзвуке громкоговорителя.

«Сегодня, в семь тридцать утра произошло обрушение в южной части города. Дома, прилегающие к склону между проспектом Астронавтов, и улица Почвоведов были разрушены. Предупреждение от смотрителей ко всем жителям, без надобности не выходить на проспекты. Если у кого-то имеются личные вещи пригодные для дальнейшего использования просьба поделиться с пострадавшими, через пункт «взаимопомощи» академии или главного реестра».

«Южный склон» – меня обожгло.

– Вот почему утром дрожали светильники! – Река смотрела на меня.

– Там живёт моя сестра! – Внутри всё сжалось в комок, от волнения всё поплыло перед глазами.

Дрожащими пальцами, едва попадая по се́нсорным кнопкам, пыталась набирать имя сестры на мониторе плезнера. «Квота на разговоры исчерпана. Баланс будет обновлён спустя три дня». Неблагодарное устройство! Сообщение не отправлялось.

Сердце стучалось, пульсируя тупой болью. Раздражение нарастало, я нервно выстукивала пальцами о пластик столешницы.

– Река?

– Моя недельная квота заканчивается обычно на второй день. – Пожала плечами подруга, сжав мои пальцы, не стерпев звонкого постукивания.

– Напиши фамилию семьи своей сестры в поле «чрезвычайные происшествия». – В этот момент нестандартность мышления Октябрины пришлось впору.

Плезнер пролистал множества чисел и букв, затем вывел на дисплей:

М-Л1748 – молодая семья. Листок, Ясмин, Маргаритка. Приходятся родственниками, допуск к информации. Пострадали: сегодня в семь двадцать восемь их дом был разрушен оползнем. Члены семьи госпитализированы. Экстренной помощи не требуется. Обновлена информация. Листок – не пострадал. Ясмин – не пострадал, Маргаритка – не пострадал.

Я выдохнула, прижав планшет к груди, слёзы готовы были сорваться крупными каплями на щёки, испарина на висках проявилась сквозь налёт пыли.

– Как же мне повезло! – Только выпалив эти слова, осеклась мыслью о том, что всё равно есть пострадавшие и они чьи-то родные и близкие. Стыд полыхнул пунцовыми щеками. Когда же мы выберемся из этого ужасного плена? Мама, так и говорит, что это обещают всю её жизнь.

Оставшееся время мы практически молчали, а после обеда отправились на работу. Лица, достигшие двенадцатилетнего возраста, работают в больших теплицах, те, кто младше двенадцати выращивают овощи для общественных столовых в теплицах, так прописано в законе и это важно. Каждый с самого детства вносит свой вклад в систему жизни.

Наша теплица представляла собой огромное помещение, обшитое карбоном с частотой лам в два раза больше обычного и длинными батареями вдоль контейнеров с почвой. Отчего находится долгое время, здесь было вредно. Может, поэтому в большие теплицы пускали людей только старше двенадцати лет. Достигнув этого возраста, каждому выделяли отдельный сектор в теплице, и изо дня в день каждый студент обязан ухаживать за предоставленным ему контейнером почвы. Были даже соревнования по выращиванию овощей. Но мне сегодня было не до этого…

всё мои мысли, снова и снова возвращались к тому, что произошло утром. Оползень… Каждый из нас может стать жертвой обрушения. Быть похороненным под руинами собственного дома. Подобной участи хочет, пожалуй, лишь дедушка, моего соседа Лето.

– Третья? Что с тобой? Твои руки дрожат так сильно… – Глаза подруги выдавали искреннее волнение.

– Да? – Я лишь пожала плечами. – Не могу справиться… Всё из-за новостей. Сегодня утром было обрушение. Моя сестра, её семья… То же – Не смогла договорить, давясь приступом подкатывающих слёз.

– Ты же прочитала, они живы! – Почти по слогам проговорила подруга.

В ответ удалось лишь передёрнуть плечами, ковыряя землю, всё ниже, опуская голову, под тяжестью желания расплакаться. Сдержалась. Я вообще не из плаксивых, но у каждого есть своя слабость. Моя слабость, это моя семья.

В перерыве мы пили отвар из зелени с кусочками сухой моркови.

Мы ещё раз обсудили оползень, перепроверив информацию. Чуть позже, пришло сообщение от сестры: «Всё в порядке, звонить не нужно. Поговорим чуть позже». Прижимая планшет к груди, выдохнула, и мир заиграл прежними пыльно-серыми красками.

Наверное, их уже утомили звонками? Да, одна только мама, может так замучить расспросами, что иногда хочется разбить Плезнер вдребезги и заткнуть уши этой самой сушёной морковью, что лежит сейчас на столе передо мной.

Удостоверившись в том, что утешать меня не нужно, Река, радостно выдохнула. Практически моментально тема разговора вернулась в прежнее русло. Вечерний матч! Она перечисляла всех молодых людей, которые выйдут на корт. Октябрина молча кивала довольная хоть каким-то развлечением, помимо смешивания гумата, укладывания щебеня на дно контейнеров и заучивание истории мироздания между вычислением формул смазочных жидкостей для сельхозоборудования. Я тоже имитировала интерес, кивая и слушая всю эту нелепость о сегодняшнем соревновании. Хотя всё же думала о том, что могли бы и отменить в такой момент.

Не знаю, удалось бы сдержаться или всё же сорвалась бы на подругу, вывернув всё свои искренние чувства, но спас, звук плезнера.

– Ясмина? – Вскрикнула, а внутри словно обдало холодом при виде её имени на дисплее.

– Третья, привет. Я возле вашей теплицы. Мне нужен магнитный ключ от дома.

Её голос был взволнован, мой сорвался на визг. Я не бежала, я неслась по коридору. Сестра стояла на улице, прижимая свою малютку-дочь. Мы долго обнимались с сестрой, я расцеловала племянницу так, что она стала смущаться, прячась за сестру, прижимая ладошки к щекам.

– Третья, мы какое-то время поживём с вами, пока не получим компенсацию.

– Да, конечно. Я рада… – Не смогла договорить.

– Мама, Листка… – Сестра осекалась, покосившись на дочь. – Её больше нет.

Отец её мужа умер ещё до того, как они познакомились, а зарегистрировав брак и получив код своей новой семьи, Ясмин переехала к мужу. Хотя их квартира была куда меньше, но у него была только пожилая мама, и им хватало пространства для жизни. А вот теперь не стало и его мамы, не стало дома и всё в один миг. Страшно.

Мы немного поговорили, я всё время держала племянницу за руку, такого прилива семейственности у меня не было давно. Мы многое не ценим, до тех пор, пока не узнаем, что можем это потерять.

– Можешь пойти с подругами на матч, я побуду с бабушками, – сестра устало улыбнулась. – И почищу аквариумы. – Она прекрасно знала, как я это не люблю именное последнее. Чистить аквариумы с извечно зеленеющими стёклами.

– Нет, я…

– Нам всё равно нужно разобраться с уцелевшими вещами. Поэтому дома будет просто мрак. Ещё и причитающая мама! – Она прикрыла дочке уши руками. – Никто и не заметит твоего отсутствия, так что отдохни. – Она обняла меня, и слёзы снова подступили к глазам. – Ну, что ты? Уже всё позади.

Поцеловав племянницу, обняв сестру, расставаться с ними не хотелось, но пришлось вернуться ковырять землю.

Река переусердствовала, прививая растение плодоносящего вида и вместо ветки, срезала тонкий ствол томатно-перцевого дерева.

Старший лаборант, брызжа слюной, прорычал лекцию о значимости продуктов и непременном продовольственном коллапсе, который обязательно наступить из-за таких вот безответственных людей. Когда он окончил свой монолог, пластиковые очки Реки были сплошь в мелкую крапинку от его слюны. Она брезгливо вытерла капли перчаткой, измазав их теперь ещё и грунтом. Так, бубня себе что-то под нос, взявшись за рыхление уцелевших саженцев, и тут же проткнула стебель ещё одного неокрепшего дерева.

– Река хватит с меня! Довольно уже портить растения! – Старший лаборант бежал по пролёту, а его халат развивался, отдавая свистом. – Река, вы идёте сортировать удобрения!

– И как он всё это видит в свой монитор? – Прошептал Бриз, но уловив взгляд старшего лаборанта, Бриз ещё больше ссутулились над саженцами, не желая разделить участи Реки.

Сортировать удобрение, худущее наказание из тех, что мы знали!

Перебирать и сортировать их по контейнерам, самая неприятная работа, больше всего из-за запаха, ну и, конечно, вида удобрений. До того, как их отожмут и пропустят через концентратор, это напоминает примерно то, что выходит из организма человека.

Однажды одна из сотрудниц нашего сектора опоздала на двадцать минут и её отправили на сортировку, так она не выдержала и получаса. Её рвало весь вечер от одних воспоминаний, а запах мерещился повсюду ещё неделю.

Искоса поглядывая на подругу, хоть и сочувствовала, но всё же мысли опять унеслись далеко от лаборатории в сторону дома.

Река выдержала довольно долго, и тошнить её начало спустя почти три часа, а вырвало лишь на выходе, учуяв запах собственных волос.

Расстроенные каждый по-своему, непривычно молчаливые мы решили совершить заход в чайную. Здесь подавали «настоящий чай», но так как никто не знал, что такое настоящий и ненастоящий чай всех устраивал тот напиток, что здесь подавали. Это один из самых популярных видов отдыха. Здесь были коврики с длинными зелёными нитями, именуемые трава, а в воздухе разбрызгивали цветочные ароматизаторы, и всегда пахло по-разному. Сегодня чуть кисловатый запах.

– Может, ты всё же пойдёшь с нами, Третья? – Октябрина пыталась как-то разрушать молчаливые пробелы.

– Нет, я лучше прогуляюсь, редко выпадает такой шанс.

Октябрина пожала плечами, а Река, промолчав, обнюхивала свою форму.

Мы уже подходили к полю, когда машина преградила нам дорогу. За рулём был Клён, а из окна торчала физиономия одного из его друзей.

– Куда спешим?

Река расплылась в улыбке, заливаясь краской. Октябрина застыла, раскрыв рот, я чуть не запнулась о её портфель.

– Девчонки, – парни высыпали из машины целой группой, преградив нам дорогу. – На матч пойдёте?

– Да, – взвилась Река. – Конечно!

Ястреб сверкнул широкой улыбкой, обнажив идеальные зубы. Красавец из выпускной группы, парень из обеспеченной семьи не такой богатой, чтобы жить под куполом, но достаточно, чтобы слыть завидным мужем.

Река обвила его руку, но Ястреб быстро перекинул её на плечо Кипариса, человека равнодушному ко всему, что происходит вокруг.

Немного поговорив о том, кто, куда и зачем идёт, всё свелось опять к сегодняшнему матчу. Откуда в парнях столько самоуверенности и агрессии? Думаю, это программирование сознания с детства неким кодом победителя.

Ястреб смотрел на меня или сквозь меня, но направление было где-то в моей стороне. Отчего мне становилось не по себе. Спас плезнер, замигав фиолетовыми огоньками. Так, он реагировал только на звонки кого-нибудь из контактов «семья».

– Третья? Ты где? – Голос мамы настойчиво требовал мгновенного ответа.

– Где-то здесь.

– Опять? Ты можешь ответить, хотя бы раз не огрызаясь? Здесь, это где? – Взвилась мама.

– Третья, скорее домой! Я приехал! – Мамин голос потонул в отзвуке мужского басистого эха. Не сразу осознав, кому он принадлежит, кажется, даже взвизгнула от восторга осознавая, басить в нашем доме может лишь мой старший брат. Старший, впрочем, и единственный. Мой брат – Богдасар. Хватаю сумку, бегу что есть сил в сторону дома.

– Мой брат приехал! – Кричу подругам, оглядываясь не останавливаясь.

– Богдасар? – Подруги взвизгнули эхом. – У неё брат служит в строительном легионе, он военный! – Слышу голос Реки за спиной.

– Он просто герой. – Фанатизм Октябрины от моего брата был куда сильней, чем от любого из этих парней, это я уж точно знала. Как и то, что он лучший. Даже в выпускной группе он был самым популярным. Фигурные, пластиковые открытки, которые ему дарили девушки в выпускном классе до сих пор, хранятся у нас дома, словно трофеи для нашей мамы.