«Целый мир… Для меня это слишком сложно и много…»

Целый мир… Для меня это слишком сложно и много,
Мне бы единственную улицу, где однажды тебя я встречу.
Пусть там будет всего одна, узкая, но одна дорога,
Я обниму тебя и это будет моя, короткая вечность.

Целый мир… Это слишком абстрактно и непонятно.
Хватит одной скамейки, чтобы быть счастливыми,
Целый мир хорош, когда ты хочешь играть в прятки.
А я хочу видеть тебя, чувствовать руки твои сильные.

Целый мир… Он безразличен к нашим проблемам.
Ему до лампочки наши мечты, да и желания тоже.
А я хочу, чтобы переплелись наши дорожки-вены,
И чувствовать как руки дрожат, прикасаясь к коже.

Целый мир… Да к черту целый мир. Мне он не нужен.
Мир, где нет тебя рядом, не мир, а степь мёртвохолодная.
Мир без тебя – моего – огромная ледяная лужа.
Где тонет душа моя, если тебе она стала негодная.

Целого мира нет! Есть временная субстанция.
С коридорами времени, с закоулками-воспоминаниями.
Сегодня ты – Д'Артаньян, а я буду твоей Констанцией.
А мир.. Пусть подождет или гори оно всё синим пламенем.

«Верую – шепчет мать в ночи, стоя у икон, за детей своих, на коленях, молясь об их здравии…»

Верую – шепчет мать в ночи, стоя у икон, за детей своих, на коленях, молясь об их здравии.
Даже если отвернулись врачи, а на соседней койке кто-то кричит «Тебя же здесь умирать оставили!»

Верую – даже если жизнь прожив, лба не перекрестив, но в момент, когда, кажется, неоткуда ждать подмогу,
Из потаённого уголка души, где до поры, до времени лежит, Вера восстает и летят слова молитвы Богу.

Верую – шепчет солдат, крест нательный в кулаке зажав, вместе с последней гранатой, выдернув чеку.
Рядом лежит уже пустой автомат, и мертвые глаза друзей в небо глядят, и враги радостно крича, к нему бегут.

Верую – шепчет врач, скальпелем делая первый разрез, но заранее зная – операция уже не поможет.
И в этот момент он и надежды свет и палач, но клятву давал и отказаться уже просто так не может.

Верую – шепчет спасатель, глядя на горящий дом – в окне бьется мать, а дети уже не кричат. Молчат. Живы ли?
Крест поцеловав, делает первый, возможно, в бессмертие – шаг и голос Бога звучит в ушах: «Живы. Ещё живы»

Верую – кричала девочка на Сямозере, из воды ледяной мёртвых друзей, по одному, вытаскивая.
Волны злые детей на скалы бросили, разбили, заморозили, а она верила – такая маленькая и отважная.

Даже когда остался совсем один, когда небо черное молча на тебя сверху глядит, прошепчи, скажи, закричи – Верую!
Господь для всех един, и за каждым из нас следит, и поможет всегда, если жить с чистой душой и в сердце – с Верою.

Осенняя весна

Отключи в голове своей календарь, часы убери подальше, просто расслабься.
У нас с тобой сейчас будет весна, настоящая, с цветущим садом и бабочками.
Между деревьев будем скользить – музыку выбери сам – в нежном вальсе.
Босиком, по траве, ноги омоет роса, а мир вокруг такой нежный, сказочный.

Отключи телефон, никто не должен звонить, мир нас с тобой подождет.
Наша весна с золотыми оттенками осени? Ну и что. Так было нами задумано.
Завтра день будет новый, а сегодня наш весенний танцевальный ночной полет,
И вокруг не опавшие листья, а лепестки цветов подхватили нас и несут над городом шумным.

Вихрь цветов белоснежных, под ногами пушистые облака и вместо одежды – тонкие шелковые простыни.
Смешно? Ну и пусть. Снизу не видно, а сверху за нами не смотрят. Другими делами заняты.
На пояснице моей твоя рука, мы смеемся от счастья и смех летит вниз звездной россыпью.
И лишь тихим аккордом – грусть… Каждое наше движение стенографирует в книгу. Особую. Памятную.

Ох….Гениальный, но не графоман… Гениальный человек в этой прекрасной, чувственной, талантливой, неординарной женщине – восхитительной поэтессе, чьи слова-мысли льются и льются рифмами-чудесами. Действительно, после прочтения таких произведений начинаешь понимать – вот только что, именно в этот момент, ты начал дышать… Спасибо, Валюша!

Дар второй – Вера Деткова

Я пишу…

То, о чём говорит сердце.
В данную вечную секунду, в это самое мимолётное мгновение.
Оно умеет говорить.
Удивительно, сердце знает и тоску неизбывную, и любовь словами неописуемую.
Хорошо помню первые строки, мною написанные.
Они – саму удивили; испытала шок, когда ночью проснулась, взяла тетрадь, и писала, писала, писала…
Записывала всё, что слышала, всё, что лилось рекой.

Ту тетрадь и озаглавила: не моё!
Далее частицу «не» зачеркнула, добавила: моё ль?
Помню, как чуть позже добавила: моё.
Строки удивительно – вопросительно – просительные :

«Просятся, не просятся, но впускаю в мир…
Будто заколосятся мысли, но мои ль?»

«Лирика печальная, веселы названия.
Жизнь моя хрустальная, от того ль страдания?»

«Птицы певчие, травы алые.
Ты меня за плечи, жизнь, обняла бы!»

И таких первых строк было написано очень много, очень; целая первая тетрадь. Далее была жизнь. Она продолжалась. Стихи писались сами собой: разные, коротенькие, грустные, длинные, веселые, озорные и философские.

Пишу уже который год, постоянно; лет двадцать – не менее. Не могу не писать. Быть может, когда-то и замолкну, не знаю.

Год целый как озвучиваю собственные стихи. Нравится это делать; так и есть; ничего поделать с этим не хочу, не могу; и не желаю менять этого. На всё есть своё провидение. Верю, ибо физик – мистик по профессии, по натуре.

Слушая, слышу, и записываю всё то, о чём шепчет молодая и тысячелетняя моя душа; кричит молча что, много испытавшее и пережившее сердце.

В своих произведениях я хочу… рассказать об эмоциях; о безграничных, не затихающих чувствах; вылить на бумагу всё, чем переполнена. Рассказать о главном в этой жизни; о том как важно быть искренним, настоящим в любой ситуации, в любое время; в общении с любым существом в этом мире. Не фальшивить, когда тебе плохо или хорошо. Писать не по чьему-то заказу. А по велению внутреннему.

Сама никогда не знаю, что же в итоге проявится на белом экране чистом, когда начинаю смотреть в свою душу и слушать её.

Записывать – как шёпот, еле слышимый; либо крик, не приглушаемый, громкий.

Сердце разрывалось порой от избытка переживаемого; и просились наружу слова – не слова; и мотивы разные, в интонациях разных. Слышны были и мелодии странные, напеваемые в стихах.

Хочу очень, чтобы люди ничего не боялись. Не боялись быть самими собою. Не страшились быть: и девочкой ранимой, и сосредоточенным взрослым человеком. Мудрым преподавателем, любящим детей; и рыдающей долго безудержно, над умершим волнистым попугайчиком, проживающим на кухне – членом семьи… целых тринадцать лет.

Чтобы изменить сегодня, нужно… всего-то и быть настоящим, добрым и ласковым, трепетно нежным, заботливым; отважным и мужественным; справедливым и неугасимым оптимистом, бегущим по классам – по клеточкам, рисованным на асфальте в игре; в жизни великолепной – сидя, не в клетках; проживая миг каждый – честно и достойно; не вздумать и помыслить, слышите – не помышляя, об обиде кого-то другого, никого – специально; не нарушив чести и достоинства личности – и не важно сколько лет этой личности: год или тридцать, пять или вечность.

Творчество для меня – это… каждый вечер, плавно перетекающий в тихую ночь позднюю, медленно иль быстро переходящую в каждодневное ранее утро.

День каждый, минута каждая.

Наполняюсь как сосуд жизнью; впитываю как губка общение с людьми, с книгами; для того чтобы излиться; вечером и ночью – стихами разродиться.

Честно признаюсь: на пьедестале – незыблемых авторитетов в этом мире для меня нет.

Никого!

Есть любимые и очень любимые люди, есть обожаемые и самые – самые. Есть очень родные и уважаемые. И не столь важно: рядом они иль не рядом, живы они, иль не живы. Они есть в моей жизни; и это главное.

Моя жизнь – это… череда подъёмов головокружительных и в виражах – стремительных спусков; полёты во сне и наяву; много – много книг прочитанных; много – много мыслей, теорий разных, выдвигаемых и проверяемых в экспериментах лично.

Помню, как пыталась не дышать, поверя, что наш мир – матрица; и дышать здесь вовсе не обязательно.

Смешно теперь и не смешно.

Моя жизнь – это любовь безудержная со страстями жгучими; нежность и трепет душевный; лепет детский и слёзы; причитания и пламя неугасимое в сердце. Разлуки и встречи, разочарования и страх потерь; предательство близких и преданность, будто собачья – далёких незнакомых, вначале, людей.

Мир проявленный и не проявленный; великолепный удивительный мир – в каждой встреченной душе – человеческой и человечной.

Пожелания всем пишущим – творящим…

Буду предельно кратка: не бойтесь ничего; ничего старого, ничего нового; не страшитесь делать первые шаги, учась ходить; верьте в себя и любите то, чем занимаетесь.

Не бойтесь критики. Творите для себя. Искренне и вдохновенно. Услышьте шелест утренних звёзд. Услышьте себя истинного, сердце своё и душу – необыкновенно про всё знающую и чувствующую; услышьте всю гамму всего вами, именно вами, а не кем-то переживаемого; ибо всё изначально в вас – всё, что присутствует во всех веках; знаемо что всеми существами, во всех галактиках и во всех вселенных.

Именно так. Вы и есть эта галактика. Вы и есть этот удивительный мир.

Познавайте его в наслаждении поиска, отдайтесь целиком и полностью.

А теперь предлагаю ощутить силу творчества Веры…

«Это что-то сверх известного понятия…»

Это что-то сверх известного понятия.
Время – нереальная штуковина.
Его и растянуть пружиной можно;
свернуть в окружность осторожно,
и смаковать, как сладкую конфетную,
в том шарике – обложку.
До донышка не допивая, не вылизывая,
миг каждый проживать – неподражаемо;
сжимать в руке, не отдавая никому;
и не делясь ни с кем.
Только с Тобой, с родным.
Есть время совершенно новое,
волшебное: таинственно – любимое.
И это каждый миг,
мгновение неповторимое.

Чем больше человек,
тем больше в человеке.
Чем дольше Ты, тем я нежней.
Не оторваться от Тебя, любимый.
Согреть в благоговении,
и уважать божественный покой.

Есть смысл неведомо знакомый;
он между строчек, между слов.
В молчании звенящем – не пустота.
Лишь время выдоха и вдоха.
Есть ощущение Вселенского Тебя,
в миг каждый – нового и нового.

Мой главный тренер сборной.
Мой самый честный индикатор.
Мой тест любимый.
Мелодия душевная,
в звучании хрустальном.
Везде, везде – всегда с Тобой.

Мне время рассказало суть свою.
Я знаю тайну.
И расскажу Тебе, хороший мой.

С Тем остаюсь,
в веках не расставаясь,
кого на Свете Белом :
Том и Этом – всецело уважаю,
всей душой и сердцем я люблю;
боготворю кого,
ни капельки…
ни капельки
при том
не унижаясь.

«О, да! Я ничего…»

О, да! Я ничего
с собой поделать не могу.
На расстоянии люблю
Тебя – мне, посланного Богом.
Как просто же, любить Тебя – боготворю.
Как сложно мне любить Тебя —
такого родненького, посланного Богом.

И обнимаю – расстоянием, что между.
И глажу волосы, целуя их так нежно.
Какие же слова произнести,
какие подобрать мне?
Могу, любимый, молча обнимать —
не отпустив :
и ни на шаг, и ни на день,
и ни на ночь, и ни на йоту —
Тебя, мне посланного Богом.
Сомнения все – к чёрту!

Интонации услышь
в словах произнесённых.
Они – родной, нектаром пролились;
не в забегаловке – фастфудом,
быстро прожевав который,
орудие убийственное нации,
чтобы снарядом голод утолить.

Раскрасил жизнь мою;
Ты появился, мир проявился красочный.
Как просто же, любить; и ощущать,
и чувствовать, и понимать.
Я прекратила воевать,
доказывать в себе – себя.
Исчез тот мир, что грустно – чёрный.
Благодарю Тебя.

Какая разница, что дальше будет?
Благодарю и Бога, что послал Тебя.
Он обнимает нас сейчас, детей своих.
И мысленно в сей миг, я чувствую —
меня Ты обнимаешь
крепко – крепко – крепко,
посланную Богом.

«Нас убивает тишина…»

Нас убивает тишина
отчаянная, в сердце.
Озябшей, вяжущей на вкус, и горькой —
становится любая «мелочь»,
которая не в кошельке гремит;
когда и где подмечена – не важно,
произнесённая: ни кем – то,
ни кем – нибудь, бездумно;
слетела с уст в порыве гнева;
которая «случайная»,
летящая – само собой.

Нас убивает каждое мгновение,
когда безрадостные будни тяготят;
когда в шеренгу выстроились —
к диктатору любимому добровольно мы.
«Пусть говорят» – ах, если б говорили.
Спина прострелена словами,
брошенными метко.
Нас убивают, когда играют в нас,
в игрушки кожаные – плюшевые.
Наши же любимые нас убивают —
не на войне, стреляя в спину,
попадая в сердце – прямо в душу.
Играются забавы и от скуки ради,
единственные и родные.
Как же так?
Нас убивает тишина отчаяния.
И остаётся, да – любимые,
тоскливая отметина прощальная,
печатью горькой едкой
в сердце, на устах.

Физик-мистик, мудрая, фантастическая женщина, поэтесса. Ее стихи – нестандартные пули времени, которое она то растягивает, давая возможность ощутить каждую каплю на губах-жизни, то сворачивает в рулон —на потом, на память, на вечность…