Глава 6

От праздной скуки Лаура за годы их сосуществования с Эдгаром перечитала горы книг, в том числе и по психологии. Как здравомыслящая особа она понимала, что их любовь очень напоминает созависимость, но и отдавала себе отчет, что природа этих отношений иная и не вписывается в узкие рамки модных психологических терминов, таких как «абьюз», «нарциссизм» и даже «инцест». Эдгар и Лаура принадлежали к другому биологическому виду, хоть и сохранили человеческие эмоции, и ввиду отсутствия себе подобных будто бы вросли друг в друга, переплелись сосудами, разве что мыслями обмениваться не могли. Да, между ними существовала родственная связь, которая, с точки зрения генетики, была ничто. Только вампиры, способные чуять кровь через поколения, могли уловить эти кровные узы. Преемственность поколений подкреплялась извечной преемственностью создателя и ученицы. Эдгар усилил собственную кровь в Лауре еще до ее рождения, а затем при обращении. Они стали почти как одно целое, им было легко вдвоем.

Годы словно уплывали в старой Англии с ее вековыми традициями и неспешным ритмом жизни. Дувр, в котором окончательно обосновались Эдгар и Лаура, дышал историей. Сам город был небольшим, но здесь располагался крупнейший в Англии порт, пропускающий огромный поток людей.

Меловые утесы Дувра – первое, что увидели норманнские завоеватели, когда переплыли пролив Па-де-Кале. По одной из версий, Великобританию называют Туманным Альбионом благодаря белоснежным отвесным берегам, нередко погруженным в густую дымку из-за теплого течения Гольфстрим. Над Дувром господствовал укрепленный замок, в скале под которым продолбили лабиринт из туннелей для обороны от войск Наполеона. Во время Второй мировой катакомбы превратили сначала в бомбоубежище, а потом в командный пункт и госпиталь. Оттуда руководили спасательной операцией в Дюнкерке, которой англичане очень гордятся. После войны там какое-то время располагался временный штаб правительства на случай ядерной войны. Дувр был тихим, типично английским городком со старинной ратушей, маленькими магазинчиками и пабами. Вечерами и в воскресные дни он пустел, словно вымирая, только в порту всегда кипела жизнь. Именно в таком месте, всего в часе езды от шумного Лондона, и стоило жить.

Дом, который купил Эдгар, находился на окраине Дувра. Здание, возведенное в неотюдоровском стиле, представляло собой образец респектабельной английской архитектуры, характерной для сельской местности. Не такой скромный типовой коттедж, который они снимали возле Оксфорда. Достаточно просторный, новый дом не обладал затхлостью и прочими недостатками старинных особняков. Над каменной аркой парадного входа Эдгар, не удержавшись, поместил герб Вышинских. Из холла на второй этаж вела широкая лестница с резными перилами. Наверху располагалась спальня и еще две комнаты: в одной Лаура устроила студию для рисования, а для второй не нашли применения, и она стояла полупустая. Это был лучший дом на свете, их собственный дом.

Ощущение пространства в главном зале создавал высокий потолок на уровне второго этажа, под двускатной крышей проходили несущие деревянные балки. С потолка на цепи свисала круглая медная люстра с лампами в форме свечей, стилизованная под Средневековье. Стены украшали дубовые резные панели и картины в рамках, написанные рукой Лауры. Солнечные лучи преломлялись в цветных витражах окон, наполняя дом светом и теплом. В центре зала царил массивный камин, облицованный мрамором, который в холодное время года Эдгар топил дровами. Промозглые зимние вечера они проводили в созерцании пляшущих язычков пламени, сидя на мягком диване или на ворсистом ковре возле камина. Вампиры особо не испытывали холода, но им нравилось ощущение уюта.

Летом в их саду, обнесенном кованой оградой, наступало буйство цветов и красок. Из распахнутых окон лился нежный аромат роз, что окружали дом: белых, чайных, ярко-алых и темно-бордовых, почти черных. Стены густо оплетал плющ, чьи листья по осени становились багряными, и клематис, расцветающий фиолетовыми звездочками. Перед домом раскинулась лужайка с аккуратным изумрудным газоном. Эдгар находил уход за садом достаточно джентльменским занятием, чтобы им не пренебрегать.

Лаура не любила убирать в доме, но ей нравилось заботиться о своем мужчине, гладить ему рубашки. Эдгар был аккуратен и чистоплотен, совместный быт с ним не доставлял никаких хлопот. Лауре не требовалось готовить обед или утруждать себя мытьем посуды. Поддерживать порядок в доме помогала приходящая женщина, эмигрантка из Индии, а все остальное Лаура делала сама. Быт в XXI веке упростился до невозможности: стиральная машина и пылесос сделали его необременительным. Эдгар и Лаура вели довольно скромный образ жизни. Им не приходилось зарабатывать деньги, не хотелось признания или славы. У обоих было полно времени, чтобы заниматься тем, что им по душе: много читать, смотреть кино, слушать восхитительно потрескивающие виниловые пластинки с песнями восьмидесятых. Лаура даже считала, что у них слишком много свободного времени, – дни протекали в томной неге, лениво и бесцельно. Иногда вампиры словно застывали и могли молчать по нескольку часов кряду. Они улавливали настроение друг друга, даже не говоря ни слова.

Эдгар и Лаура любили прогуливаться по побережью, подолгу сидеть на утесе, смотреть на море и слушать умиротворяющий шум прибоя. Протяженная и сильно изрезанная береговая линия была идеальным променадом для не знающих усталости бессмертных. В ясный день вдалеке виднелся берег Франции, куда они иногда путешествовали на пароме. Суровая нордическая красота моря вдохновляла. Лаура часто рисовала белые утесы Дувра, и сюжеты картин выдавали ее подспудную депрессию: девушка, летящая в морскую пучину, белая фигура утопленницы, проглядывающая в обманчиво спокойной воде, маяк на скале у штормового моря, в котором не горит свет. Иногда Эдгар и Лаура выбирались в местный паб, где для виду брали по пинте пива, чтобы посмотреть на людей. Даже эксцентричным англичанам эта парочка казалась странной. Их знали в городе, с ними здоровались, но считали социопатами. При этом никто не связывал с ними несчастные случаи, что случались в порту каждое полнолуние.

Отшельнический образ жизни и вынужденное отсутствие друзей делало их пару уязвимой. Когда двое находятся постоянно вместе, рано или поздно наступает усталость друг от друга, что выливается во взаимные претензии. Повзрослевшая Лаура обладала сговорчивым, но вспыльчивым нравом и давно не взирала на своего создателя со слепым обожанием.

Однажды, на следующий день после очередной охоты, она спросила Эдгара, что чувствуют, по его мнению, их жертвы. Было время ужина, и вампиры чинно сидели за столом, который стоял у них в главном зале, как в любом благопристойном английском доме. Вот только фарфоровая посуда неизменно оставалась пустой.

– Наши жертвы умирают в эйфории, испытывая удовольствие, – не задумываясь ответил Эдгар. – Я точно не представляю, потому что создатель не пил мою кровь. Ты должна помнить, как это было у тебя. У нас с тобой.

Он подался вперед, изящно переплел их пальцы и вопросительно посмотрел на Лауру.

Та каждый раз переживала смешанные чувства, стоило ей подумать о ночи своего обращения. Она не могла об этом забыть, но и вспомнить всего до конца не сумела, как ни пыталась. Лаура не обманывалась, что Эдгар поступил с ней бесчеловечно, когда обрек на вечное существование, не спросив ее мнения. Ей не нравилось ощущать себя жертвой, и она предпочла изгнать этот досадный эпизод из памяти, но не могла сгладить шероховатостей в своей нежной душе.

– Да, я помню, – ответила Лаура с нотками раздражения в голосе, – но не помню, что произошло после того, как ты выпил мою кровь. Хотя формально у меня случился секс еще при жизни, я и не знаю, как это бывает у смертных. Мне даже не с чем сравнить, потому что я не могу вспомнить наш первый раз.

– Что тебя не устраивает? – изумился Эдгар. – Каждый раз у нас прекрасен по-своему. Я бы хотел, чтобы ты вспомнила ту первую ночь, но, к сожалению, это не в моей власти. Прости меня! Я был слишком опьянен тобой, твоей кровью и близостью, чтобы в тот момент задуматься о последствиях. Зато теперь ты вечно молода и прекрасна. Я бы советовал тебе учиться находить во всем преимущества. Мыслить позитивно, как сейчас принято.

– Да, мы не стареем, потому что забираем чужие жизни, – проворчала пятидесятилетняя девушка. – Но мы живем как пенсионеры. Гуляем, читаем, смотрим телевизор. У нас нет ни друзей, ни детей. Я боюсь, что со временем надоем тебе.

– Ты – моя вторая жизнь, – поспешил успокоить ее Эдгар, – и не можешь надоесть. Я хочу тебя так же, как в первый раз, и даже сильнее. И мне не понять твоего недовольства. Я всегда поощрял твое стремление учиться, а потом рисовать. Придумай себе новое интересное занятие.

Эдгар проникновенно посмотрел на свою возлюбленную. Зыбкая синева его глаз затягивала, погружала в бездну его чувств к Лауре, но не могла умерить ее разочарования.

– Я уже испробовала многое, – угрюмо пробормотала она. – Да и какой смысл в моих мечтах и увлечениях, если на самом деле я – убийца трехсот семидесяти человек? Каждый раз с новой жертвой я словно умираю! Счастье, что меня хотя бы не преследуют их голоса или воспоминания! Я даже разучилась плакать. В последний раз я проронила слезу более двадцати лет назад!

Эдгару не дано было понять ее боль и всю глубину страданий. Он стал вампиром в XVIII веке, когда крепостных крестьян и вовсе не считали за людей, поэтому у Лауры не вызывал удивления тот факт, что убивал он легко. К тому же поначалу убийства Эдгар совершал ради самого дорогого существа – с целью поддерживать жизнь смертельно больной дочери. Впоследствии он оправдывал себя этим, а на деле просто привык не думать о жертвах как о живых людях, обладающих чувствами и мечтами. Лауре хотелось бы стать такой же, как ее покровитель, но за тридцать лет ей не удалось достичь подобного величия и обрести полное равнодушие к чужим судьбам. Эдгар видел это, но никак не мог ей помочь.

– Ты способна так глубоко чувствовать и сопереживать, что мне жаль тебя, – сказал он c горечью.

– Однако в тебе не было ни капли жалости, когда ты обратил меня в вампира, – огрызнулась Лаура.

– Дорогая, неужели мы будем бесконечно ссориться из-за этого? – устало произнес Эдгар. – Тебе, как никому другому, известны причины, побудившие меня сделать это. Нет смысла дальше что-то тебе объяснять.

Лаура с грохотом отодвинула стул и встала, взглянув на Эдгара сверху вниз.

– Я все понимаю и больше не виню тебя. Но позволь мне справляться с этим самой! Я уже не маленькая девочка. Мне пятьдесят лет! И я не забыла, что ты пил мою кровь и убил меня.

Она уже запамятовала, что сама затеяла этот неприятный разговор.

– Не убил, а даровал бессмертие, – отчеканил Эдгар, тоже поднимаясь из-за стола и начиная злиться. – Об этом нюансе ты позабыла? Я избрал тебя, более того, вытянул из небытия, когда ты была зародышем, который не развивался в материнской утробе! Благодаря моей крови ты начала расти и появилась на свет. Без меня тебя не было бы, прелесть моя, посему я имел моральное право тебя обратить в себе подобную. Ты должна быть благодарна мне – за жизнь человеческую и вечное бытие. Лаура, ты неотъемлемая часть меня.

– Не много ли ты на себя берешь?! – вскипела Лаура. – Думала, мы уже прошли это: я твой властелин и прочее. Я взрослая, независимая женщина! С меня хватит! Я ухожу!

Лаура сердито встряхнула волосами и взбежала вверх по лестнице в спальню. Там она распахнула платяной шкаф и стала доставать вещи, беспорядочно швыряя их на кровать.

Эдгар медленно поднялся следом за Лаурой и насмешливо наблюдал за ее истерикой, стоя на пороге.

– Если бы ты хотела уйти от меня, давно бы совершила этот шаг. Я знаю тебя с твоего первого вдоха, Лаура. И мне ли не знать, какие чувства ты испытываешь ко мне с самой юности? Поначалу неосознанные и призрачные, со временем они стали нерушимыми, неподвластными времени.

– Все было не так, – упрямо возразила Лаура. – Еще до моего рождения ты рассудил, что моя мать тебе не нравится. Думал, я создам себе новую, такую, какую захочу. Ты не учел одного: у меня тоже есть свобода воли! И я не выбирала такую жизнь! Мне приходится проживать ее как бесконечный однообразный день, у меня нет больше на это сил!

– При чем здесь твоя мать? – не понял Эдгар. – Я ни в коей мере не виновен в ее обращении, но брать на себя заботу о ней, когда наш общий создатель ушел в небытие, было бы слишком. Я двести лет ждал одну тебя, Лаура. Кроме тебя, мне никто не нужен.

– А вот я вполне способна обходиться одна! – отрезала Лаура, порывисто снимая свою одежду с вешалок. – Что и намерена тебе доказать! У меня имеются собственные накопления от продажи картин. Я уеду, и ты не остановишь меня!

Лицо Эдгара помрачнело, черты стали резче и суровее. Синие глаза потемнели, как грозовое небо, в них засверкали предостерегающие отблески.

– А тебе известно, что как твой создатель я могу тебе приказать? – произнес он вкрадчивым голосом. – Я никогда не пользовался этим правом, вот ты и решила, что можешь все. Между тем мне достаточно произнести несколько слов, чтобы остановить тебя.

Лаура опешила и уронила на пол платье, что держала в руках. Об этом она действительно не знала, Эдгар ранее не говорил ей. То есть он притворялся, что его подопечная обладает свободой воли, а на деле упивался своей безграничной властью.

– Ты этого не сделаешь, – проговорила Лаура, подчеркивая каждое слово.

– Сделаю, – повторил он со зловещим спокойствием, – если так будет нужно.

Лаура уловила угрозу, исходящую от него темной волной, и испугалась. Столько лет она видела со стороны Эдгара исключительно заботу, нежность и страсть, что почти забыла, каким он может быть: хладнокровным и безжалостным не только по отношению к жертвам, но и к ней.

Ее взгляд заметался в поисках выхода и остановился на большом зеркале на стене – почти в человеческий рост. Вампиры умели перемещаться через зеркала, но Лаура не делала этого уже тридцать лет. Она пристально всматривалась в блестящую поверхность, но та не поддавалась: вероятно, мешал вихрь противоречивых эмоций Лауры, а может, зеркало недостаточно старое. Разозлившись, Лаура схватила с полки вазу и хотела было запустить в неподатливое стекло, когда за спиной раздался будничный голос Эдгара:

– Не стоит разбивать зеркало, дорогая, я тебе говорил уже. Это опасно и, кроме того, плохая примета.

Лаура резко обернулась к нему, но поставила вазу на место. В отместку она одним движением смахнула с туалетного столика безделушки, которые не преминули тут же рассыпаться на мелкие осколки. Среди них были сувениры, привезенные со всех уголков мира: фарфоровые совы, летучие мыши, денежные жабы, фигурки Джека Скеллингтона и трупа невесты из мультфильмов Тима Бертона. Лаурой овладели жгучая обида и непримиримое желание расколоть на части все, что любовно собиралось годами. Разбить вдребезги, как свою жизнь.

Эдгар стремительно шагнул в комнату и перехватил ее запястья, пока она не разнесла весь дом. Сжав зубы, Лаура принялась вырываться, задыхаясь от неудержимого гнева. Нога девушки поскользнулась на полированном паркете, и Лаура упала навзничь, увлекая за собой Эдгара. Он вздернул ее руки за голову и крепче сжал запястья, прижимая своим весом к узорчатому паркету.

Лаура отчаянно сопротивлялась и пыталась высвободиться из его тисков, но Эдгар был сильнее. Он не причинял ей боли, лишь наблюдал за ее тщетными усилиями. Оба тяжело дышали, разгоряченные схваткой, так что кровь быстрее быстрого бежала по их венам.

– Отпусти меня! Я хочу уйти, – упорно твердила Лаура.

Эдгар приподнялся, нависая над ней и оценивая масштаб катастрофы. Волосы у Лауры разметались, голубые глаза превратились в осколки льда, губы побелели. Судя по всему, настроена она была решительно.

– Никуда ты не уйдешь, – возразил Эдгар со своей извечной невозмутимостью, от которой Лауру трясло до мороза по коже. – Я отлично знаю тебя – ты гневливая, но быстро отходишь. Готов поспорить, уже через час все будет в порядке. Аккуратнее, милая, кругом полно битого стекла. Мне не хотелось бы, чтобы ты поранилась.

Лаура фыркнула, точно рассерженная кошка, сдувая с лица непослушные пряди и пылинки, что кружились в солнечном свете и оседали на ее волосах. Даже в таком положении она не выглядела беспомощной: на щеках играл румянец – отголосок ее яростной вспышки.

– И что ты сейчас сделаешь? – спросила Лаура с вызовом. – Возьмешь меня силой, чтобы доказать свою власть, как было с Эвелиной?

– Зачем же? – в тон ей ответил Эдгар, хотя упоминание имени Эвелины считалось в их семье запрещенным приемом. – Я сполна расплатился за содеянное и давно раскаялся. Более того, у меня нет потребности принуждать тебя к близости, унижать или мучить. Я подожду, пока ты остынешь, твой взгляд сейчас может прожечь дыру в стене. Мы спокойно поговорим и будем жить как раньше. Хотя, если ты настаиваешь, мы можем попробовать что-то новенькое. Я давно подозревал, что тебе нравится пожестче.

Эдгар посмотрел на Лауру тем самым обезоруживающим взглядом, который ее когда-то покорил. Затем наклонился и скользнул поцелуем от ее виска до скулы и легонько прикусил мочку уха, отчего у Лауры сладко заныло внизу живота. Щеки у нее стали совсем пунцовыми, губы задрожали, в теле появилась звенящая слабость и смутное томление. Лауре пришлось признать: она желала Эдгара, даже когда злилась. Ей больше не хотелось бороться, вместо этого появилась неодолимая тяга в очередной раз отдаться ему – прямо на полу, среди осколков. Позволить Эдгару доминировать, а себе, не сдерживаясь, извиваться и стонать под ним. Лаура недоумевала, как он добился, что за минуту от ее ярости не осталось даже ничтожной искры.

Эдгар поднял ее тело, как тряпичную куклу, и перенес на огромную кровать, прямо на ворох разбросанной одежды.

– Так-то лучше, – сказал он и поцеловал Лауру, разомлевшую и уже побежденную, подчеркнуто нежно коснулся полураскрытых в изумлении губ. Больше он ничего не делал, просто наблюдал, как утихает ее гнев и постепенно выравнивается дыхание.

– Ладно, – протянула Лаура, – я останусь, но при одном условии!

– Это смахивает на шантаж, – усмехнулся Эдгар, – а шантажистам нельзя давать ничего, мне ли не знать. Однако мне любопытно: чего же ты хочешь?

– Одно мое желание, – выдала Лаура, поразмыслив, – не сейчас, а когда оно мне понадобится.

– Всего одно? – осведомился Эдгар, продолжая крепко удерживать ее за руки. – Твои желания и так исполняются!

– Речь идет о желании, которое ты выполнишь, даже если оно будет идти вразрез с твоим, – уточнила Лаура. – Мое право вето, как было у вас в польском сейме^[8].

– А у меня будет право вето на твое вето? – Эдгар вопросительно изогнул бровь.

– Нет, ни за что, – твердо заявила она. – Ты дашь мне слово и сдержишь его!

С лица Эдгара вмиг слетело всякое выражение, взгляд стал отстраненным, пальцы на ее запястьях разжались. Лаура не воспользовалась этим моментом, чтобы освободиться, потому что поняла: он смирился, а она выиграла. Наконец Эдгар посмотрел на нее в упор.

– Ладно, я обещаю.

Лаура отодвинула его в сторону и присела на кровати. От осознания своей неожиданной, но такой приятной победы ее вожделение к Эдгару испарилось, уступив место насущным заботам. Она оглядела следы разгрома в их уютной спальне и расстроенно вздохнула.

– Ратха не поймет, придется убирать все это самой. Эх…

– Так уж и быть, я тебе помогу, – смилостивился Эдгар и отправился за пылесосом.

Мир в доме восстановился, однако оба не подозревали, что их скучной и спокойной жизни настал конец.